Она повернулась ко мне, похлопала глазами и вдруг рассмеялась:
— Вот глупый! — Она придвинулась ко мне и ласково потёрлась о моё плечо. — Я же не о том, что ты подумал! Просто хотела сказать, что спокойная жизнь теперь закончилась! И на нашу долю остались одни только катаклизмы!.. Да ладно! — неожиданно просветлев лицом, отмахнулась она и, посмотрев на себя в зеркало заднего вида, поправила растрепавшиеся волосы. — Давай для начала хоть сориентируемся в здешнем кошмаре!
Я глянул в окно со своей стороны, оглядел дымящиеся окрестности и жалобно спросил:
— Как ты себе это представляешь?
Она пожала плечами:
— Ну вот мы с дедом, к примеру, в таких случаях пользовались средствами массовой информации. Вернее источника уж точно нет. Набрешут, правда, с три короба, но между строк правду всё равно можно уловить.
Ну конечно! И как это я сразу-то не допёр? Прямо ступор какой-то в мозгах!
Однако, приёмник в машине почему-то не фунциклировал. Я бестолково щёлкал переключателями, крутил ручки настройки, но результат был всё тот же.
— Балда! — рассмеялась Настя. — На кой тебе этот хлам? Сотвори что-нибудь поинтереснее!
— И то правда! — виновато улыбнулся я.
Во всё лобовое стекло засветился экран телевизора. Раздалось громкое шипение и побежала рябь.
"Ищи что-нибудь информативно-полезное, — приказал я браслету. — И убавь громкость. Не глухие".
* * *
**
Из тех передач, что нам удалось просмотреть, полезного для себя мы узнали не так уж много. Но, всё же, достаточно, чтобы сделать первые умозаключения.
Страна теперь называлась не Советским Союзом, а стыдливо именовалось корявым "Российская Федерация", реже — просто "Россия". Правил ею не Генеральный секретарь, как в нашу бытность, а Президент, седой мужик с плохо поставленной речью и звероподобным выражением испитого лица. Ну, ораторскими способностями и прежний правитель не блистал, так что удивительного в том было мало.
Вскользь упоминалась Чечня со всеми её проблемами. Назывались какие-то совершенно дикие суммы, означавшие стоимость обычных продуктов питания: хлеба, соли, масла и тому подобного. За теперешнюю буханку хлеба в наше время можно было приобрести два толковых телевизора!
Всё это сильно резало слух.
Но более всего поражало обилие рекламы! Она совершенно бесцеремонным образом встревала среди несерьёзных, а то и совершенно серьёзных передач, которые, к слову сказать, сильно поубавили в солидности и больше смахивали на утренники в детском саду. Создавалось такое впечатление, что обывателя смертельно боялись утомить долгими рассуждениями, а всякие словоизвержения, длившиеся более двух-трёх минут, старательно обрезались и преподносились зрителю в виде тезисов, с помощью которых в наше время партия общалась с плебеями.
Кстати, о партиях. Судя по сообщениям, теперь их было — как собак нерезаных! Экое раздолье! Но слышали они, по-моему, каждая только себя, а нужды народа превращали в разновидность защитного комбинезона.
Как заворожённые, мы листали одну программу за другой (их тоже оказалось не меньше, чем партий), не отрывая глаз от экрана.
— У них что, и проблем больше не осталось, кроме жвачки, перхоти да грязной посуды?
— Даже секреты женские, и те обсуждают всенародно, — смущённо поддакнула Настя, красневшая всякий раз, когда на экране появлялась реклама на столь щекотливую тему.
Незаметно для самих себя, мы ввели в свой лексикон разграничительные понятия: "мы" и "они". Процесс отчуждения шёл полным ходом. Да и как, скажите, можно отождествлять себя с великовозрастными дебилами, на полном серьёзе заявлявшими, что как только на них снизошла благодать Божья в виде новых жвачки или шампуня, их жизнь круто переменилась?!
Зато программы новостей говорили совершенно о противоположном: полчища бандитов, головорезов и жуликов всех мастей заполонили страну и растаскивали её на куски! И всё это при полной безнаказанности! То, чем занимались силовые структуры, как их теперь величали, защитой Отечества можно было назвать лишь при наличии богатой фантазии. Или нечистой совести.
В конце концов, когда на экране опять нарисовался всё тот же улыбающийся дегенерат в медицинском халате, кстати, шедшем ему, как корове седло, с рентгеновским снимком зуба в руке, собираясь уже в сотый раз доказывать, что я употребляю не ту зубную пасту, терпение моё иссякло: я с остервенением выключил экран.
Оглушённый, несколько минут я сидел и подавленно молчал. Несколько раз даже рот открывал, чтоб поделиться своими впечатлениями, но, так ничего и не сказав, захлопывал его, и только тряс головой.
Настя хитро поглядывала на меня, но тоже молчала, давая мне время переварить увиденное и услышанное.
Наконец, я уловил её настрой:
— Похоже, ты и не удивлена?
— Я уже бывала в этом времени, — спокойно сказала она. — Для меня всё это — не новость.
Я обалдело поглядел на неё, потом сообразил, что к чему, но возмущение прорвало в другом месте:
— А музыку ты их слышала?! Это... это же... Что за бред?! И что за любовь такая повальная к черномазым?! Не спорю, они тоже люди, есть и среди них таланты, но так ведь то — МУЗЫКА! А это что?! Что-то квадратно-гнездовое! Какие-то детские считалки!
И я со стоном отвалился на спинку.
Настя с улыбкой молча пережидала приступ истерии. Я ещё долго выступал в подобном стиле, не приемля увиденного. Она дала мне выпустить пар, и когда я замолк, тихо спросила:
— Ну а делать-то что будем?
— Почём я знаю? — ответил я довольно грубо.
Она поджала губы и едва слышно проговорила:
— А как же тогда то, что дедушка завещал?..
По инерции, находясь всё ещё во власти прежних эмоций, я вспылил:
— При чём здесь твой дедушка?!
Сказал и тут же пожалел об этом: Настя жутко обиделась.
— Нет, ну ты сама посуди, — стал я оправдываться. — Зачем сравнивать два совершенно разных времени? Он работал в спокойной обстановке, с чувством, с толком, с расстановкой. А здесь что? Мозги набекрень!
— Ну не скажи! — фыркнула она. — А сколько он пережил войн? А революций?.. Ты его дневников не читал... — Голос её заметно дрогнул. — Не говорил бы так...
Я погладил её по волосам, но моя неуклюжая попытка примирения была отметена: она мотнула головой. Отвяжись, мол.
— Ну, прости дурака... Словно побитая собака, я виновато заглянул ей в лицо и взял за руку. — Ведь сгоряча же вылетело... Ну?
Она обиженно покосилась, низко опустив голову, но руку не убрала. Это придало мне душевных сил, и я решил, что сейчас самое время заглаживать вину более существенным образом. Благо, обстановка этому соответствовала: мы были одни в целом мире между небом и землёй.
Я несмело поцеловал её в щёку, всё ещё опасаясь отпора, и, не встретив его, вплотную занялся делом. Кабина "джипа" волевым усилием была моментально превращена мною в обширную, насколько позволяла квадратура, кровать, и на время мы совершенно забыли обо всех тревогах, молчаливо согласившись, что какой бы ни был исторический период за окном, любовь от этого своей сладости ничуть не теряет...
* * *
**
Расставив все точки над известными и даже неизвестными буквами, мы почувствовали себя значительно лучше. Каждый, конечно по-своему. Меня, к примеру, обуревала жажда деятельности. Настя же, напротив, расслабилась, и её потянуло в сон.
Я был не против. Сотворив одеяло, я заботливо укрыл её и чмокнул в щёку. Она в ответ что-то неразборчиво промурлыкала и поудобнее устроилась на постели.
Вот и ладненько. Одно я уяснил крепко: топтаться по памяти деда позволительно только в мягких тапочках. Другая обувь исключается.
Ну что ж, мы и енто могём. Я, вообще-то, человек покладистый. Хоть и не без выбрыков.
А пока мы с браслетом побеседуем. Чего-то я не всё понимаю.
— Сезамчик, мил дружок! Объясни-ка ты мне, дураку, что это за фокусы такие у нас тут со временем?
"С ходом времени всё в порядке", — ответил мне "мил дружок".
— Так почему образовалась такая дыра? Бей выдернул меня с Земли в семьдесят девятом, а сейчас — девяносто четвёртый. Где я шатался всё это время?
"В стадии формирования".
— Не понял! — насторожился я. — С этого места, пожалуйста, поподробней!
"На восстановление тела понадобился период времени, равный пятнадцати земным годам".
Я обалдело поморгал. И понятно, и подробно. Даже слишком.
В памяти всплыла фраза, как бы невзначай оброненная Танзу:
"Нам пришлось немало попотеть".
Ай да скромник!
— Почему же он мне об этом ничего не сказал?! — непроизвольно вырвалось у меня, но я тут же осознал, что вопрос не по адресу.
"Ты не спрашивал", — ответил браслет.
Ну да, конечно, я не знал, а слон не догадывался. Я не удосужился спросить, сколько времени заняла операция по извлечению меня из дерьма, в которое я имел "счастье" вляпаться, а Танзу посчитал, что своей шутливой фразой объяснил всё. Это чтоб комплекса вины не возникало, что ли? Мол, не хотим напоминать, что ты нам по гроб должен? Так я это и сам понимаю, мальчик совестливый.
— Ещё вопрос: о каких неприятностях предупреждал меня Танзу?
Я ожидал услышать что-то вроде того, чем пугала меня Настя, его ответ оказался вообще из другой оперы:
"Сдвиг планетарной оси".
Это не вызвало во мне никаких эмоций, кроме недоумения, и я спросил:
— Ну и что?
"В связи с тем, что процесс будет протекать стремительно, это вызовет глобальные катастрофы на планете Земля: землетрясения, наводнения, разломы тектонических плит, извержения тысяч новых вулканов. Перечень можно продолжить".
Я почувствовал, как мурашки табуном поскакали по моей спине.
— Ты это... серьёзно?!
"Да".
В голове моей помутилось, горло перехватил спазм и я прохрипел:
— И когда же это... произойдёт?..
"11 августа 1999 года".
Я недоверчиво скривился:
— Откуда такая точность?
"Индекс вероятности события — 0,93".
— Не понял... — Мне становилось всё больше не по себе. Ужас тонкой змейкой вползал в душу.
"Это означает, что из всех вариантов бытия только семь сотых процента дают вероятность альтернативного развития событий".
— Так ты хочешь сказать... — Я с трудом подбирал слова. В горле стоял тугой комок. — Ты хочешь сказать, что у нас есть возможность избежать всего этого?
"Да. Будущее многовариантно".
— Каким образом?!
"Восстановлением объёма полярных шапок на период начала двадцатого века".
— Господи, а полярные шапки-то здесь при чём? — несказанно изумился я.
"Возрастание объёма полярных шапок до критической массы вследствие нарастания парникового эффекта создаёт дисбаланс вращения планеты. Это приведёт к изменению направления оси вращения, что и явится причиной будущих катаклизмов".
— Но почему такая конкретная дата? — Я всё ещё пытался уличить его во лжи или, хотя бы, в некомпетентности. — Можно подумать, что всё закончится в один этот день!
"Раскачка оси будет проходить в несколько шагов. Они уложатся в период чуть больше суток. Но уже первый шаг сметёт всё с поверхности планеты".
Информация оказалась настолько ошеломляющей, что просто не укладывалось в сознании, и воспринималась отвлечённо. Я и спрашивал уже чисто автоматически:
— Ну а ...потом?..
"В течение двадцати пяти-тридцати следующих лет все оболочки планеты будут приходить в своё обычное состояние".
— Какие ещё оболочки?
"Литосфера, гидросфера, атмосфера, магнитосфера, ноосфера, радиационный пояс".
Господи, Боже мой! Ведь за этими сухими словами стоит всемирная катастрофа!!! Последний день Помпеи бледнеет перед картиной всеобщего разрушения и гибели!
СУДНЫЙ ДЕНЬ!!!
АПОКАЛИПСИС!!!
Слова, давно натёршие всем уши и потому не вызывающие у людей ничего, кроме усмешек и острот, приобретают конкретный и страшный смысл!
Волна жуткого страха накатила на меня. За свою жизнь я не боялся. С браслетом нам с Настей всё нипочём. Но люди-то?! Цивилизация?! Ведь планета попросту стряхнёт её со своего лица! Всё, что создано руками и умом человека, в одночасье будет погребено в её недрах вместе с самим человечеством!
Воображение рисовало страшные картины. Живо представилось, как в беспощадном, всё сметающем, рывке литосферные плиты наползают одна на другую, и между ними, как в жерновах, города и люди гибнут в одно мгновение, не успев даже ничего понять! Взбесившаяся атмосфера крушит и ломает всё на своём пути! Гигантские волны, цунами, достающие до облаков, переплёскиваются из океана в океан через вибрирующие в агонии материки!
Боже! Да людям и места не будет в этом кошмаре!!! Везде только смерть и разрушение!!!
Разволновавшись, я вскочил на ноги и бухнулся головой в потолок машины. Железо гулко отозвалось.
— Надо же что-то делать!!! — вскричал я.
"Приказывай", — равнодушно отозвался браслет.
Настя открыла глаза:
— Котик, ты чего кричишь? — сонно спросила она и, не дождавшись ответа, опять задремала.
Правильно. Поспи пока. Вести беседы я пока не в состоянии.
Я сел. Надо что придумывать.
Собственно, что тут думать? Всё предельно ясно: мир на краю гибели и его надо спасать. Как ни выспренне это звучит.
Я вновь обратился к своему бесстрастному собеседнику:
— Как ты там говорил? Полярные шапки надо уменьшить? Растопить, что ли?
"Это приведёт к подъёму уровня мирового океана на шестьдесят четыре метра, что явится причиной затопления низинных районов планеты".
— Это я и сам понимаю. Читал. Но какой тогда выход?!
"Находи решение. Жду приказа".
Мне даже сочувствие послышалось в его ответе.
Да, конечно, дури-то тебе не занимать. Только легко сказать: "Находи"! После таких откровений в башке — полный хаос! И ничего серьёзного!
Некоторое время я сидел в полной прострации, уставившись в одну точку, осознавая, какая на мне, на одном, лежит ответственность. Она давила тяжким бременем.
Потом нерешительно спросил:
— А на это... Как бы на всё это взглянуть?.. Честно сказать, в голове не укладывается.
"Жду указаний".
Он даже не обиделся. Да и какая обида может быть у машины? Кажется, это единственное, что он не умеет.
Хотя, нет. Против Бея он тоже не устоял.
— Указаний он ждёт! — проворчал я и, поудобнее устраиваясь, махнул: — Давай, показывай!
"Прикоснись к большой кнопке".
Бог ты мой! Какой примитив для такой сложной машины! Все команды берёт прямо из мозга, а именно эту надо снабдить каким-то касанием! Перестраховщики!
Дрожащими руками я отыскал на браслете больший выступ и надавил на него.
"Назови дату и место".
— Ты что, издеваешься?! — вскипел я. — О чём только что мы с тобой говорили? — И, покачав головой, вздохнул: — Ну, конечно же, одиннадцатое августа девяносто девятого!
"Назови место", — равнодушно гнул тот свою линию.
— Да какая, к чёрту, разница?! Вот! — ткнул я пальцем за окно. — Прямо здесь!
Наша машина всё ещё неслась вдогонку за солнцем, неумолимо оседавшим за далёкую линию горизонта. Похоже, мы уже были за пределами района боевых действий, поэтому я притормозил бег своего "коня", а потом и вовсе остановил.
