Дверь распахнулась, и в кабинет, стуча высоченными каблуками, влетела встрепанная юная девица в сверх-мини-юбке, прозрачной блузке и с огромными перламутровыми клипсами в ушах. Не удостоив Карину с Тришши даже словом, она молча шлепнула на стол желтый картонный пакет и с той же скоростью выскочила за дверь.
— Что у вас за молодежь! — осуждающе пробурчал орк. — Незрелая самочка на побегушках, а к старшим никакого уважения. Ни "здрасьте", ни "до свидания"!
Одним движения когтя он вскрыл пакет и извлек из него круглую переливающуюся пластинку с перекрещенными дельфином и меч-рыбой — эмблемой полиции Крестоцина. Пластинка крепилась к металлическому наручному браслету.
— Держи, — орк протянул маяк Карине. — Носи на руке или сними с браслета и повесь на грудь как кулон. Чтобы активировать, надо сильно нажать в центре. Почувствуешь, что хрустнуло — значит, сработало. Заряжать не надо, работает на отраженном сигнале и от неизвлекаемой батарейки, если не использован — меняется раз в год. Если использован, взамен выдается новый. Действует в радиусе примерно десяти верст от крупных городов, а также на всех больших шоссе — их тоже оборудуют приемными станциями. Когда вернешься домой, ничего делать не надо, он автоматически перенастроится на вашу полицию.
— Спасибо... — пробормотала девушка, крутя маяк в руках.
— Надень, — не допускающим возражения тоном заявил орк. — Прямо сейчас надень. Давай, не упрямься.
Вздохнув, Карина нацепила браслет на правое запястье. Он слегка болтался, но не спадал.
— Вот так. И имей в виду — если снимешь его дольше, чем на пятнадцать минут, автоматически сработает сигнал тревоги. Также тревога поднимется в случае твоей внезапной смерти или если задавить сигнал маяка блокиратором или чем-то вроде того. Он водонепроницаемый, браслет нержавеющий, с ним можно и в ванной мыться, и в море нырять, так что снимать его повода особого нет. Кара, очень прошу — отнесись серьезно. С окружного прокурора станется засадить тебя под домашний арест и принудительную охрану до конца обоих судебных заседаний. Он почему-то очень не любит, когда убивают основных свидетелей обвинения.
— Умеешь ты обнадежить! — криво улыбнулась Карина. — Блокиратор, внезапная смерть... Хорошо, не сниму. Тришши, я пойду, да? Мне еще мастерскую искать, чтобы Парса в ремонт отдать. Ой! — она хлопнула себя ладонью по лбу. — Какая же я дура! Надо Бикате его показать. Может, он и починит.
— Бикате? — безразлично поинтересовался Тришши. — Я его знаю?
— Ну, он со мной в одном доме живет, — пояснила Карина. — У него есть чоки-женщина, и вообще он хороший инженер по чоки. М-да. Не возвращаться же... Может, его и дома-то нет, если он сегодня в баре в первую смену работает.
— В баре? — удивленно поднял взгляд следователь. — Ты же сказала, что он инженер по чоки.
— Ну... — Карина мысленно выругала себя за несдержанность на язык. — Так случилось. Он временно, жизненные обстоятельства так сложились. Тришши, ты случайно не знаешь, где здесь мастерскую найти можно?
— Не знаю, — качнул головой орк. — Извини, я куклами не очень интересуюсь. Поспрашивай в магазинах, где чоки продают, наверняка подскажут. Да, кстати. Теодар просил передать, что с тобой в ближайшее время свяжутся из мэрии. За спасение двоих полицейских и предотвращение ограбления банка тебе выдают медаль "За гражданское мужество". Кажется, мэр намерен устроить шикарную церемонию награждения. Сделают из тебя звезду теле... Эй, Кара, ты куда?
— Прости, Триш, — крикнула Карина, выскакивая в дверь. — Я должна объяснить господину Теодару, что церемонии исключены! До сви...
Обрывок фразы заглушила захлопнувшаяся дверь. Орк обнажил клыки в иронической ухмылке. Эта Карина определенно слишком порывистая для человека, такое больше подходит для орочьих котят. Остается лишь надеяться, что в припадке скрытности она не покалечит Теодара, пытаясь заставить его отменить мэрскую затею.
Он фыркнул, дернул ушами и начал снова просматривать стенограмму допроса. Определенно, писанины ему предстояло еще очень и очень много.
Тот же день. Масария
Для начала зимы день выдался слишком теплым и ясным. С утра над океаном собирались тяжелые дождевые тучи, быстро ползли, цепляясь за вершины гор. Резкие порывы холодного ветра трепали облетевшие ветви деревьев, гнали волны по зарослям вечнозеленой туи. Однако уже к полудню тучи начали рассеиваться, и в разрывы между ними проглянуло солнце, согревая склоны Масарийской бухты. Температура, еще утром не превышавшая плюс пяти, поднялась градусов на десять, и парни щеголяли перед девчонками в одних рубашках и майках, правда, незаметно поеживаясь от касаний прохладного ветерка и стараясь побольше держаться под прямыми солнечными лучами.
Тори сидел один на подоконнике в торце коридора четвертого этажа и тоскливо смотрел на университетскую площадь, по случаю конца семестра усыпанную народом. Он прижался лбом к холодному стеклу и бессознательно грыз и без того обкусанный ноготь большого пальца. Жить не хотелось. После той дурацкой встречи двухнедельной давности все пошло наперекосяк. Дзири, когда он подошел к ней на следующий день, наотрез отказалась продолжать, как она выразилась, "играть в подпольщиков".
— Яна права, Тор, — сказала она извиняющимся тоном. — Мы заигрались. Мы слишком много думаем о своей силе. А сила ничего не решает. Если бы сказала не Яна, так Минара. Или я. Пора завязывать, пока на нас собам не настучали.
Тори наговорил ей много разных резких и обидных слов, и Дзири, независимо вздернув нос и не произнеся больше не слова, ушла и с тех пор старательно избегала его. Тори уже страшно жалел о своей несдержанности, но гордость мешала подойти к девушке и извиниться.
Яна с ним даже разговаривать не стала. Дзири ушла. Минара ушла. Тонако не говорил прямо, но Тори видел, что лишь вежливость на грани бесхребетности мешает ему прямо отказаться от дальнейшего участия в ячейке. А Ссукаси... После необъяснимой слабости, что ему непонятно как устроила стерва-Яна, орк, пока не уехал на зимние каникулы в свою общину, смотрел на него, как на пустое место. Бывший вожак явно больше не пользовался у него авторитетом. И Ёвай — куда подевался Ёвай? Они собирались встретиться вечером того дня, но друг словно сквозь землю провалился. И его пелефон не отвечал на звонки. А где его искать, Тори решительно не представлял. Он только сейчас сообразил, что не знает даже факультет, на котором тот учится.
Но ведь все шло так хорошо! Они встречались, спорили, убеждали и соглашались. Они были единомышленниками! Что же случилось? Почему их дружная компания в одночасье развалилась, словно карточный домик? Неужели Яна сказала нечто, разрушившее их единение? Но что? Что?!
— Привет! — произнес за спиной девичий голос. — Скучаешь в одиночестве?
Тори обернулся, словно ужаленный. Вспомни обаку, и он появится...
— Что нужно? — сухо спросил он. — Забыла что-то сказать в прошлый раз?
— Да нет, в общем-то, — пожала плечами Яна, присаживаясь на подоконник. — И говорить-то особо нечего. Я просто извиниться хочу.
— Извиниться? — подозрительно взглянул на нее парень. — За что?
— Глупо себя повела, — пояснила девушка. — Зря при всех возражала. Скандал вышел, чуть ли не драка. Подумала бы головой — потом бы отвела тебя в сторонку и высказалась с глазу на глаз. Но уж очень неожиданно как-то все вышло, не сообразила. Прощаешь?
Тори дернул плечом и отвернулся. Да пошла она со своими извинениями!
— Не прощаешь... — вздохнула Яна. — Жаль. Все равно извини. У тебя на вечер какие планы?
Тори покосился на нее.
— И их порушить хочешь? — осведомился он саркастически. — Перебьешься.
— Если нет планов, — Яна не обратила на сарказм никакого внимания, — в семь подходи к оперному театру, к служебному входу. Он сзади здания — один, не заблудишься. У нас сегодня семейный ужин, так что приглашаю. И папа хотел с тобой пообщаться.
— Вот только папаши твоего мне не хватало! — фыркнул парень. — Небось, нажаловалась ему, да? И он нудеть станет, как нужно любить нормалов, как прогибаться под них! Тоже мне, удовольствие.
— Нудеть он не станет, — Яна поднялась. — Он никому в душу не лезет против желания. В семь часов, Тор. Служебный вход оперного. Я буду ждать.
Она повернулась и зашагала по пустынному коридору, почти неслышная в своих мягких туфлях. Тори даже не посмотрел ей вслед. Что она о себе воображает? Разумеется, он никуда не пойдет!
В семь вечера непроглядная предзимняя тьма уже окутала город. Пятачок асфальта возле служебного входа слабо освещался лампочкой, болтающейся под козырьком над крыльцом. С другой стороны большого старого здания оперного театра шумел и бурлил проспект, залитый огнями фонарей и мерцающих реклам, но здесь царила тусклая тишина. Тори оглянулся по сторонам и мысленно обругал себя идиотом. Чего он сюда приперся? Наверняка ведь наврала и посмеялась!
В тот момент, когда он уже почти решил повернуться и уйти, двери служебного входа распахнулись, и из них высыпалась весело щебечущая стайка девушек лет пятнадцати-шестнадцати. Они смеялись и толкались, бросая на Тори заинтересованные взгляды, и парень невольно приосанился. Интересно, а они кто такие?
— Привет! — сказала Яна, подходя к нему. — Ты молодец, что пришел. Я боялась, что не захочешь. Извини, что поздно — руководитель хора задержал.
— Эй, Яни! — задорно окликнула ее высокая девица с голубыми волосами, с небольшой компанией подружек остановившаяся неподалеку. — Познакомь с кавалером! Такой красавчик, что аж завидки берут! Зачем тебе такой?
— Пригодится на всякий случай, — подмигнула Яна. — Даже не надейся, не подарю. У тебя своих вагон. Пошли! — она подхватила Тори под руку и увлекла за собой. — Девчонки из нашего хора. У нас сегодня спевка, — пояснила она.
— Ты что, в опере поешь? — против воли заинтересовавшись, осведомился парень. -Учишься в университете — и поешь?
— Да какое пение! Так, форму поддерживаю. Я в музыкальную школу ходила, меня учителя в профессиональные певицы прочили. А я все ожидания обманула, на социологию пошла. Пару раз в период в спектакле в хоре спеть, да и ладно.
— Ну ты даешь! — хмыкнул Тори.
— Ну, надо же какое-то хобби иметь, — пожала плечами Яна. — Только Кара у нас упертая, ни о чем, кроме учебы, не думает, а я человек простой, мир спасать не намерена. Так, нам сейчас на моно три остановки, потом... Ты как к лестницам относишься?
— К каким лестницам? — опешил парень.
— К длинным и крутым, — терпеливо пояснила девушка, споро шагая по тротуару, так что Тори едва поспевал за ней. — Есть два варианта. Первый — сначала до бульвара Свободы на моно, потом на трамвае еще три остановки, потом пешком с полверсты — в гору, но не очень круто. Второй — лишняя остановка на моно, потом вверх по склону по старой каменной лестнице, а потом еще немного тропинками. Там довольно круто, зато минут пятнадцать сэкономить можно. Ты как?
— Как хочешь, — пытаясь казаться равнодушным, ответил парень. — Мне все равно.
— Тогда лестница, — решила Яна. — Заодно разомнемся немного.
В полупустом вагоне монорельса поначалу они почти не разговаривали, обменявшись лишь несколькими ничего не значащими репликами. Но пару остановок спустя Тори спросил:
— Кара — она кто? Твоя сестра?
— Ага. Сводная. Она меня на три года старше.
— Сводная по отцу или по матери?
— Ни то, ни то, — Яна глянула на него своими черными глазищами. — Мы обе сироты. Папа удочерил нас в сорок третьем. И еще усыновил Палека. Карина на стажировке в другом городе, но с Ликой ты сегодня познакомишься. Ты на него внимания не обращай, он ехидина, каких мало, но в душе добрый.
— В сорок третьем... — пробормотал Тори. — После того, как Институт разгромили? Меня родители тогда тоже из специнтерната забрали, где меня держали. А что, Карина с Палеком тоже наши? Ну, девианты?
— Кара — да, Палек — нет, слава всем богам. Стихийное бедствие получилось бы, а не мальчишка! На него и так-то управы не найти, только папа с ним и умеет справляться.
— И какая у Карины категория? — не отставал Тори. — Она тебя сильнее или слабее?
— У нас одна категория, — уклончиво ответила девушка. — А кто сильнее, мы не выясняли. Зачем?
— Затем, что сильнейшие должный управлять, — убежденно сказал Тори. — Такой закон у природы, понимаешь, Яна? В обезьяньей стае вожак — самый сильный самец. И у оленей, у волков, у собак — всегда вожаком сильнейший.
— Ага, и лучшие самки сильнейшим принадлежат, так, что ли? — фыркнула спутница. — Я пас, я в такие игры не играю. Я и сама прекрасно обойдусь, без вожаков.
— Ну, — смутился Тори, — я не имел в виду буквально самцов. Мужчины, женщины, неважно. Главное, что сильный всегда наверху.
— То есть если найдешь кого-то со способностями более высокой категории, ты ему подчинишься? — в упор спросила девушка. — По закону природы?
— Да! — твердо кивнул Тори. — Если я встречу кого-то, кто сильнее меня, я признаю его власть.
— Смотри, поймаю на слове, — прищурилась Яна. — Ой, нам пора сходить. Наша остановка.
Когда они спустились с остановки на тротуар, Яна показала рукой на вершину нависающей над улицей скалы, черной глыбой выделяющейся на фоне освещенных городскими огнями ночных облаков.
— Нам во-он туда подниматься. Сейчас по той лестничке, потом срежем по тропинке через тикуриновую рощу, а за ней лестница начинается. Тори, ты не стесняйся, скажи, когда устанешь. Я сколько лет по ней хожу, и то наверх без остановок влезаю еле-еле. С непривычки обязательно устанешь. Там посредине смотровая площадка есть и скамейка, можно отдышаться.
Звездный Пруд начинал подниматься из-за горизонта, но небо над городом пока что усеивали лишь редкие точки дальних звезд. Тори незаметно поежился. Он уже ругал себя за то, что согласился на лестницу. Карабкаться в темноте по крутым ступенькам над обрывом? Но показать свою слабость перед девчонкой он бы не решился ни за что на свете. Лестница так лестница. В конце концов, не канат же над пропастью.
Роща отрезала звуки города словно ножом. Слегка шелестела под свежеющим ветерком пожухшая трава, перестукивались в вышине полые стволы тикурина, попискивала какая-то ночная птаха. Яна уверенно свернула с асфальтированной дорожки и пошла, подсвечивая дорогу маленьким фонариком-брелоком, по утоптанной земляной стежке. Тори, запинаясь, пробирался за ней. В какой же она глуши живет, что до нее так добираться нужно?
Лестница в гору обнаружилась саженях в тридцати. Покинутая ранее асфальтированная дорожка выходила к ней откуда-то сбоку.
— Вот, теперь вверх, — сказала Яна, погасив фонарик. — Пошли. Не бойся, лестница светлая.
Светлая?
Действительно, несмотря на кромешную темноту, каменные ступеньки прекрасно различались. Казалось, они слегка светились изнутри своим собственным светом, который, однако, не освещал ничего вокруг. Наклонившись, парень поскреб ступень ногтем. Обычный материал. Плоские базальтовые обломки, скрепленные чем-то вроде обычного серого цемента, местами выкрошившегося от времени. Источник свечения оставался совершенно непонятным.
