— Маруся! От счастья слезы льёт! Как гусли, душа её поёт!...
Любование колонной, следующей на лесоповал, прервал крик дозорного:
— Лодка! Маленькая! Странная! — Обеслав бы без повода кричать не стал, рассудил я, и пошёл посмотреть на лодку ту.
В плавсредстве был один человек, он управлял им на манер байдарки. "Морячок" внимательно осматривал каждую кочку, пригорок, прислушивался к звукам, застывал, и двигался дальше. Действительно, странно. Взял Кукшу, вооружились, пошли посмотреть, что происходит. Лодка меж тем сунулась к нашему передвижному защитному сооружению у входа в заводь, и мужик начал бодренько так пробираться через кусты. Вот те раз! Это что ещё за сталкер тут завёлся? Нарядились по-военному, отправились встречать незваного гостя. Сбоку, тихо подошли к мужику. Тот стоял и пялился на стены, колючую проволоку, ворота. Так было, пока прибывший пока нас не увидел.
— Уважаемый! Чего надо-то? — крикнул я.
Мужик обернулся, увидел меня в камуфляже, заулыбался:
— Ну вот, нашёл! — произнёс он довольно... И рухнул на землю!
Подбежали, перевернули его лицом к свету. Мужик лёгкий, как пушинка, худой, оборванный. На свету разглядели — Лис...
— ... Когда мор пошёл, — Лис уплетал за обе щеки бульон, — у нас на Ладоге спокойно было. Первый год пускать всех перестали, так и спаслись. На второй год вроде лучше стало, торговля малость пошла, ну и мор с ней. Волк слёг, половина его дружины — тоже. Да и я в горячке метался. Брат помер, много ещё людей полегло, меня миновало. Встал только по весне, считай. Семья брата уже ушла к родичам, кто выжил. А в детинце новый хозяин — Рюрик из полоцких земель пришёл, как реки вскрылись. Пришли, да и подмяли под себя всё. Ладога-то считай опустела, несложно было...
Лис откинулся, не в силах больше продолжать насыщение, и продолжил:
— Я было к нему сунулся, в помощники, но у него свои уже есть. На Ладоге потом пытался устроиться, да из дома меня попёрли, изба-то моя в детинце была. Как на ноги встал, попросили освободить. Новая метла по новому метёт...
— И что ж ты, не накопил добра за эти годы? — я налил ему отвара, вроде целебного он у нас, для укрепления здоровья.
— Да какое там добро! — Лис горестно махнул рукой, — Все в Ладогу вкладывал, лодки, стены, торг, сам жил под братом. А его не стало, и я вроде как не нужен уже. Дружина Волка, кто остался, к Рюрику пошли, я их не виню, он воин справный. В Новгороде замятня....
— А там чего? — я помнил, что Святослав говорил, что Гостомысла больше нет, но подробностей бывший вояка не знал.
— А Гостомысл помер и наследника не оставил. Кто главный теперь — неясно. Вот и спорят там, да за оружие бывает хватаются. Рюрик-то не просто так пришёл, я народ поспрашивал. Он на Ладоге сел, себе людей собирает, чтобы тоже к Новгороду пойти, в замятне поучаствовать. Может, повезёт, да сам и сядет там. А я собрал припасы, да и рванул тебя искать. Больше-то некуда особо, я пока на Ладоге был многим на хвост наступил...
— А искал как? — Обеслав, который тоже знал шапочно Лиса, подлил тому отвара погорячее.
— Ну мы когда границу определяли с тобой, чтобы друг другу дорогу не переходить, уж сильно ты в речку ту, Свирь, вцепился, — на измученном, худющем лице Лиса появилась знакомая хитрая улыбка, — вот я и подумал, с чего вдруг? Знать, на закате от неё ты живёшь, раз так рисовал да землю за речкой этой отстаивал. Вот и пошёл на лодке, тебя искать.
— И долго ты шёл, мил человек? — Буревой тоже поучаствовал в разговоре.
— Да месяц почитай как вышел, — Лис облокотился на стену, мы в бане сидели, — не подумал только, что народу тут мало после мора, хотел за серебро еду брать, было чутка, да никого нет, кто продал бы. Вот чуть и не околел. Хорошо, дойти успел. Примешь меня, Сергей, а?
— Да не вопрос! Ты мужик с головой, а такие нам нужны. Сейчас отдыхай, а по утру документы справим, паспорт, медкарту, чтобы как у людей.
— Не понял я ничего, но то воля твоя, делай как знаешь, — Лиса начало клониться в сон.
— А Торир был у вас? Давно ли? — Кукша растормошил почти заснувшего мужика.
— Давно, позапрошлой осенью. Дочка у него слегла, так и пошёл домой с ней... — Лис вырубился.
Я приобнял пасынка за плечи:
— Погоди горевать Кукша, ничего не ясно. Может, перекантуется Торир, переболеет Сигни, да придут ещё.
Парень сидел мрачный, процедил сквозь зубы только:
— Буду ждать...
Появление Лиса внесло некое разнообразие в нашу жизнь. Он по утру вышел из дома, где мы его положили, скелет кожей обтянутый, в одном нательном, отпустил пару комплиментов Леде, проходящей мимо, получил на орехи от Смеяны, за то что раздетый шляется, и был загнан в помещение, лупая удивлёнными глазами. Мелкая его чуть не затолкала в дом, да ещё так смело, что он и не подумал сопротивляться. Я уже ему разъяснил что по медицине и здоровью она тут главная, да помощница её, Роза, даже мне им подчиняться приходиться. Лис только повздыхал, что, мол, и на Ладоге так надо было, может, и мор бы стороной прошёл. Вышел уже одетый, я его повёл на экскурсию. Показал первую крепость, мастерские наши, дома, домну, склады. В оживающих глазах Лиса начали крутиться денежные знаки. Такого богатства, да в таком количестве, да так утилитарно используемого, он ещё не видел. Ходил и охал, вздыхал, пучил глаза и ловил падающую челюсть
— Я на лесоповале! Сотни пил затупил! И под шёпот кандальный по ночам... — раздалось на всю крепость.
— Это что ещё?! — Лис прислушался к вою нашего заключённого.
— А это Святослав, он у нас сидит. Завтра отпускать будем.
— Че-е-его? Где он сидит? Куда пускать?
— Залетел было по сто сорок второй, прокурор трояк влепить хотел, да адвокат вытащил. Теперь чалится, на нарах, первая ходка у него случилась, на "медицине" сидит, — я дурковал на том жаргоне, которое считал "феней".
— В тёмной сидит? Да поёт!?
— Ну почему в тёмной? Вполне себе светлой! Небо в клеточку, одёжка в полосочку, — я повёл его в нашу не то "турму", не то психоневрологическую лечебницу...
— Кругом тайга-а-а-а, а бурые медве-е-е-еди, осатанели, стало быть весна-а-а-а-аааа! — надрывался Святослав, когда мы вошли, — Начальник! Вышел срок! Завтра отпускать меня будешь!
Эта пикировка да жаргон зародилась сама собой, в процессе нашего общения. Ради смеха прикалывались, тем более что Святослав сидит в абсолютно санаторных условиях.
— Вот, видишь, чалится, — я ткнул в Святослава, протянул ему руку, мы поздоровались, — Здорова, арестант!
— И тебе не хворать, начальник!
— О! Так ты же сын Мечислава Большого! Святослав! — Лис внимательно осмотрел пленника, — Ты к нам на торг на Ладогу ходил, с пушниной.
— Лис!? А ты как тут? — Святослав скорчил хитрую рожу, — Небось, тоже прокурор дело шьёт?
— Не, я сам... — Лис хлопал глазами.
Мы посмеялись, пояснили Лису над чем, тот шутку понял, нормальный мужик. Посидели, пообщались втроём. Прояснили международное положение, собрали данные от всех, кто был хоть немного в курсе. Оставил Святослава "чалиться" дальше, до утра. Уходили мы под вой про то, как он "... вольняшкой вернусь на материк". Вот же память у мужика, даже слова незнакомые не мешают запоминать чуть не налету тексты! И ведь только пару раз спел, когда настойки втихаря по паре рюмок пропустили с изолированным от мирской суеты воякой, по поводу день рождения Вовки.
— Как там арестант? Все надрывается? — дед на тракторе подъехал к нам.
— Ага. А ты чего? Куда машину ведёшь?
— Да хочу лодку рыбацкую чуть переставить, подлатать её надо. Вот и еду, — лодку правили внутри нашей части крепости, бывшим людям Святослава трактора и прочую машинерию мы пока не показывали.
— А большой чего не взял?
— Не готов ещё, Обеслав доделывает, с Юркой и Кукшей. Там только собрать...
Лис стоит в шоке, рассматривает наш "паропанковый" трактор. Я только улыбнулся про себя. О сколько ему ещё открытий чудный предстоит!
Учитывая количество пашни, которое мы запланировали на этот год, и количество водителей тракторов, пришлось делать более сильные машины. Соединили два паровых двигателя, раму укреплять пришлось, перепроектировать много. Кроме непосредственных обязанностей по обработке земли, на трактора в этот раз ляжет ещё и задача психологического давления на крепостных. Надо их ещё больше укрепить в мысли о том, что Москва такое место, где образование и наука к удивительным вещам приводят. Ну и готовить потом водителей да механиков из бывших крестьян, а это та ещё задача для людей, которые ничего сильно сложнее телеги в жизни не видели. Потому переделки тракторов производились таким образом, чтобы сначала ошарашить людей, а потом — максимально включить в работу с машинами.
— Лис, пойдём... Лис! — гость с Ладоги стоял, уронив челюсть на землю.
-Ты чего? Челюсть подбери-то, а то земли наглотаешься, — я усмехнулся.
— А как он сам-то... Идёт... Железный!... — у человека культурный шок.
— Да ты не спеши удивляться, ещё не то увидишь. Хотя... — я задумался.
Да, Лис человек вроде неплохой. Однако на таком скользком фундаменте нормальных, деловых отношений не построишь. Вдруг у него своё что на уме? Выведает что у нас тут да как, и рванёт куда докладывать. Ну или дружину собирать, чтобы тупо завоевать Москву. Надо бы определиться. Вот в этом ручье и выдал я гостю ладожскому:
— Лис, давай на чистоту. Ты в каком статусе тут оставаться собираешься? Я, само собой, не гоню, но и определиться с отношениями между нами тобой, а точнее — между Москвой и тобой, надо. Ежели так, на время останешься и рванёшь дальше, то я тебе помогу, не сомневайся. Еды дам, одёжки, ещё чего в дорогу. Но особо распространяться о нашей жизни не стану. Ну а ежели остаться решишь — надо чётко закрепить в ряде, чтобы и боги и люди свидетелями стали, кем ты будешь в Москве.
— Да идти-то особо мне не куда. Семьи не нажил, дома — тоже, — Лис отошёл от созерцания трактора и чуть задумался, — Коли под свою руку возьмёшь, пойду, не чинясь. Ты тут главный, и со своими порядками лезть не стану, то тебе моё слово. Ну а там сам скажи, где я больше пригодиться смогу. По торговой части знаю, лодки ещё, людей, воинское дело да как хозяйство в городе большом вести...
— Ну, положим, в нашем городе, — прервал я Лиса, — хозяйство другое, да и жизнь — тоже. Торговое дело пока не развито, да и когда будет — неведомо. Воинские науки московские тебе самому осваивать придётся, не так у нас всё, как на Ладоге. Да и крепость чуть другая.
— Выходит, некуда особо-то и приткнуть меня, — чуть расстроился Лис.
— Да нет, то я так, вслух рассуждаю, — успокоил я бывшего канцлера Ладоги, — вот что. В слепую, без понимания того, на что ты соглашаешься, я тебя под свою руку брать не стану. Пойдём в дом, там Законы наши прочитаем. Коли по душе придутся, и со всеми ними согласишься, тогда и клятву с тебя брать буду. Но смотри! Сразу предупреждаю — тут боги наши, они сильные, и место хитрое, нигде больше такого нет. Потому коли нарушишь ряд, что мы с тобой заключим при твоём согласии, нигде тебе покоя не будет.
— Понимаю, — подобрался Лис.
— Ну тогда пойдём, — и мы направились в актовый зал.
До вечера я читал вслух "Трактак", Конституцию, Кодексы. У нас к этому моменту достаточно структурированная юридическая база сложилась. В "Трактате" написано, к чему мы стремимся. В Конституции — основные принципы, по которым живём, чтобы написанное в первом документе исполнить. Этот документ достаточно короткий. А Кодексы, которых уже куча развелась — Строительный, Хозяйственный, Медицинский, Административный, Военный, Финансовый и другие — конкретные положения Конституции раскрывают на уровне конкретных действий и ограничений. Потому законы новые и указы все собраны аккуратно, в одном месте, и доносить Лису правила жизни в Москве было достаточно просто.
Гость Ладожский особо ерепениться не стал, со всем согласился. Потому вечером, на закате, мы привели его к присяге на Перуновом поле. Кровавый отпечаток на тексте клятвы свободного жителя Москвы, что ещё для корелов разрабатывали, прибавил наше население на одну единицу. Лис с глубоким уважением отнёсся к идолам, и с не меньшей серьёзностью — к процессу перехода под руку Москвы. Фонариком, правда, деду чуть помахать пришлось потом, для закрепления в глазах Лиса божественного одобрения его перехода в новый статус. Мол, приняли боги тебя, будь добр теперь подчиняйся.
Удивлялся, правда, Лис всему. Особенно, когда его на паспорт сфотографировали. Быстрое и точное изображение себя, любимого, на кусочке бумаги привело мужика в полную прострацию, он нас даже в колдунстве заподозрил, но не в злом, а так, среднем. Мы поржали, мол, привыкай, новоявленный гражданин России, тебе ещё винтовку осваивать, как вольному стрелку. Долгов за Лисом нет, потому в крепостные ему не судьба. Оформили пока стажером Государя нового жителя, привыкнет, чуть подучиться — может, и до другой должности дорастёт. А пока запас его серебра выкупили за рубли московские, в дом в первой крепости свободный определили. Из обязанностей у Лиса теперь было ходить за мной, всё подмечать, особо не лезть в процессы, а вот вопросы и предложения свои — готовить неустанно, и доносить их вечерами на общем собрании. Лис был доволен, такой статус и такие перспективы его устраивали.
На следующий день у нас был процесс освобождения из места лишения свободы Святослава. Наши все радовались, поднадоел он песнями своими тюремными откровенно. Оформили необходимые бумаги, выдали одежду и повели на встречу с бывшими его людьми. Самой же большой трудностью пока для нас было одно — понять, чем занять Святослава. Обратно внедрять его к крепостным, получив независимый центр силы в Москве, я не хотел, потому, собственно, не сильно и распространялся о происходящем в городе. Больше о законах наших и порядках рассказывал, да пленного выпытывал о его жизни. В идеале, его надо бы у себя оставить, в нашей половине крепости, и занять чем-то полезным. Причём так, чтобы долг он выплатил быстрее остальных, и окончательно влился в общество Москвы на правах свободного человека. За время, что мы беседовали, я убедился в том, что мужик он цельный, башковитый и волевой, такого надо при себе держать. Как, впрочем, и хитрого Лиса. Тот тоже нам пригодиться, много знает и отличается умом и сообразительностью. Но в отличии от Святослава долга на нём нет. И сейчас бывший канцлер Ладоги откормиться, придёт в себя, и может начать свою игру вести. А оно мне надо? Вот такие мысли в голове были, пока мы к баракам шли.
Встреча с людьми у Святослава вышла бурная. Народ откровенно радовался встрече да с уважением в ноги кланялся бывшему руководителю. Мол, довёл до нового места, как и обещал, и даже больше — вон как жизнь наладилась. Ладимир толкнул речь. Из неё выходило, что храбрый и мужественный Святослав спас всех, но только вот слегка оступился, за что и постигло его наказание. Но старался-то он за общество всё, и теперь они ему благодарны, выходит, практически за всех он пострадал, грудью своей народ свой прикрыл. Я от такого аж присел. По речи Ладимира получается, что посадил я по статье практически политического заключенного, борца за народное счастье и вообще — хорошего человека. Потом, правда, староста крепостных и нам комплимент отвесил, что, мол, справедливо всё решили, и наказание полностью проступку соответствует, а долг — дело наживное, и все это понимают, как и свою вину в его наличии.
