— А ордена-то как же? — не утерпел Пашка. — А мядали?
— Себе оставь... — фыркнул тот равнодушно. — На спину повесишь.
— И будешь ты у нас — дважды герой! — хегекнул брат. — Хоть спереди, хоть сзади!
— Ну, вот и ладненько, — подвёл я черту, пресекая нарождавшийся трёп. — На том и порешим...
32. Грехопадение
— Ну, и чего уставились? — гаркнул Пашка на притихших обитателей соседних столов, когда экран схлопнулся за ушедшими. — Вид транспорта у нас такой, ясно? И нечего тут внаглую пялиться! А то как-нибудь случайно зенки совсем повылазиют! Так посмотрите, а они перед вами на столе валяются! Жрите вон, своих тараканов, да помалкивайте!
Брат хегекнул:
— Они тебя, конечно, поняли!
— Поняли-не поняли, а, гля! — все рАзом отвернулись! — удовлетворённо фыркнул Пашка. — Как по команде!
— На тебя бы так рявкнуть, — сказал Другов. — Ты бы вообще под стол залез. Дипломат межпланетный.
— С ними так и надо! Собрались тут всем кагАлом... Каждой твари по паре... Дома им, видите ли, не сидится! Какого хрена поприпёрлись?
Вот в этот самый момент, немного поостыв от своей пламенной речи перед представителями иных миров, Пашка и подступился ко мне со своими наблюдениями: "Вовчик, ты, мол, ничего не замечаешь?" Это в смысле прекрасной незнакомки, "увешанной бирюльками, словно ёлка".
Я его тогда отшил, как мне показалось. Но эта история сама собою получила довольно неожиданное продолжение. И я бы не сказал, что оно, это продолжение, мне так уж НЕ понравилось...
Короче, указанная дама сама проявила инициативу. Видя, что обрабатываемый ею "клиент" ни мычит, ни телится, а продолжает с преувеличенным вниманием ковыряться в пустой тарелке, искоса поглядывая в её сторону, она, эта самая "ёлка", взяла бразды правления в свои нежные руки.
Ну, то, что руки у неё нежные, это я почувствовал с первой же минуты. Она просто, без всяких комплексов, подошла ко мне сзади, положила руки сначала на плечи, щекоча своими пахучими локонами, а потом довольно ловко занырнула этими самыми руками под одежду, страстно дыша мне то в одно ухо, то в другое. При этом она что-то тихонько бормотала, а переводчик мой, между прочим, почему-то помалкивал. Видимо, он тоже был в шоке, не зная, как реагировать на эту страстную атаку? То ли как на агрессию, и тогда следовало бы дать ей должный отпор, то ли как на удовольствие, о чём явственно говорило ему состояние блаженства, что я испытывал на тот момент. Короче, потерялся парень.
А что оставалось делать мне? Не скандалить же с нею, отбиваясь на потеху благодарным зрителям? Тем более, что мне было хорошо. Даже очень.
Я, конечно, поначалу оцепенел от такого форс-мажору. Но потихоньку оттаял. Стал входить, так сказать, во вкус. Как говорят в таких случаях: "Расслабьтесь и получайте удовольствие!" И я рассудил, что это высказывание — мудрое. Хотя, если честно, я тогда уже мало чего соображал. Всё плыло перед глазами в сладкой истоме и хотелось только одного: уединиться с этой самой "ёлкой" в каком-нибудь закуткЕ и дать волю едва сдерживаемому желанию.
Она меня поняла с полу-взгляда. Ведь, собственно говоря, она того и добивалась.
Взяв меня за руку, словно заботливая мамаша напрокудившего пацанёнка, деловитым рывком она оторвала мою задницу от услужливого стула, который отпустил меня с чвакающим сожалением, и на прицепе быстрым шагом повела между нескончаемыми рядами столов. В последнюю секунду я всё же успел заметить ошалевший Пашкин взгляд, и сквозь пелену до меня донеслось его фирменное: "Клава, я фигею!.."
Понятное дело, в таком качестве он видел меня впервые и никак не ожидал, что его старания произведут какой-нибудь должный эффект. Тем более — положительный. Балабонил-то он просто так, для создания атмосферы. А оно вон как получилсь. Ай да Вовчик!..
Это всё я прочитал в его глазах в ту самую секунду в момент моей эвакуации.
Волокла она меня довольно долго. Сначала между рядами столов, которые никак не желали заканчиваться, потом среди леса каких-то высоченных каменных колонн. По-моему, я даже успел восхититься их замысловатой росписью. После недолгого блуждания в их зарослях, мы оказались в невысоком узком коридорчике, залитом всё тем же опостылевшем зелёным свечением. По стенам, на равных расстояниях, возникали и исчезали какие-то ниши и проёмы. Я было сделал вялую попытку затащить её в одно из таких углублений, и уже там предаться обуревавшим страстям, но она с милой улыбкой мягко пресекла мои поползновения, пробормотав что-то вроде: "Потерпи, милый". Это я, конечно, понял по интонации. Переводчик ещё так и не пришёл в себя на тот момент. Да и чего тут было переводить? Всё понятно и так. Язык любви перевода не требует.
Чтобы я в дальней дороге часом не растерял свой запал, она иногда применяла нехитрые провокации, разогревавшие меня с неимоверной силой: то бровью по-особому поведёт, отчего мне становилось, мягко говоря, не по себе, то бедром как бы нечаянно притрётся, отчего всё вскипало и дыбом вставало. И тут же игриво, как вода из ладони, ускользала, всем своим видом говоря, что вот, мол, доберёмся до места, уж там-то мы точно оторвёмся на полную катушку!
Собственно говоря, слово своё, хоть и невысказанное, она сдержала. Оторвались мы действительно по полной. Но это было потом. А пока мы шли, и шли... Помнится, даже миновали какой-то не то террариум, то ли вольеру, где в воздухе плавали мерзкие агрессивные твари размером с хорошего крокодила. И почему-то нигде не было решёток. Самый краешек моего въедливого сознания сообщил о своей догадке по этому поводу, что, мол, тут решётками служили силовые поля, но мне самому это было как-то до лампочки. Мой собственный зверь, так непозволительно долго томящийся внутри меня, рычал и просился на волю. И никого, кроме объекта вожделения замечать уже не хотел.
И вот пытка кончилась. Мы оказались внутри какого-то светлого и довольно просторного помещения, посередине которого бросалась в глаза непомерных размеров белоснежная тахта. Моя проводница с ходу толкнула меня на неё и с рычанием набросилась, чуть ли не с кожей сдирая с меня ненавистную одежду...
Что было потом, я помню смутно. Какой-то калейдоскоп экзальтированных фрагментов. По-моему, она сильно кричала в исступлении. Я так думаю, что возле наших дверей тогда собралась толпа любопытных аборигенов, стараясь понять, чем это мы там таким занимаемся? То ли любовью, то ли вивисекцией?
Да я, вообще-то, и сам о таком сексе никогда и не помышлял. И не думал, что на такое способен. Она бы, конечно, в один присест выпила из меня все соки, если бы не браслет. Вот тут он был на высоте, исправно подпитывая меня своей энергетикой. А потому эта безумная оргия продолжалась до бесконечности. Мы буквально рвали друг друга на куски! Это было что-то, не поддающееся описанию! Какая-то безобразная сцена, сродни членовредительству! Было похоже, что мы вот-вот растерзаем друг друга, настолько сильно и неистощимо было обоюдное желание! По-моему, не обошлось даже без синяков и ушибов. Хорошо, хоть руки-ноги друг другу не переломали...
Но всё когда-нибудь да кончается. В конце концов, иссякло и её неистовство. В полном изнеможении она упала на подушки, лишь прерывистым дыханием подавая признаки жизни.
Благодаря браслету, я, конечно, был готов к новым свершениям, но уже безо всякого аппетита. Мне это занятие успело поднадоесть. Мы занимались любовью, если тут применимо это слово, на протяжении нескольких часов! Да какая там, к чертям, любовь! Это уже просто скотство, а не любовь. Тотальное помутнение рассудка!
К своему стыду, за всё время экзекуции я ни разу не вспомнил про Настю! Боже мой, с каким же аппетитом на меня набросилась моя совесть, едва утихли непомерные страсти! Как же она принялась пилить меня на мелкие кусочки и обвинять во всех смертных грехах!
Настроение моё моментально испортилось. И вся предыдущая сцена предстала в совершенно другом свете.
И с чего это я так повёлся? Голодный, что ли?
Ну, что есть, то есть. Настя уже порядочное время держала меня на расстоянии, постоянно находя какие-то несерьёзные отговорки. И одной из них был вездесущий Витька. Под его насмешливым взглядом я, да и Настя тоже, как-то терялись. И было уже не до интимных отношений. Он представал в виде некой проверочной комиссии, оценивающей каждое наше телодвижение. Возможно, с его стороны это была просто ревность, но нам-то с того ничуть не легче!
И вот, чем оно всё обернулось. Я почти с ненавистью посмотрел на распростёртое передо мной обнажённое тело. Не такая уж она, собственно, и красавица. Не знаю, что это на меня нашло?
Ну да, оно, конечно, всё при ней. И попка, и грудь. И животик такой аккуратный. Да и на мордашку не скажу, чтоб противная была. Глазками-то за столом вон как стреляла!.. Не устоял...
И тут пришла трезвая мысль. Да чего я, собственно, переживаю? Не имею права, что ли? Пашка, вон, по десять раз на дню жене изменяет со своими "девочками". И ничего! Живёт и здравствует. И совесть его не мучает. А я-то чем хуже?
Ох уж этот Пашка!.. Змей-искуситель!.. С него-то всё и началось! Не ткни он меня тогда носом, я бы, может, и не обратил внимания на томные взгляды одной из многих гостей, сидевших за столом.
Интересно, кто она? Я ведь даже не знаю, как её зовут! Докатился, блин..
А, собственно, что бы это изменило? Особенно в тот момент, когда такое накатило?
Да, надо было сделать строгое лицо и потребовать паспорт. Каких вы, мол, династий будете? И кто ваши родители?
Смешно...
Я провёл рукой по её упругой груди и тихонько покрутил за сосок. Она томно приоткрыла глаза:
— М-м? — потом добавила, слабо улыбаясь: — Угу?
Мол, ещё хочешь?
Я несколько отпрянул, но руку не убрал:
— Нет, что ты! Пока хватит. Я только хотел спросить...
Она не дала мне договорить. Резко обхватила за шею и впилась в губы долгим и страстным поцелуем. Потом оторвалась и, глядя глаза в глаза, произнесла чётко и ясно:
— Нинхурсаг!
Я удивлённо отстранился:
— Что ты этим хочешь сказать?
— Меня так зовут, — услышал я перевод. — Ты ведь это хотел спросить?
Ты смотри, а толмач-то мой очухался! Опять заработал!
— А-а... — неопределённо произнёс я, забыв представится в свою очередь.
— Что "а-а"? — передразнила она меня и рассмеялась. — Я — Нинхурсаг, дочь Великого Ану!
Вот это я, блин, попал!.. И впрямь нарвался на "междупланетный" скандал... Как и предупреждал меня Пашка.
— Чего ты испугался, глупенький? — потрясла она меня за плечи. — Папа против не будет, не бойся. Он мне сам это предложил. Я и согласилась. И очень даже об этом не жале-ею! — ласково потёрлась она своим носом о мой.
— Папа? — офонарел я. — Предложил тебе? Со мною?
— Ну да! А что здесь такого? Это такая традиция. Привечать дорогих гостей. У нас это давно заведено. По-моему, хороший обычай.
Я мысленно истерически хохотнул: "У некоторых наших племён тоже так заведено. То ли у чукчей, то ли у эскимосов..."
— Тем более, — окончательно добила она меня, — от тебя родятся очень крепкие и здоровые дети. И я этому очень рада.
— Дети?!! — вскричал я. — Какие ещё дети?!!
— Твои, — улыбнулась она. — Ты пролил в меня столько семени, что забеременеть я просто обязана! И, скорее всего, он будет не один. Я это прямо-таки чувствую!
Я вырвался из её объятий, вскочил на ноги и взволнованно забегал по аэродрому тахты.
— Да ты хоть понимаешь, что ты говоришь?!
— Конечно, — ответила она, ложась на подушки и закидывая руки за голову.
— Нет, ты не понимаешь! У нас не должно быть никаких детей!!!
— Но почему? — искренне удивилась она.
— Потому что у представителей разных планет дети рождаются уродами!!! Вот почему!
— Какие пустяки, — усмехнулась она. — Пусть это тебя не беспокоит. Я улажу все недоразумения.
— Блин!!! Каким образом ты их уладишь?!! — Я едва сдержался, чтоб не добавить: "Дура самонадеянная!"
— Очень просто, — мило улыбнулась она. — Ты разве не знаешь, кто я?
— Теперь знаю! — грубо рявкнул я. — Дочь здешнего... Императора! — У меня едва не вырвалось: "Главнюка!"
— А ещё? — продолжала она, с той же расслабленной улыбкой наблюдая за моими трепыханиями.
— Откуда я знаю? Может... племянница чья? — А хотел сказать: "Любовница". Но как-то не выговорилось.
— Фи, как мелко! — покривила она губки и совершенно серьёзно заявила: — Да будет тебе известно, сладкий мой: я здесь — Главный м-м... как бы это попроще?.. Генетический Конструктор! Наверное, так. Я создаю человеческую расу. Для твоей же Земли, между прочим. По нашему образу и подобию. На местном материале.
Я обалдело плюхнулся на задницу. Благо — кругом было мягко. Копчик не пострадал.
— Ты наверное, заметил, — продолжала она с мечтательной улыбкой, игравшей на её губах, — что здесь, по базе, бродит много... ну, скажем так — странного народа? Из наших с тобою одноплеменников, из гуманоидов? Они мало разговаривают, больше стараются слушать, чем говорить. Учатся быть людьми. Это всё — мои дети! — с какой-то неожиданной гордостью заявила она.
"Везёт же мне на разного рода напыщенных идиотов! — уныло подумалось мне. — Теперь вот они уже и в постели встречаются..."
— Не старайся меня обидеть, — неожиданно серьёзно сказала она и как-то вся подобралась. — Даже в мыслях. Мне с тобою было хорошо. И это даёт мне право говорить откровенно.
Я обессиленно упал на подушку и тупо уставился в стеклянный потолок.
"Всё. Приехали. Мышеловка захлопнулась. Ох, и достала же меня эта вездесущая телепатия!"
Она повернулась на бок, подпёрла голову рукой и с улыбкой провела пальцами по моему лицу:
— Ты очень громко думаешь. Тебя — не захочешь, а всё равно услышишь. Научись блокировать свои мысли. И тогда внешнее вмешательство не будет так досаждать.
— Я не понял про детей, — перебил я её поучения. — Что значит "Это всё — мои дети". Надо понимать, что ты их всех... — Я запнулся, чувствуя, какую глупость хочу сморозить, но всё равно слово вырвалось: — ...родила?
— Ну, это же — образное выражение! — засмеялась она. — Я думала, ты правильно понял. Они — результат моих генетических реконструкций. Но среди них есть и рождённые мною естественным путём.
Я непроизвольно отодвинулся от неё:
— Так сколько же тебе лет?! — И запоздало спохватился: — Уж извини за нескромный вопрос.
— А как ты сам думаешь? — пропустила она мимо ушей мои извинения.
Я критически оглядел её и смело заявил:
— Ну, не больше двадцати пяти!
Она с удовольствием расхохоталась:
— Ты льстишь мне!
— А что? Хочешь сказать — больше?
— Намного!
Я насторожился:
— И как "намного"?
Она смутилась:
— Тебе лучше этого не знать...
— Нет, ну а всё-таки? — Я не собирался отступать в поисках истины.
— Тебе не понравится то, что ты услышишь...
— Какие нежности! Говори! Я всё пойму правильно!
— Хорошо... — поджала она свои губки и многозначительно произнесла: — Два шара!
Я похлопал глазами:
