Новый слаженный прыжок двух парсов — в глазах несколько мгновений держится блеск длинных когтей на двенадцати пушистых лапах...
Радуга в руках девчонки-иномирянки, выпячивающаяся пузырем и охватывающая волюту словно призрачным мешком...
Волюта, вдруг разлетающаяся роем сизых снежинок, облепляющих истошно визжащую Дзару — крик обрывается резко, словно по щелчку выключателя, и тело девочки со стекленеющими глазами оседает на каменные плиты набережной, а вокруг уже возникают новые и новые спиральные комья тумана с тлеющими сердцевинами...
Страшная, всепоглощающая, мертвящая мысль: что же я наделала!..
И смертным приговором обрушивается тяжелый вой сирен, от которого съеживается и замирает сердце...
Шаги гулко отдавались от стен и полов длинных коридоров бывшего королевского дворца. Когда-то, еще и десятилетия не прошло, здесь кипела жизнь: прогуливались праздные придворные в красочных длиннополых и широкорукавных одеяниях; озабоченно сновали клерки и слуги в костюмах попроще; шелестели двенадцатислойными одеждами многочисленные королевы, принцессы и наложницы короля и высших аристократов, озабоченно выдергивающих длинные подолы уваги из-под чужих ног...
Далекий, блистающий, гнилой мир поверхностной безмятежности и глубинных интриг, по сравнению с которым иная трясина под гладью зеленого дерна кажется желанным приютом.
Пристанище напыщенной высокородной мрази, в первую же ночь после Удара бросившей свою страну на произвол судьбы.
В детстве Юно не видел ни одного хёнконского аристократа: его отец, мелкий таможенный чиновник, ни разу не удостоился приглашения даже в палаты Левого министра, не то что в королевский дворец. Моделями для воображения служила аристократия Ценганя и Кайнаня, изредка мелькавшая на телеэкранах Ставрии. Наверное, одна Нихокара-атара подозревала о черной бездне кипящей ненависти, кроющейся под его обычным внешним бесстрастием — для большинства остальных ставрийцев Юно оставался парнем из-за океана, тихим бездомным беженцем, всегда держащимся в тени и не привлекающим особого внимания. Правда, в последние год-другой им начали заметно интересоваться: все-таки доверенный секретарь Нихокары-атары, пусть и лежащей при смерти, но все равно влиятельной теневой царицы ставрийской политики. Однако он упорно пресекал попытки сближения: от ставрийских чиновников в серых костюмах исходила та же вонь предательства и двуличия, что и от цветастых могератских аристократов.
Юно давно научился не давать волю чувствам: он обязан атаре всем и страшно огорчит ее, если поведет себя неразумно. Да еще и саму атару подставит под удар... Раньше он успешно сдерживал себя, и черная ненависть кипела в тайных глубинах сердца, даже близко не всплывая к поверхности. Однако здесь, на руинах Хёнкона, совершенно не похожих на веселый бурлящий мегаполис в воспоминаниях беженца-подростка, бездна все больше напоминала о себе. Но Юно не позволит себе ничего неосмотрительного. Пока главная задача — помочь строить Университет. Пусть паладары — чужаки, ничего не знающие о путях его народа, но они хотя бы искренние и вполне достойные люди... если Демиургов и небов, конечно, можно назвать людьми. Они умеют слушать и соглашаться. Пусть даже сочувствие, проскальзывающее в глазах Карины-атары, ранит гордость сильнее ножа, Юно понимает, что глава паладаров не хочет его оскорбить. Похоже, она и сама многое пережила, раз умеет говорить с изгоями вроде него как с равными.
Он станет сотрудничать с пришельцами. Он поможет строить Университет и восстанавливать Хёнкон, насколько удастся. Пусть они не могут и не хотят в точности воспроизводить старый мир, и с Демиургами его родина никогда не станет прежней: невежественные, но искренне стремящиеся помочь Чужие куда лучше привычной лживой мрази, обитавшей здесь испокон веков. Однако пути Юно и паладаров сошлись лишь временно. Рано или поздно настанет время его мести — прекрасный день, когда трусливые ублюдки, бросившие свой народ, страшно пожалеют, что не умерли тогда, во время Удара, вместе с десятками тысяч сограждан.
Однажды ему придется пойти своей дорогой, чтобы не компрометировать товарищей. Несмотря на молодость, Юно прекрасно понимает, что Камилл всего лишь использует неопытного мальчишку. Но пока их цели совпадают, Демиург с ледяными глазами может творить все, что заблагорассудится. Главное, чтобы держал обещания. А дальше — даже полубоги не всегда способны предугадать будущее.
Нихокара-атара хотела, чтобы Юно присмотрел за Старшими, и он присмотрит.
Шаги гулко отдавались от пустых стен и полов. Когда-то устилавшие и увешивавшие их ковры, занавеси, картины и свитки в жарком влажном климате давно сгнили и распались. Паладарские дроны вычистили заплесневевшие остатки, оставив лишь твердую древесину кипариса и кастанопсиса, мало подвластную времени, и сейчас дворец выглядел пустым и печальным, словно тоскующим о былых временах. Паладары заняли всего несколько комнат на первом этаже, и то лишь ради формальности: для работы Чужим вполне хватало виртуальности, безопасной и недоступной для человеческих шпионов. Массивная, за столетия много раз достраивавшаяся, перестраивавшаяся и разрушавшаяся махина казалась страшно неудобной даже Юно, и он с нетерпением ждал, когда наконец-то закончится строительство новых офисных зданий поближе к посольству. Однако те, похоже, совсем забросили: приоритетом оставалось строительство учебных и спальных корпусов, и даже у могучих Демиургов не хватало сил и средств, чтобы строить сразу все.
У обычной двустворчатой двери, поставленной на месте давно сгнивших сдвижных перегородок-сёдзи, молодой мужчина остановился и поднял руку, чтобы постучаться.
— Входи, Юно! — раздался изнутри знакомый голос. — Не заперто.
Юно толкнул дверь и вошел в небольшую комнату, хорошо освещенную полуденным солнцем, рассеивающимся на светлых шторах. Атара приветственно махнула ему, а Карина Мураций неярко улыбнулась: симпатичная двадцатилетняя девушка со взглядом мудрой старухи. Сердце окатила теплая волна приязни. Не забывайся, напомнил он себе. Ректор — Демиург и гораздо старше тебя. Она может хорошо к тебе относиться — как к другу атары или просто как к человеку, но не рассчитывай на что-то большее. Однако же как сложно отвести взгляд от женского тела, лишь едва прикрытого тонкой простыней! В первый же день в Хёнконе атара объяснила ему, что паладарам безразлична нагота, что они перемещаются по Хёнкону, подключаясь к первому попавшемуся дрону, рядом с которым не всегда оказывается подходящая одежда, и что их одеяния — всего лишь дань вежливости консерватизму аборигенов. Однако взрослому мужчине довольно сложно себя контролировать, когда поблизости находится привлекательная девушка, отделенная лишь тонким слоем облегающей ткани. С атарой легче: ее он никогда не воспринимал как женщину, разве что как мать, и не среагирует даже на ее полную наготу, но вот как глава миссии паладаров отнесется к открытому проявлению сексуального интереса? Конечно, вряд ли она не понимает мужскую реакцию, но...
Лучше не рисковать.
— Добрый день, Мураций-атара, Нихокара-атара, — Юно в поклоне протянул папку. — Я принес документы, переданные господином послом.
— Спасибо, господин Юнару, — кивнула ректор Университета. На камиссе она говорила с едва заметным забавным акцентом, слегка сглатывая звук "р" и превращая его почти что в "л". — Положи, пожалуйста, на столик. Я подпишу их и сразу верну. Садись. Кстати, где чайник и закуски, ты знаешь, так что не стесняйся.
Ага. Как он и думал, сегодняшний визит — не просто рутина. Интересно, как атара, формально находясь в Ставрии, умудряется манипулировать послом здесь, в Хёнконе, заставляя отдавать нужные указания? Юно положил папку на небольшой журнальный столик и опустился в третье кресло.
— В общем, Джао в очередной раз отказался явиться, — видимо, продолжая прерванный разговор, сказала Карина, обращаясь к атаре. — Он вообще заявил, что единственной целью прорыва на Паллу являлось твое спасение, а раз ты в полном порядке, то и делать ему тут нечего. На Джамтерре вроде как дел по горло, особенно когда джамтане оборвали все контакты, и Робин не понимает, что от него ожидается.
— Мне Джа сказал, что не хочет путаться под ногами, — засмеялась Нихокара-атара. — Вроде как советчиков, включая меня, здесь полно, а локтями в тесноте он толкаться не любит. В общем, наш Джао опять демонстрирует, что в части изобретения отговорок равных ему нет. Думаю, ему Палла просто неинтересна. Я даже ревную к Семену — почему именно он из всех бывших Хранителей работает с Джа по джамтанам?
— Ревнуешь... Суоко, вы ведь не очень хорошо расстались в последний раз, да? Рис... Семен не очень охотно рассказывал о молодости.
— Ну, если не считать, что "последний раз" случился лет восемьсот назад по моему субъективному времени, можно считать и так. Я не могла оправиться от бесцеремонности Джао, выдернувшего Хранителей с Малии, а Семен считал, что все правильно. Пока Игра не стала массовой, мы обитали в специально созданных виртуальностях, изнывая от безделья и бессмысленности существования, даже уходили в темный сон. Общение друг с другом оставалось единственной отдушиной. Вот мы и ругались по малейшему поводу — из-за наиболее оптимального общественного строя, экономики, методов управления людьми... в общем, из-за разнообразных и по большей части дурных теорий. Нет, нельзя сказать, что мы возненавидели друг друга, но Семен придерживался взглядов, близких к радикальному анархизму, а я не собиралась отказываться от социализма. Сама понимаешь, здесь сложно найти общие точки.
— Ох, да. Он и из Сураграша сбежал при первой же возможности. Я вам революцию устроил, тебя, Каричка, на трон посадил, вот и барахтайся, как можешь, а я терпеть не могу руководить... Может, поспособствовать вашему... ну, примирению, что ли? Я же вижу, вы на жизнь по-разному смотрите, но цели преследуете одни.
— Ох, да что ты! — засмеялась атара. — Мы же никогда не ссорились всерьез. Когда вы меня вытащили, мы с Семеном несколькими письмам обменялись. Все в норме. Мы повзрослели, остепенились, успокоились, да и опыта в общении набрались. Если соизволит явиться в гости, с удовольствием вспомню с ним на пару молодость на Малии.
— Малия... — Карина задумчиво потерла подбородок. Юно вспомнил, что атара упоминала о родном мире, но лишь мельком, никогда не вдаваясь в подробности. Вероятно, Карина знает куда больше. Непонятно, правда, зачем обсуждать тему при посторонних. Или до него хотят донести что-то важное? — Суоко, можно вопрос? Насчет Ставрии?
— Конечно.
— В исходном проекте площадки социализм не предусматривался. Восточно-славянский контекст, да, но поздний. Почему ты решила преобразовать страну? Да еще по модели из другого контекста?
— Почему именно социализм? Или почему социализм конкретно китайского типа? Ну, в общем, второе очень просто: когда в одной стране сочетаются социалистические и рыночные отношения, чиновники неизбежно в них втягиваются. Коррупция, непотизм, покровительство разного рода — великолепный можно собирать компромат, особенно когда за экономические преступления применяется смертная казнь. В классической модели для скрытного управления людьми приходится прикладывать куда больше сил. Помимо адюльтера и средств-то для давления почти нет. Ну, а почему социализм...
Атара пожала плечами.
— Вопрос в смысле существования. Позволь людям жить тихо, сытно и в довольстве, и они превратятся в дремлющих свиней. Если нет явного и недвусмысленного стимула для развития, человек быстро деградирует. А общество должно развиваться. Путь к звездам, к бессмертию, к величию во вселенских масштабах, нужное подчеркнуть... Но один человек и даже один Демиург не в состоянии подгонять каждого палкой. Рыночные модели общества позволяют постепенно повышать общий уровень жизни и наращивать уровень богатства, но по достижении определенного порога резко теряют эффективность. Люди начинают жить достаточно хорошо уже сейчас и утрачивают мотивацию к развитию в будущем. В противоположность им, жесткие авторитарные режимы наподобие социалистических позволяют аккумулировать ресурсы для решения конкретной задачи — быстрого развития отрасли промышленности или науки, военного захвата ресурсов и так далее. Рыночные модели здесь куда менее эффективны. Но и авторитаризм несет в себе собственную гибель: правящая верхушка разлагается и деградирует, а простые люди превращены в стадо и изначально не имеют стимулов к личному развитию. Для быстрого развития необходимо чередовать общественные строи, но их смена сопряжена с опасностью революций, гражданских войн и скатывания назад, к самому началу пути, не говоря уже про многочисленные жертвы. Юно!
— Да, атара?
— Каков выход? Вспоминай, чему я тебя учила.
Юно задумался. Чего угодно он ожидал от сегодняшнего визита, но только не семинара по социологии.
— Два разных государства с разными строями? — наконец полуутвердительно спросил он.
— Точно. Социалистическая псевдодемократия позволяет быстро развивать отдельные отрасли науки и техники в военных целях, а рыночная демократия адаптирует результаты к мирному применению. Кроме того, каждый видит в соседе соперника, угрожающего своему образу жизни, а потому деструктивные эмоции людей направлены не на свое государство, а вовне, что улучшает стабильность всех систем. Наконец, всегда найдутся люди, ненавидящие свой строй и обожающие соседний — они препятствуют застою и деградации у себя дома. Два строя — два полюса одной батареи, создающей необходимое напряжение для двигателя прогресса.
— Но всегда остается риск войн по идеологическим и экономическим мотивам, — заметила Карина. — А их последствия могут оказаться катастрофическими, вплоть до провоцирования внутренних революций.
— Ну, мы же на игровой площадке, — Нихокара-атара развела руками. — Во-первых, континенты разделены обширными океанами, а социологические точки принуждения поддерживают более-менее гомогенное состояние общества на каждом материке. В конечном итоге формируются континентальные государства и государственные блоки, обычная война внутри которых практически невозможна. Кроме того, планета бедна металлами, ураном и плутонием в частности, атомное оружие в больших количествах создать проблематично, так что риск глобального армагеддона отсутствует. Палла изначально сконструирована так, что соперничество великих держав сосредоточено на Фисте с ее залежами полезных ископаемых и аморфным обществом, самые скверные последствия — небольшие конфликты с сотнями, максимум с тысячами жертв. Никакого сравнения с мировыми войнами из истории старой Земли.
— А во-вторых?
— А во-вторых — ручной режим управления. Чонда, местный Игрок-Стратег, благосклонно принял мои идеи, и мы душевно договорились о разделе сфер влияния. У меня вообще сложилось впечатление, что он не очень-то стремился к победе и остался весьма недоволен, когда Игра завершилась по формальному признаку — достигнутому порогу населения Кайтара. Чонда занимался своим материком, я своим, и никаких трений.
