Естественно, эта часть, как и вся Гильдия, была окутана тайной, и никто не знал даже приблизительное расположение подземелий магов. Вот у них-то Рабар вполне мог попросить помощи, учитывая, что он открыто выступил против Реджинальда, при чьей поддержке был убит Архимаг Асфар.
Гильдия вряд ли бы в одиночку пошла против короля, а вот при поддержке западного Королевства маги вполне могли поднять знамя мятежа.
— Мечты, мечты, — после такого короткого пребывания в Катакомбах Рабар уже соскучился по человеческой речи и, чтобы не сойти с ума от одиночества и голода, стал говорить сам с собой.
На герцоге остался только камзол, штаны и ботинки. Кирасу он скинул уже после первого часа пребывания в этих подземельях.
— Интересно, а почему эти подземелья называются Катакомбами? Тут же вроде никто и не похоронен? Хотя вот только на ожившего мертвеца и не хватало нарваться, — Рабар улыбнулся и продолжил свой путь, свернув в очередной коридор.
Вообще-то маги и священники отрицали существование живых мертвецов, особенно в подземельях под городом. Это не касалось только вампиров: маги настаивали на том, что они есть, причём их не так уж и мало.
В старинных трактатах утверждалось, что первым вампиром был какой-то маг, возомнивший себя богом, и проклятый за то истинными повелителями этого мира на вечное существование, которое нужно поддерживать свежей кровью.
Ну а ещё его последователям было уж слишком вредно серебро и осиновый кол. Первое за вроде как благословение богов, второе по менее прозаической причине: осиновое дерево имело свойство забирать и впитывать в себя магию. А уж удар в сердце просто уничтожал и всё волшебство жертвы.
— Есть и вторая легенда, ещё более старая, — герцог опять начал разговаривать сам с собой. — Но только о ней в таком месте лучше не вспоминать.
Герцог всё продолжал идти по бесконечным коридорам, понемногу теряя последние надежды на то, что когда-нибудь найдёт выход отсюда. Ему внезапно вспомнился один из вечеров в замке Рабар, который окружал одноимённый город. Тогда его посвятили в рыцари, и тот день казался молодому Фридриху самым счастливым в его жизни.
Потом это место заняло рождение дочери Екатерины, которую он потом выдал замуж за Лотаря Аскера. Теперь у Фридриха уже было два внука, подававших большие надежды. И как назло началась эта война Фердинанда и Реджинальда. А какие пиры были! Вино текло рекой, одного мяса было не меньше пяти видов. Да, повара постарались на славу...
От этих мыслей в животе у герцога заурчало. В последний раз он ел за несколько часов до бегства, что было, по его мнению, уж слишком давно. Вообще-то, Фридрих любил хорошо накрытый стол, на котором были пусть и простая, зато хорошо приготовленная и вкусная еда.
А вот подобная ситуация для герцога была настоящей пыткой. На поясе ещё болталась полупустая фляжка, которую он совершенно случайно прихватил из особняка. Фридрих отхлебнул из неё и усилием воли заставил руку вернуть флягу на место: воды поблизости явно не было.
— Интересно, сколько я ещё могу петлять по этим катакомбам, оставшись без еды и воды. Неделю? Два дня? Или два часа? — звук собственного голоса успокаивал, но недостаточно сильно.
— Кстати, а почему эти подземелья называются катакомбами? Трупов-то тут как раз и нету, разве только костяки излишне храбрых горожан, решивших пощекотать себе нервы. — Фридрих уже забыл, что сказал это. А может, и не забыл, просто лишний раз хотел услышать хотя бы свой голос.
С подобными мыслями герцог шёл ещё несколько часов, а потом привалился к стене, решив немного передохнуть. Через несколько минут он хотел только дать глазам секунду покоя, закрыв их. А через мгновение сон уже овладел им.
Снился герцогу настоящий кошмар: Фридрих видел, будто в слабо освещённую комнату совершенно бесшумно входит какая-то фигура, завёрнутая в чёрный саван. Или это сама тьма приняла форму одеяния мёртвых? Между тем фигура подошла почти вплотную к Рабара, уставившись на него.
— И приснится же такое! — прошептал герцог, зевая и руками протирая глаза. — Онтар всемилостивый!!!
Похоже, герцог видел не совсем сон, или даже совсем не сон: на него на самом деле кто-то уставился. У неизвестного была необычайно бледная кожа, совсем как у трупа, глаза красные, лишь в зрачках виднелись совсем крохотные карие пятнышки. Заострённые кончики ушей росли к голове под большим углом. Фигура слегка улыбнулась, обнажив при этом свои клыки... которые были совсем не человеческих размеров!
— Вампир, — в нерешительности пробормотал герцог Рабар, ухватившись за меч.
— А Вы кого надеялись здесь увидеть, игемон? Домового али лешего? — как ни странно, герцог правильно догадался, кто стоял перед ним.
У кровососа была сильная залысина на голове, а одет он был даже не в камзол, а в подобие халата, который больше подходил ксариатскому патрицию, нежели представителю нежити. Безразмерный халат, отороченный полосой шёлка, был завязан широким поясом. Ткань на рукавах была истёрта до блеска, что в нормальных условиях говорило бы о принадлежности хозяина к Гильдии писцов.
— Надеюсь, креститься, произносить молитвы Юпитеру, Гере или, на худой конец, Сатурну, а ещё тыкать своим мечом не будете? Тут, знаете ли, проблемы-с с тканью.
— Вампир, — снова прошептал герцог, сохраняя хотя бы видимость спокойствия из последних сил.
— Вампир, игемон, вампир. Ну что, хотя бы встанете, как приличный человек?
— А ку...
— Кусать не собираюсь, да и не собирался-с. Вставайте, вставайте, игемон, а то уже совсем в пыли Вы измазались. Нехорошо-с.
— Спасибо и на том, — герцог одним рывком встал на ноги, всё ещё прижимаясь к стене — мечом против вампира не особо и помашешь, у вампира от этого только аппетит появится. — Не соблаговолите ли сказать, — вежливость Владетель должен сохранять даже в присутствии врага. Так учили ещё деда Фридриха.
— Не соблаговолю ли сказать, что здесь делаю? Отчего же, — нет, всё-таки одна приятная вещь во встрече с вампиром была: так вежливо и изысканно говорили, похоже, только во времена Ксариатской империи. — Для моциону прогуляться решил, для чистого моциону. И случайно на Вас, игемон, наткнулся-с. Нет, удивительная всё же вещь, моцион-то! В кои-то веки с живым, нормальным человеком удаётся пообщаться. Не находите? — вампир улыбнулся, отчего стали заметны его клыки. Хотя в этой улыбке было что-то обворожительное, даже несколько учтивое.
— Нахожу, даже очень сильно нахожу, — испуг не смог выбить из головы герцога всех уроков этикета и красноречия. Уже немолодой Фридрих Рабар чувствовал себя в этот момент совсем ещё юнцом. Хотя, похоже, по сравнению с вампиром герцог таковым и являлся.
— Вот и славно, игемон, славно! Кстати, а отчего мы тут стоим? Прошу пожаловать в моё скромное жилище, милостивый государь, откушать-с, так сказать!
— Откушать, конечно, неплохо бы, только вот... — сказать напрямую о том, что Фридрих Рабар боялся вообще находиться рядом с вампиром, да ещё и зазывающим к себе домой...
— Да не крови, откушать, игемон, не крови-с! Воды у меня найдётся, да ещё кое-что из старых запасов, — вампир заговорщицки подмигнул герцогу, отчего тому стало совсем уж жутко. — Можно использовать, чтобы, так сказать, отметить! Всё-таки знатное дело — моцион!
Нет, так не выражались даже патриции Ксара! Только постаревшие историки или драматурги, да и то лишь приближённые к императорскому двору.
— Да, знатное дело, моцион. А где Ваше, гм, скромное обиталище? — определённо, герцог чувствовал себя настоящим юнцом!
— Да недалеко-с, игемон, совсем недалеко. Уже недалече! Вот сколько здесь живу, ни разу не попадался живой человек!
— А как Вы язык выучили? — Фридрих разом остановился, снова схватившись за меч.
— Вот что за манера: чуть что — за меч? Я же вампир, правильно-с? А что вампиры могут-с, игемон?
— Мысли читать, разум затуманивать, колдовать и из людей кровь пить...
— Тьфу, враки-с! Разве только мысли читать да по мелочи чароплётствовать ... Так вот, игемон, язык я Ваш из Вашей же головы и прочитал-с. Интересное дело — уж очень похож на старую добрую ксарынь! — Вампир, похоже, вернулся в древние времена: на лице его теперь была мечтательная улыбка, а глаза смотрела сквозь стены Катакомб в прошлое.
— Что, простите?
— Ксарынь — языка Ксариатской империи. А что такое?
— К сожалению, этой империи уже давно нет...
— Как, нет? Постойте, но... — для вампира это было как гром среди ясного неба.
— Развалилась уже веков пять или шесть назад, на этом континенте разве только Аркадская империя осталась, да и та, похоже, последние дни доживает.
— Вот как всё повернулось, игемон. А знатная держава-то была, знатная! Ей бы стоять и стоять, а теперь ...Но к чему горевать? Мы -то живы! — Вампир улыбнулся — Хотя насчёт меня, похоже, учёные до сих пор спорят-с?
— Ну как Вам сказать, милостивый государь, — герцог потупился. — Аркадские священники говорят, что вампиры — проклятое отродье, и души-то у них нет, и даже разума. А наши маги считают, что Вы, уж извините, — ходячий труп.
— Ничего-с не меняется в этом подлунном мире! Всё те же споры! А вот мы и пришли! — вампир махнул в сторону двери.
Пока они шли, герцог еле успевал считать залы и коридоры, которые они миновали. Получилась весьма порядочная цифра, причём намного больше трёх десятков.
А теперь перед ним была дверь, обитая серебряным листом ("Вот маги-то локти будут кусать, услышав об этом!"), на котором была выгравирован знак алхимиков: две колбы, реторта и крохотный камень в её глубине. Фридрих вспомнил это из уроков истории: Гильдия алхимиков исчезла, когда один из аркадских императоров объявил веру в Аркара официальной и единственно правильной. К сожалению, Рабар не помнил имени правителя. А в Королевстве алхимики стали частью Гильдии магов.
— Прошу, игемон! — вампир открыл дверь.
Сразу пахнуло серой и смесью доброго десятка других запахов. Жилище оказалось далеко не скромным: сама комната была шагов двадцать в длину и столько же в ширину, да ещё пять дверей явно вели в другие помещения. Повсюду тянулись полки с книгами, алхимическими принадлежностями и десятками разных камней, драгоценных и не очень. Эта коллекция могла вызвать зависть даже у не последних магов, не то что у обычных алхимиков или медиков.
В центре стоял широкий стол, на нём в беспорядки валялись колбы, реторты, стаканы и початая бутылка вина. Фридрих надеялся, что на ней будет клеймо с именем производителя, или хотя бы годом урожая. Лотарь с зависти свой шлем съест, узнав, какое вино тут пил Рабар!
— Располагайтесь-с, игемон! Добро пожаловать в моё скромное жилище! — вампир жестом пригласил герцога присесть.
— Благодарю, милостивый государь... Кстати, а как Вас зовут? — Фридрих сел в одно из кресел, стоявших у стола.
— Феофан Лойола к Вашим услугам. А вы пейте, пейте, вино урожая пятидесятого года.
— Выдержка три века? Великолепно! — Фридрих уже стал наливать себе в бокал вино, потеряв всякую настороженность и последние сомнения по отношению к вампиру. "А вампиры, оказывается, не так уж и плохи, как их изображают священники. Но этот вообще заткнёт за пояс любого из них! Вот бы такого на место Патриарха Аркадского!"
— Вы меня неправильно поняли, игемон! Пятидесятый год со дня правления императора Аэция Флавия! — и тут Фридрих чуть не подавился, еле успев убрать бокал подальше, чтобы не расплескать содержимое — выдержка этого вина была уже почти восьмивековой давности!
Но вот только как? Почему божественный нектар не превратился в уксус? Фридрих, к сожалению, боялся спросить: вдруг хозяин обидится.
— Мне как-то неловко пить столь ценный напиток, да ещё и без..
— Закуски-с, игемон? Это мы сейчас исправим, благо моцион-то Вы хороший сегодня наработали!
Феофан сделал несколько коротких пассов и на столе появился хлеб, сыр и даже (Фридрих еле сдержался, чтобы не брызнуть слюной) тарелки с поджаренным куриным филе. Столь же внезапно в голове у герцога мелькнула мысль, что этот вампир вполне мог сначала опоить свою жертву, а уже потом выпить её кровь. Может, это в своём роде гурман?
— Да Вы ешьте, ешьте, — сквозь улыбку сказал Феофан, отправляя в свой рот кусочек куриного мяса, причём в точности соблюдая ещё ксариатский этикет. Герцогу лишь оставалось подивиться, как, в одиночестве, за столько лет, даже веков, вампир смог строго придерживаться приличий? — Не собираюсь я Вас опоить, милостивый государь, у меня и в мыслях этого нет! Можете и не соблюдать приличий во время еды — представляю, как Вы оголодали во время прогулки по катакомбам. Кстати, а как Вы в них очутились?
Герцог начал своё повествование со дня смерти короля Альфонсо и закончил только через несколько часов, встречей с големом. При этом он не забывал есть курицу и запивать её вином, благо вкус у него был просто божественный.
— Големом-с, говорите? Сколько веков тут живу, в этих подземельях, ещё ни разу их здесь не встречал! Даже более того: не встречал ни одной живой души.
— То есть как?
— Да уж так: ни единой! Попадались, каюсь, призраки да фантомы, но чтобы люди или, скажем, гномы — ни разу-с.
— А как же тогда пропадали другие?
— Кто это — другие-с?
— Вообще-то, за четыре века здесь пропало не менее двух тысяч огнаров, и это только известные случаи!
— Сколько? — выпив целых две бутылки вина, вампир сохранял ясность ума. Даже более того: хмеля не было видно ни в одном глазу. — Ох, знал бы, что сюда так часто ходят, давно бы подторговывать начал винцом, что ли, или чем-нибудь другим. Видите ли, мне для изысканий золото необходимо-с, а вот магией только его и не получить. Представляете моё положение? У меня, алхимика, чьё имя гремит, — вампир смахнул слезу, — то есть гремело-с на весь Ксар, нет золота!
— А как Вы, собственно, здесь-то оказались? И как Вы стали, гм, — Фридрих уже проникся уважением к Феофану, и ему уже казалось стыдным называть его вампиром.
— Как я стал вампиром? О, это очень длинная история, и много времени уйдёт, чтобы Вам её поведать, игемон.
— Чего-чего, а времени у меня теперь уйма, — Фридрих улыбнулся. — Не то что раньше.
— Ну, тогда слушайте. И, как говорится, не говорите, что Вы не слышали-с...
Родился я в первый год правления Аэция Флавия, в городе Феликс. Как я понимаю-с, эти катакомбы — последнее, что от него осталось. С раннего детства я мечтал проникнуть в тайны всех вещей, что меня окружали, и поэтому я стал алхимиком. Спросите, какая связь? Собственно говоря, практически никакой. Меня привлекали все эти сверкающие колбы, реторты, — Феофан любовно погладил одну из маленьких стеклянных колб. — И в этом я достиг некоторых высот. Собственно, результатом моих изысканий стал вывод о возможности создания Золотого камня. Что, не слышали о таком? Он, исходя из моих изысканий, мог превратить свинец в золото и создать кое-какой эликсир, продлевающий жизнь. Вот теперь понятно-с, о чём я?
— Философский камень... — теперь Фридрих не мог скрыть своего восхищения. Ещё бы, ведь перед ним сидел создатель настоящей мечты алхимиков!
