Пути Героев

-Да что же это я! У меня же все хорошо! Меня ждет любимый -от этих слов ей стало теплее— и он сказал, что война эта закончилась. Все хорошо! Все хорошо...

Но беспокойство не пропало. Так она и сидела, нервно сжимая поручень переднего сидения, и все ждала, ждала, ждала...

Наконец-то показалась церковь. Сердце екнуло. У здания сидел какой-то знакомый силуэт. *Да, нет, нет* -Успокаивала она себя мысленно-*Это не он. Это какой-то бомж просит милостыню! Или пьяный...* Но, кулачки еще сильнее сжали поручень, а глаза всматривались в силуэт. Она рассмотрела красный снег и его шапку... Сердце екнуло сильнее, девушка вскочила, и слезы сами накатились на глаза. Вдруг стало очень страшно...

Трамвай повернул за церковь, к остановке. Так испугавшая картина скрылась за поворотом. Водитель прохрипела остановку, дверь открылась. Она набралась сил и выпорхнула из вагона. Бежала очень быстро, на столько, на сколько позволяли её маленькие ножки и каблуки. Угол церкви, в груди все сжалось, девушка закричала.

-Кот! Кот! Что с тобой?!

Голос знакомый. Я открыл глаза. Няшка! Попытался улыбнуться, но это лишь привело к тому, что изо рта потекла накопившееся там кровь. Наверное, я был ужасен в этот момент.

-Боже мой! Что с тобой!? Ты ранен?! Скорую вызвал?! Ты весь в крови! Ответь же мне! Ну, пожалуйста!!!

Заплакала. Она редко плачет. Очень. Взял её за руку и сполз к ней на колени. Мне было хорошо. Я любил её, и она любила меня. Что ещё надо умирающему человеку? В конце концов, только это. Пускай это эгоистично, умирать раньше любимой и доставлять ей столько боли. Но, когда ты подыхаешь, ты об этом не думаешь. Ты просто счастлив, что это так.

Я был лишь тенью этой истории, этой войны, никто не называл меня по имени. Да никто и не знал моего имени! Я и сам забыл его. Оно было частью другого меня. Другого человека, который был до войны. До крови на руках. До смертных грехов, повисших на душе. То имя было чисто, как тот человек, у этого же, могло быть лишь прозвище. Я был такой, какой есть, и другой жизни мне прожить не удастся. Как вечно серое небо, которое лишь наблюдало за происходящем, таким я был, и, если меня кто-то запомнил, это было уже неплохо, значит не зря жил. Значит, моя жизнь, была не только моя, она часть ещё чьей-то жизни.

Я это знал. И был просто счастлив от этого. Но это счастье было с привкусом горечи и обиды. Было обидно, что не дали попрощаться. Попрощаться со всеми! С мамой, папой, братом, с Яном, с друзьями, с Лилит, что бы её! Вообще проститься с теми с кем был близок! Извиниться перед Марли. Попрощаться с Няшкой... Можно было подумать, что я смог попрощаться с ней, ведь она здесь и сейчас и держит меня за руку. Но это не так! Я не мог сказать ей то, что хотел. Да даже если бы и мог, то не сказал бы! Не нашел бы нужные слова и не успел бы их произнести! Их все! Все те слова, что смогли бы передать то, что я хочу. Смерть отнимала у меня меня. Я не видел мира! Ещё не пожил! Не сделал всё, что хотел бы сделать! И уже никогда не сделаю! Да и не было у меня этого — "никогда"! Уже ничего не было! Были лишь те несколько секунд звука и изображения... Даже тепла её рук не чувствовал, и хватался за руку, хотел сжать по сильнее, даже не то чтобы почувствовать тепло, а что бы сделать ей больно. Что бы она почувствовала боль и вскрикнула, это бы послужило доказательством, что я ещё здесь! Я ещё в этом мире! Ещё могу заставлять людей чувствовать себя! Но, моя рука соскальзывала из её руки, и она цеплялась в неё, пытаясь хоть так удержать...

Водитель выжимал из машины все. Но Яну казалось, что они тащились как навозные жуки. Наконец показалось церковь. Возле нее были двое. Он сразу разглядел его долбанные большие тяжеловики, хотя сам носил такие же, но его были всегда какие-то долбанные. Под ними снег цвета крови, это красное пятно было его жизнью, которая медленно покидала тело. Ян выпрыгнул из машины

-Падш...

Сильнейший удар сбил его и не дал выкрикнуть до конца. Ян прокатился по асфальту. Водитель сбившей его машины, что-то резко кричал. Фокус плохо настраивался. Ян медленно поднялся. И, нащупывая асфальт ногами, побрел к церкви. Силы отказывали. Еще раздражительно зазвонил телефон. Он оперся на столб, на автомате достал разбитый от удара сотовый и, сквозь хрип легких, укоризненно произнес:

Он знал что "Он" умирает. Было больно, по лицу прокатилась одинокая слезинка. А еще снова появилось это чувство, чувство бессилия.

В мозгу всплыли слова демонессы:

-... должен вернуться и уничтожить все то, что ему было дорого при жизни, что он любил ...

Даже сквозь слабость пробился мой злобный хрип и я снова сжал руку Няшки. *Я не могу умереть! Не должен! Не могу! Нет!* Слабость снова накатила и рука разжалась. Теперь я полностью в её руках, ни одна мышца не двигалась и даже плакать не мог. Бессилие, все поглощающие бессилие...

Она плакала. Все время звала меня. Потом только плакала и держала за руку. Я видел её лицо и видел ужасное серое небо. Она его любила... такое... серое небо.

Накатилась окончательная слабость для мыслей и темнота. Я ещё подумал тогда, что это как проваливаться в сон. Смерть — это как сон...

Просто проваливаешься в темноту...

И даже боль исчезает как-то...

Темнота. Все! Конец!

На троне сидел величественный старейшина всех кото-людей города, пред ним стояло двое: Его преданная дочь и наследница звания и регалий, и её новая советница и подруга. Больше в зале никого не было. На плечи Пупи АвэЭскель лежала закованная в метал перчатка Иары.

Пупи, молча смотрела на отца, тот встал и приблизился ближе, пытаясь прочесть в лице дочери, что привело её в это весеннее утро.

Нотэн АвэЭксель подозрительно посмотрел на фигуру укутанную в монашеский балахон. В ответ на заявление, Иара, что-то энергично прошептала Пупи на ухо. На лице девушке кошки заиграла улыбка. Она резко отошла в сторону, а демонесса, вскинув руку, ударила по старейшине разрядом молнии. Старик упал, схватившись за сердце, прохрипел нечто не членораздельное и, содрогнувшись несколько раз, замер. Иара отвесила мертвецу воздушный поцелуй, а Пупи, стеклянными глазами, уставилась на отца. Единственной мыслью тревожащей её сознание, было молчание любимого. *Ведь, устранила помеху разделявшую нас! Убила его! Почему Ян молчит? Никто не стоит меж нами! Теперь у него есть только я! Он должен меня любить! Ян! Где же ты?! Ян!...*

Она снова набрала его номер, но абонент был для неё не доступен.

Эпилог.

На моих похоронах прочитали, что-то типа стишка, который нашли в моей записной книжке. На прощание было мало народу. Сколько? Откуда мне знать?! Знаю лишь, что перед тем, как положить меня в могилу, прочитали стишок, который я, просто так, начеркал в записной книжке. Начеркал, от "делать нечего". Но его возвели в нечто большое! Прочитали как прощальную молитву! С выражением и какими-то эмоциями, которые я даже и не подразумевал, когда писал. А, я бы сказал, что мне этот стишок и не нравиться-то вообще. Но куда деваться? Придется терпеть... Вот он:

Сама себя приговорила, звезда упала и заныла, когда её увидели вруны, когда открыли рты лжецы, и критика лилась из пасти тех рекой, доказывая что я прав — рукой, и с пеною вас уверять, что мне пришлось всю душу вам отдать, кровь лилась из глаз звезды, правдою капая со щеки, она растворялась в темноте и лжи, все кто не понял её, её и приговорил...

Но я не об этом хотел сказать. Знаете?... Знаете, есть такое состояние, когда лежишь один. Обязательно один! Может быть в своей квартире. Может не в своей. За стеной кто-то есть или никого. И это ещё хуже! Когда никого нет. И так плохо! Совсем. Потому что все не правильно!!! Все в жизни! И сама жизнь неправильная получилась! А когда-то все было правильно. Когда-то в детстве. Когда-то в детстве вас гладила и прижимала мать, или отец. Ну, у кого как, это не суть важно. Вас прижимал, гладил, любил ваш дорогой человек. А сейчас? Вы лежите один. Совершенно один. В темной комнате, за окном ночь. Обязательно неприятная ночь. Но вы лучше бы оказались там, на улице в этой ночи. Потому что там чувствуется жизнь! Свежий воздух, ветер, возможно снег, где-то там люди и свет от луны, фонарей и облака бегут по небу. Жизнь продолжается. А здесь, в этом каменном гробу, здесь нет жизни. Лишь вы, который вертится на кровати, как на ритуальном камне и над вами занесен нож. И вы такой живой, именно жизнь заставляет вас вертеться, она противиться тому, что у вас хотят отнять ее, жизнь. И на вас все давит! Потолок, стены! Все! Как гроб. И вы хотите, чтобы тот, кого вы любите сейчас, пришел, вот сейчас, в эту же секунду, и прижал, погладил, поцеловал. Но сейчас его нет, и вы знаете, что сегодня, да и завтра наверняка, вы его даже не увидите. И самое страшное то, что вы знаете (Возможно, вы говорите себе, что лишь догадываетесь, но на самом деле вы это знаете), что у вас с этим любимым человеком ничего не получиться! И, что вообще совсем страшно, он не любит вас. А возможно любит, но не только вас, но и ещё кого-то, и это ещё больнее! Когда вы один, за окном темно, и вокруг камень...

Вся проблема не в том, кого вы любите и даже не в вас. Проблема в любви. Вот так она распорядилась, что вы полюбили именно его! И вы, всего лишь слабый человек, созданный по образу, и, самое наиглавнейшие, по подобию всемогущего чудесника, который может все, по подобию Бога. И в вас есть его часть, в вас есть Бог! И вот вы такой слабый человек, не можете ничего сделать с этой любовью. Не можете пойти куда-нибудь. Почти все равно куда, главное, что там есть другие люди. Люди, которых тоже можно любить и которые, наверняка, не меньше вас хотят, что бы их любили. Но вы слабый человек и вы (Сейчас будет это глупое слово, которое я не люблю, но оно повсюду на устах у таких людей!), просто, не можете! А все могло бы быть по другом! Да, вы так же любите! Говоря так же, я имею в виду, "головой в омут и об стену"! Но любите другого. И, вот уже он, он любит вас так же как вы. А можете даже сильнее, чем "головой в омут и об стену". И вы уже не лежите один. Рядом, лежит любимый человек, и вы улыбаетесь, улыбаетесь и плачете. Плачете, потому что вы можете его обнять, а он такой теплый, живой! Даже можно его ущипнуть, что бы проверить не сон ли это! Можете его погладить, да хоть массаж ему сделать, поцеловать, не сильно и ни как автомат — очередями, а немного и не быстро. Что бы он почувствовал тепло вашего дыхание, гладкость или шершавость губ. И, когда губы уже соприкоснулись, наступает такой момент, обычно не долгий, но приятный, губы застывают и, именно тогда, вы чувствуете через них тепло, тепло любимого вами человека! А он видит ваши слезы и понимает, что у вас в жизни так много плохого, так много всего, и вы счастливы, что он у вас есть. И он обнимает в ответ. Может без слов, может со словами. Но главное обнимает, и вы, как в детстве, чувствуете, что, вот сейчас все, правильно, все хорошо. Что вас любят.

Но, вы слабый человек. Лежите один в четырех стенах и плачете. Вам очень плохо и ничего поделать не можете. Только плакать...

Так вот. В могиле будет ещё хуже!!!

Продолжение следует...