— Позиции подобраны именно для огня прямой наводкой по дороге, — сказал Ромилинский. — Надеюсь, мы получим какое-то предупреждение.
— Просто будьте готовы. Я не желаю потерять хотя бы одного человека из-за того, что они были неподготовлены.
Сильные гулкие удары на расстоянии на расстоянии звучали так, словно сборище великанов било по земле дубинами. Грохот усилился, достигая изможденных ушей Шилко. Может быть, подумал он, война, в конце концов, доберется до нас. Он пытался ободриться, говоря себе, что уши были настолько расшатаны, что обманывали его, что он просто сильно устал и оказался неспособен оценить ситуацию с полной объективностью.
— Всем занять боевые позиции, — сказал Шилко. — До последнего повара. Мы зашли слишком далеко, чтобы отбросить наш успех.
Ромилинский резко двинулся исполнять приказ. Шилко решил, что когда война закончиться, он сделает все, чтобы Ромилинского представили к награде и быстрее продвинули по службе. И намеревался спокойно сделать все возможное, чтобы капитан получил лучшее назначение, туда, где у него будет больше возможностей для продвижения по службе. Ромилинский заслужил это.
Шилко внимательно вслушивался в далекий грохот. Слышно было плохо, поэтому он отставил чашку очень сладкого чая и вышел из палатки, чтобы слышать четче. Шум транспорта на дороге стих, так как проходящие подразделения получили приказ свернуть с нее и занять оборонительные позиции. Дорога должна была оставаться свободной для подхода танкового резерва.
Но никаких танков пока не было, и вокруг скотного двора стоял обманчиво мирный деревенский рай. Признаки войны были наиболее заметны в небе, на расчерченной инверсионными следами синеве. Шилко попытался оценить, на каком расстоянии идет бой, судя по звукам стрельбы далеких орудий, умоляя свои уши помочь ему в этом. Он понимал, что должны были ощущать его предки, прислушиваясь к топоту копыт, выстрелами или диким крикам, говорящих о приближении набега или вражеской армии. Когда было уже слишком поздно сопротивляться, и оставалось только смириться и надеяться, что они вырежут не всех, что останется достаточно еды, чтобы прокормить оставшихся в живых зимой и засеять поля следующей весной.
Вслушивающемуся в гул Шилко вдруг показалось, что грохот разрывов начал стихать, словно отвечая на его желания. Расстояние до стреляющих орудий и рвущихся снарядов не изменилось, но интенсивность огня явно уменьшилась. Через несколько минут даже расшатанные долгой службой уши Шилко безошибочно уловили разницу.
Сердце забилось чаще. Возможно, контратака была отбита. Он оставался совершенно спокоен, несмотря на угрозу прорыва противника. Но от возможности того, что боевые действия на некоторое время прекратились, пускай временно и по неизвестной причине, сердце забилось чаще.
Грохот орудий стих полностью.
Из-за тканевой стенки командной палатки высунулся явно взволнованный Ромилинский.
— Товарищ подполковник, — крикнул он, явно избыточно эмоционально, почти утратив контроль над своим выверенным образом штабного офицера. — Товарищ подполковник, немцы запросили прекращение огня!
ЭПИЛОГ
Чибисов вышел из бункера на свет. Вид разбомбленного леса, покрытых пеплом опалин, потряс его. В течение всей войны он слышал и ощущал, как поверхность над бункером сотрясалась от взрывов. Но последствия оставались невидимыми. За рябыми от осколков дверями бункера, огромные кратеры от бомб и черные опалины покрывали пейзаж. Едкий запах взрывчатки витал в воздухе. Тем не менее, голубое небо благословляло живых и мертвых, а пропитанный гарью воздух показался свежим после затхлости бункера.
Вскоре ему придется посетить хорошего врача, возможно, даже лечиться в санатории. Дыхание не могло нормализоваться и, несмотря на свою решимость, Чибисов начал сомневаться, что сможет справляться со своими обязанностями еще какое-то время.
Самолеты все еще рассекали небеса, на дорогах продолжала шуметь техника. Но, в общем, стало гораздо тише, чем было раньше. Исчезли звуки боя.
Штейн, это отвратительное существо из генштаба со своими поганенькими фильмами, в конце концов, оказался прав, как и предсказывал Дудоров. Немцы сломались. У Чибисова все же оставались сомнения в том, что отвратительные фильмы и передачи Штейна сыграли в этом такую большую роль, как тот разглагольствовал. Даже у самой лучшей пропаганды есть свои пределы. Но уже задачей историков было спорить, чей вклад оказался значительнее. Для Чибисова все это было частью неделимого целого. Честно говоря, он столкнулся с ужасающими просчетами и некомпетентностью. Однако, в целом советская армия показала себя лучше, чем ее отдельные части. В конечном счете, результат был налицо.
Удар военный, политический, психологический... правительство ФРГ сломалось на вопросе о применении ядерного оружия. Американцы и англичане требовали прибегнуть к нему, а французы готовились к самостоятельному удару. Но немцам не хватило воли и решимости. Столкнувшись с ошеломляющей скоростью, с которой они потерпели очевидный крах и невиданным масштабом разрушений, они отказались превратить свою страну в ядерное поле боя. Немцы подорвали политику НАТО в мирное время, и теперь пожали урожай в военное.
Чибисов был одним из немногих, кто знал всю правду. Американцы, чья контратака в действительности оказалась основным компонентом генерального контрнаступления, едва не нанесли им поражение. Возможно, прибывшие подкрепления сдержали бы их, но наступление американцев и удивительно стойких войск СГА было мощным. Даже Дудоров не смог верно оценить, сколько рассеянных остатков СГА смогло вступить в бой. Бои шли уже в десятке километров от места переправы через Везер в Бад-Эйнхаузене, когда немецкий запрос на прекращение огня остановил их.
Правительство ФРГ объявило об одностороннем прекращении огня и потребовало, чтобы все войска НАТО прекратили наступление на немецкой земле в отчаянной попытке умиротворить СССР. Все боевые подразделения НАТО должны были быть выведены на запад от Рейна в течение девяноста шести часов, и полностью покинуть немецкую землю в течение пятнадцать дней. Остатки бундесвера также выводились за Рейн. Многие офицеры бундесвера сопротивлялись капитуляции, но рядовой состав отказался поддержать их. И после вывода армий НАТО, советские танки покрыли оставшийся путь до Рейна без единого выстрела.
И на этом все было окончено, надеялся Чибисов. Не было смысла наступать дальше. Рейн стал естественной границей советской сферы влияния, а контроль над всей Германией означал контроль над всей Европой. Французы, в конце концов, приспособятся к новому порядку. Оккупация Франции принесла бы больше проблем, чем пользы. Британия также должна была остаться американским форпостом для достижения того порядка, который устанавливался в новой Европе.
Некоторые высокопоставленные советские военные хотели двигаться дальше. Большинство из них не видели войны собственными глазами, и потому требовали дальнейшего наступления с гораздо большей легкостью, чем те, кто испытал ее на своей шкуре. Больше всего опасений вызывало то, что американцы могли рассматривать войну как неоконченную и готовить удар в другом месте. А на востоке сгущались тучи. Перейдет ли война в азиатскую или тихоокеанскую фазу? Лично Чибисов надеялся, что она окончилась. Он надеялся, что американцы проявят достаточно здравого смысла, чтобы отвернуться от Европы, которая забирала у них деньги и жизни и ничего не дала взамен. Он не мог полностью поверить в то, что американцы продолжат войну на другом фронте. Но он ожидал чего угодно. Американцы оставались загадкой.
Разумом Чибисов понимал, что советская военная наука, предусматривавшая интеграцию военных и политических стратегий в одну сокрушительную доктрину, была научно обоснована. Единство усилий на самом высоком уровне. Но, в конечном итоге, не столько советские танки, сколько собственная глупость победила НАТО. Следя за ходом войны с уникальной позиции стороннего наблюдателя, Чибисов оставался убежден, что все легко могло сложиться иначе. Например, окруженные к северо-востоку от Ганновера немецкие войска, к настоящему времени разоружались, с сохранением ограниченного количества вспомогательной техники, чтобы быть выведены за Рейн. Они вполне могли продолжать сопротивление. НАТО имело достаточно боевой мощи, но ему не хватило единства целей и силы воли. С практической точки зрения, альянс уничтожило отсутствие четкой и единой военной доктрины. Они располагали нужными силами и средствами, но каждый настаивал на исполнении собственного плана. Чибисов был им признателен.
Черная птица села на разбитое дерево. Чибисов подумал о судьбе сына Малинского. Из остатков его бригады сообщили, что гвардии полковник Малинский погиб при авиационном ударе. Но тело так и не было найдено, и старик отказался принять смерть сына. Генерал лично отправился на его поиски.
Чибисов глубоко сочувствовал своему покровителю и другу. Казалось идиотской иронией судьбы, что каждый должен кого-то потерять в такой час. Чибисов не знал молодого полковника достаточно, чтобы самому скорбеть по нему. Но горе Малинского передалось ему. В некотором отношении он понимал, что потеря сына стала для Малинского более тяжелым ударом, чем если бы он потерпел поражение.
Конечно, множество чьих-то сыновей погибли. Чибисов попытался рационализировать горе старика и отбросить его прочь. Но образ Малинского не покидал его. Он представлял, как старый генерал бродит по обгоревшей земле, где когда-то был лес, всматриваясь в сгоревшие остовы командных машин. Заморгав в попытке взять свои чувства под контроль, Чибисов беспомощно понимал, насколько он любил старика. Было бы гораздо лучше, если бы астматический еврейский отщепенец, который нигде не мог найти себе пристанища, погиб вместо его сына.
Чибисов вспомнил о своей матери. Его отец, убежденный коммунист, не терпел никаких упоминаний о религии в их доме. Но в детстве мать рассказывала ему сказки и легенды. Только гораздо позже Чибисов понял, что некоторые из них были историями из Ветхого Завета. Он по-взрослому улыбнулся этому материнскому коварству, вспомнив, как его напугала история об Аврааме и Исааке. Уже ребенком Чибисов не сомневался, что его отец принес бы его в жертву, если бы современные боги потребовали этого.
Его мысли вернулись к Малинскому и его сыну. Горькое окончание старой сказки, в которой бог не смягчился, не простил, не проявил милосердия. Бог был таким, какого заслуживал этот мир, а не таким, каким должен был быть.
Конечно, это не помогло найти в смерти что-то романтическое. Чибисов посмотрел на ворону со сломанной лапой. Птица тут же взмахнула крыльями и поднялась в небо, как будто взгляд Чибисова спугнул ее. Чибисов глубоко вздохнул, наполняя воздухом сведенные легкие. И направился в бункер, чтобы заняться с отчетами с фронта.
* * *
— Они нас окружили, — рассказывал Серега небольшой группе солдат, собравшихся вокруг его койки. — Мы были полностью отрезаны. Вражеские танки повсюду. Вы себе просто не представляете. Но мы выстояли. Мы держали оборону два дня и убили всех немцев, которые нас атаковали.
Леонид смирился с этими россказнями. Серега повторил их столько раз, что они приобрели самостоятельную ценность. Ни он, ни Серега не проронили ни слова о том, что случилось в том подвале в маленьком немецком городке. Когда они выбрались из подвала, они словно договорились не рассказывать об этом. И было действительно незачем говорить об этом. Это ничего бы не изменило. Они просто спрятались в сарае и ждали, пока не вернулись советские войска. Подразделение было представлено свежими подкреплениями прямо из советского союза, которые прибыли слишком поздно, чтобы застать там любого противника. Двоих "ветеранов" отправили в тыл, в изолятор для солдат, отбившихся от своих подразделений. Он размещался в больших казармах неподалеку от города Берген. Казармы несколько попали под артиллерийский огонь в ходе боев, но качество всего, он нар до сантехники было удивительным. Леонид был не против расположиться здесь.
В лагере находились две группы солдат. Большая группа, в которой находились Леонид и Серега, размещалась в переполненных бараках с постоянными поверками, если только их не отправляли в окрестности на ремонт техники, погрузку или разгрузку грузовиков. Каждый день солдаты покидали лагерь, отбывая в свои подразделения, а на смену им прибывали новые. Еда была неплохая, офицеры также были сильно загружены работой, несмотря на то, что часто занимались не своей, так что оставалось немного свободного времени, чтобы отдохнуть на койках и обменяться фронтовыми байками.
Меньшая группа солдат размещалась в соседних бараках, обнесенных колючей проволокой. Вооруженная охрана патрулировала периметр. Как объяснил им местный замполит, там содержались дезертиры, которые бросили оружие и бежали с поля боя, предав священный долг советского солдата. Всем им должны были быть предъявлены обвинения по соответствующим статьям. При каждом упоминании о дезертирах, у Леонида холодело внутри. Он осознавал, насколько зыбкой была грань между ними и такими солдатами как он с Серегой. Кто-то говорил, что разница определялась на основании того, было ли у солдата при себе оружие, когда его задерживали, но Леонид считал, что дело было не только в этом.
— Ну и вот, — продолжал Серега. — Наконец, у нас кончились патроны. Нам ничего не оставалось делать, кроме как залечь и приготовится к рукопашной. Мы думали, что уже все кончено. Но вернулись наши войска, хотя и позже, чем мы ждали. Нам сказали, что мы оказались дальше всех в тылу врага. Никто другой бы столько не продержался.
Большая часть этой байки вызвала бы проблемы, прояви слушатели больше цинизма. Но Серега сохранил свой талант убеждать людей. Леонид находил это замечательным. Серега опять начал ошиваться около политрука лагеря и снова начал дистанцироваться от Леонида.
Тот не возражал. Ему хотелось просто оставить войну в прошлом. Ему хотелось вернуться домой, и он жадно вслушивался в слухи о том, что всех участников боевых действий демобилизуют, а те, кто не воевал, останутся здесь в составе оккупационных войск. Тем не менее, Леонид подозревал, что если кто-то и демобилизуется, так это Серега. Ну и ладно, это тоже хорошо. Рано или поздно демобилизуют всех. Армия не сможет держать их вечно. Он вернется домой, к своей гитаре. Ему удалось сохранить две из украденных кассет. Его удивило, что их не конфисковали по прибытии в изолятор. Оказалось, что почти у каждого был какой-то сувенир, напоминающий о войне.
Громкий голос призвал солдат к вниманию. Время было почти что для ежедневного обзора мировых событий в исполнении замполита. Леонид предположил, что или лекция начнется немного раньше, или это будет очередная из бесконечных перекличек.
Он ошибся. Вместо замполита, появился прапорщик, отвечающий за организацию работ вместе с незнакомым капитаном. Прапорщик заявил, что для них появилось очень ответственное задание, требующее немедленного исполнения силами взвода солдат. Все хорошо знали, что означал этот эвфемизм. Нужно было собирать тела убитых. Это было худшее, что можно было себе представить.
