Еще шесть дней подготовки, и второго апреля на Сторожевом Мысу собралось могучее войско: пятьдесят и девять военных кораблей, пять кораблей с запасами и трижды по две тысячи воинов.
Леди Мевриан сидела на молочно-белой кобыле и глядела на гавань, где в полном порядке стояли на якоре корабли, бледные серые тени на фоне блестящего и сверкающего моря, усеянные розовыми, голубыми или зелеными цветными пятнами там, где лучи солнца играли на их разрисованных корпусах, золотых мачтах и фигурах на носу. Гро стоял рядом с ее поводьями. Дорога из Гелинга, вьющаяся вдоль Хавершоу Тонг, бежала совсем рядом с ними, потом шла вдоль берега моря, вплоть до гавани Сторожевого Мыса. На дороге звучали тяжелые шаги пехотинцев и гром копыт лошадей, а легкий западный ветер доносил до их травянистого холма отрывки боевых маршей, или торопливые ноты горна, или мерные раскаты барабанов и труб, заставлявшие быстрее биться сердца солдат.
В авангарде ехал Лорд Зигг, перед ним шли четыре горниста, одетые в золото и пурпур. Доспехи Зигга, от подбородка до пальцев ног, сверкали серебром, драгоценные камни горели на его латном воротнике и рукоятке его длинного прямого меча. Он ехал на черном жеребце с дикими глазами и с прижатыми к голове ушами, хвост которого подметал землю. За ним ехало множество конников, за которыми шли высокие копьеносцы в красновато-коричневых кожаных камзолах, отделанных серебром и медью. — Эти, — сказала Мевриан, — из Келиаленда и с побережья Эрроуфирт, а также его вассалы из Раммерика и Амадардейла. С правой строны от него, немного позади, едет Геспер Хольцринг, который в этом мире любит две вещи: добрую лошадь и быстрый корабль. А слева, в шлеме из тусклого серебра с маленькими крыльями ворона по бокам, едет воин с такими длинными ногами, что на лошади поменьше он мог бы одновременно сидеть в седле и идти: Стиркмир из Блеквуда. Он мой родич. Ему нет и двадцати, но на Крозеринг Сайде был одним из лучших.
Так она показала Лорду Гро всех, кто ехал мимо: Перидора из Сьюла, капитана Миландерцев и его племянника Стипмара; Фендора из Шальгрета и Эмерона Гальта, его младшего брата, только недавно исцелившегося от страшной раны, полученной им от Кориниуса на Крозеринг Сайде: братья вели отряд из пастухов, пасших овец и баранов на великих пустошах к северу от Свичуотера. Каждый пастух нес легкий щит и короткий коричневый меч, и мог в битве бежать рядом с лошадью, держась за стремя всадника, галопом летящего на врага. Бремери, в шлеме с золотым бараньими рогами и широком сюрко из розового бархата, вел жителей долин из Тиварандардейла и Онвардлисе.
Трентмар из Скоррадейла с рекрутами из северо-востока Демонландии: Биланда, Странда и Брейкингдейла. Астар из Реттри, гибкий и сухощавый, белокожий, с костистым лицом и храбрым взглядом, блестящими рыжими волосами и бородой, ехал на великолепном чалом жеребце во главе дух рот копьеносцев с огромными подбитыми железом щитами: люди из Дрепаби и юго-восточных долин, арендаторы и слуги Лорда Голдри Блазко. Потом жители западных островов, впереди которых на почетном месте ехал старый белобородый Квазз из Дални, благородно выглядевший в сияющих доспехах, но их настоящими предводителями был более молодые люди: Мельшер из Страфи, широкогрудый, с жестокими глазами и густыми вьющимися волосами, ехавший на стремительном вороном жеребце, его кольчуга сверкала золотом, богатый плащ из сливовой шелковой парчи вился вокруг его широких плеч; и ехавший на маленькой черной кобыле Тармрод, одетый в серебряную кольчугу и шлем с крыльями летучей мыши. Он держал Кенарви, арендуя его у Лорда Брандох Даха. Резкий и сильный был он, всегда готовый как стрела вонзиться в варваров. После них шли люди Вестмарка, и Арнунд из Би был их капитаном. И после них шли четыре сотни всадников, в этой великой армии никому не уступавшие красотой и боевым строем, во главе которых ехал юный Камерер, огромный как гигант, прямой как стрела и одетый как король; свое огромное копье он нес как флаг Владельца Крозеринга.
— Хорошенько посмотри на них, — сказала Мевриан, когда они шли мимо. — Наши собственные люди из Сайда, Громового Залива и Стропардона. Ты можешь обыскать весь мир и не найдешь похожих на них по быстроте, огню, воинскому искусству и умению подчиняться приказам. Но ты выглядишь печальным, милорд.
— Мадам, — ответил Гро, — уши человека, такого как я, который считает тщеславием всю мирскую суету, слышат не музыку, прославляющую эту силу и мощь, но другую, более печальную. Короли и правители, которые хвастаются могуществом, красотой, телесной силой или красивой одеждой, и которые какое-то время правят чуть ли не всем миром и открыто противостоят великим небесам, не являются ли они летними позолоченными мухами, которые сгниют вслед за смертью дня?
— Мой брат и все остальные не могут остаться с нами, — сказала дама. — Как только армия войдет в гавань, они сядут на корабли и уплывут в открытое море. Ты на самом деле решил ехать с ними?
— Да, я так решил, мадам, — ответил он. Она начала было спускаться на дорогу, ведущую в гавань, но Гро схватился за поводья и остановил ее. — Дорогая леди, — сказал он. — Все три последние ночи мне снился один и тот же сон, очень странный, и все его подробности предвещают тяжелые тревоги, страшную опасность, беспощадные беды и, увы, неизбежный итог. Поэтому думается мне что, если я уеду, ты в последний раз видишь мое лицо.
— Фи, милорд, — вскричала она, протягивая к нему руку, — ты слишком веришь в сны. Луна светила тебе в глаза, только и всего. Но, если нет, останься с нами и обмани судьбу.
Гро поцеловал ее руку и задержал в своей. — Миледи Мевриан, — сказал он. — Судьбу не обманешь, каким бы умелым шулером ты не был. Не думаю, что есть много людей, которые боятся благородного лица смерти меньше чем я. И я отправлюсь в это путешествие. Есть только одно, что может заставить меня повернуть назад.
— И что это? — спросила она, и внезапно он замолчал, и какое-то время только смотрел на ее руку в перчатке. — Человек хрипит и немеет, — наконец сказал он, — если волк на него посмотрит первым (*14). Посмотришь ли ты на меня волком и заставишь замолчать, если я попытаюсь сказать тебе о своих чувствах? Однажды я уже сделал это; вполне достаточно, чтобы ты поняла. О Мевриан, ты помнишь Невердейл?
Он посмотрел на нее. Но Мевриан сидела с высоко поднятой головой, как ее божественная покровительница, ее нежные губы были холодны и твердо сжаты, а глаза глядели на порт и стоящие на якоре корабли. Она осторожно отняла свою руку у Гро, и тот не удерживал ее. Потом она легко тронула поводья. Гро сел на коня и последовал за ней. Они медленно спустились с холма и бок о бок поехали на юг, к гавани. Но прежде, чем их мог услышать кто-нибудь, стоявший на причале, Леди Мевриан заговорила и сказала: — Не считай меня забывчивой или неблагодарной, милорд. Только попроси, и все, что есть у меня, я обеими руками отдам тебе. Но не проси у меня того, что я не могу дать, или, даже если бы и дала, оказалось бы фальшивым золотом. А это плохо как для тебя, так и для меня, и я не пожелала бы такое врагу, и тем более другу.
Армия погрузилась на корабли и попрощалась с Волле и теми, кто оставался дома с ним. Корабли в полном порядке вышли из бухты, развернули шелковые паруса, и огромная армада поплыла на юг в открытое море. Всю дорогу ветер благоприятствовал им, они плыли быстро и без задержек, и уже на тридцатое утро после отплытия из гавани Сторожевого Мыса они увидели длинную серую линию утесов Верхней Чертландии, омываемую низким прибоем, выстроились в колонну по одному и пошли через проливы Меликафказа, ибо едва ли два корабля могли проплыть бок о бок по этому узкому пути. С каждой стороны проливы закрывали черные отвесные скалы, и морские птицы тысячами белоснежных пятнышек облепили каждый выступ этих утесов. Огромные стаи белых птиц поднялись в воздух, закружили над проплывавшими кораблями, и воздух наполнился их плачем. А справа и слева от них, как фонтаны молодых китов, в воздух постоянно вздымались колонны водяной пыли. Ибо величавые бакланы ловили рыбу в этих морских проливах. По три и по четыре они парили в воздухе, каждый следовал в линию за другим, на высоте многих мачт над кораблями; и время от времени кто-нибудь из них застывал, как будто в него попала стрела, и с полураскрытыми крыльями бросался вниз головой вперед, похожий на ослепительно белый дротик с широкой острой головкой; в нескольких футах над поверхностью моря он складывал крылья и, как большой камень, с шумом вонзался в воду. Через мгновение он появлялся на поверхности с добычей в клюве, в ореоле брызг, белый и элегантный, минуту плавал по волнам, отдыхая и размышляя, а потом, мощно ударив крыльями, опять взлетал в воздух, возобновляя свой полет.
Через пару миль пролив стал шире, утесы ниже, и флот прошел мимо красных рифов Уаймназа и белых от морских чаек величавых атоллов Пашнемартрана, одиноко стоявших посреди Дидорнианского моря. Весь день постепенно слабевший ветер нес их корабли на юго-восток. Побережье Меликафказа уходило назад, скрываясь за туманом, и, наконец, исчезло из виду, и только расколотые очертания Пашнемартранских островов еще нарушало ровный морской горизонт. Потом и они погрузились в море, и в мертвой тишине флот поплыл на юго-восток. Солнце склонилось к западным волнам и, вспыхнув кроваво-красным огнем, ушло под воду. Сразу стало темно. Всю ночь они осторожно гребли под странными южными звездами, и при каждом ударе весла по поверхности моря, вода вспыхивала, как огонь. Потом на востоке появилась утренняя звезда, знаменуя приближение рассвета, более яркая, чем все ночные звезды, и от ее лучей по воде побежала узкая золотая дорожка. Потом рассвет, низкие восточные небеса наполнились флотом крошечных утлых суденышек, везущих блестящие золотые искры, и, наконец, зажегся величественный лик солнца. С восходом солнца поднялся легкий ветер, наполнивший паруса, и корабли пошли правым гласом; и прежде, чем день склонился к вечеру, морские утесы Муэльвы поднялись над водянистым туманом по левому борту. Они вытащили корабли на покрытый белыми ракушками берег за мысом, который прикрывал их с востока и севера. Здесь барьер из утесов немного отошел от берега моря, освободив место для маленькой зеленой долины, у подножия утесов росли деревья, среди которых бежал маленький ручеек.
Эту ночь они спали на борту, а на следующий день разбили лагерь и разгрузили корабли, нагруженные лошадьми и оружием. Но Лорд Джусс не собирался задерживаться ни на час в заливе Муэльва, и, отдав приказы Газларку и Ла Фиризу, которые должны были ждать здесь его возращения, запасся провизией для себя и тех, кто должен был сопровождать его в за мрачные скалы в призрачную пустыню Моруна. И прежде, чем настал полдень, все было подготовлено, лорды простились друг с другом, и Джусс, Спитфайр и Брандох Даха отправились вдоль берега на юг к тому месту, где можно было взобраться на скалы. С ними пошел Лорд Гро, по собственному желанию, а также потому, что он уже давно знал Моруну и все ее особенности; и еще с ними пошли Зигг и Астар, женатые на сестрах, которые несли драгоценную ношу, яйцо, они горячо просили Лорда Джусса, чтобы доверил он им эту великую честь. Через час, не без трудностей, они поднялись на барьер и на минутку остановились на краю утеса.
Кожа на руках Гро кровоточила от острых камней. Он аккуратно натянул мягкие перчатки из шерсти ламы, и слегка вздрогнул, ибо донеслось до него дыхание пустыни, мучительное и морозное, и показалось ему, что в южном воздухе висит какая-то тень, а ведь внизу, откуда они пришли, стояла ясная мягкая погода. Хотя и содрогнулось его тщедушное тело, но, пока он стоял на краю утеса, душе его представились высокие и благородные картины. Лишенный облаков свод небес; неизмеримая радость моря; спокойная бухта внизу, драккары и огромная армия, разбившая лагерь рядом с ними; пустота проклятого южного мира, где каждый камень казался похожим на череп мертвого человека и каждый пучок травы казался изломанным на дыбе; лорды Демонландии, стоявшие рядом с ним с таким видом, как будто ничто на свете не могло поколебать их решимость повернуться спиной к земле живых и войти во владения мертвых; и все это представилось Гро одной великой мелодией, которая сдавила ему горло и вызвала слезы на его глазах.
Вот так, через два года после первого путешествия в Чертландию, Лорд Джусс во второй раз вошел в Моруну, чтобы спасти своего дорогого брата Голдри Блазко.
XXVIII
ЗОРА РАХ НАМ ПСАРРИОН
КАК ЛОРД ДЖУСС СКАКАЛ НА ГИППОГРИФЕ К ЗОРЕ РАХ, И О ТЕХ ЗЛЫХ СОЗДАНИЯХ, КОТОРЫЕ ПОВСТРЕЧАЛИСЬ ЕМУ В ЭТОМ ПРОКЛЯТОМ МЕСТЕ, И О ТОМ, КАКИМ ОБРАЗОМ УДАЛОСЬ ЕМУ ВЫПОЛНИТЬ СВОЮ ВЕЛИКУЮ ЗАДАЧУ И ОСВОБОДИТЬ СВОЕГО БРАТА ИЗ ЦЕПЕЙ.
УБАЮКАННОЕ легким ветерком, настолько нежным и ласковым, что даже рябь не бежала по зеркальной поверхности воды, и теплым воздухом, наполненным запахом бессмертных цветов, спало под луной зачарованное озеро Равари. Был последний час перед рассветом. Волшебные лодки, сделанные, казалось, из сияния светлячков, медленно плыли по звездой груди озера. Над растущими на склонах лесами поднимались освещенные лунным светом горы, неизмеримые, огромные и загадочные. На далеких ночных вершинах сверкали шпили Коштра Пиврарха и девственные снега Ромшира и Коштра Белорн. Ни птица ни зверь не нарушали спокойствия: только соловей пел звездам из рощи оливковых деревьев около павильона королевы на восточном берегу. И пел он не ту мелодию, которые обычно поют птицы средиземья, но каждая нота черпала волшебство от духов воздуха или из вечных чувств богов, разговаривающих со святой ночью и наполняющих ее совершенством, и для глаз которых все ее светильники и голоса — абсолютная красота.
Распахнулись шелковые занавески двери павильона, давая дорогу Королеве, питомице высоких Богов. Она помедлила на пороге и посмотрела на лордов Демонландии. Спитфайр и Брандох Даха вместе с Гро, Зиггом и Астаром, завернувшись в плащи, лежали на широких, покрытых росой скамьях, полого спускавшихся к краю озера.
— Спят, — прошептала она. — Хотя он проснулся перед рассветом. Я должна была понять, что только по-настоящему великие люди могут так крепко спать перед великими событиями.
Как лилия или лунный луч, блуждающий под лиственной крышей тихого леса, стояла она, с лицом, поднятым к звездной ночи, воздух которой пропитался серебряным сиянием луны. И тихим голосом начала она молиться бессмертным Богам, называя по очереди их священные имена: сероглазой Палладе, и Аполлону, и Артемиде, легконогой Охотнице, и Афродите, и Гере, королеве Небес, и Аресу, и Гермесу, и черновласому Колебателю Земли. Не побоялась она обратиться с мольбой и к тем, кто из занавешенного портика за Ахероном и Летейским озером диктует свою волю дьяволам подземного мира, и даже к Великому Отцу Всего, для которого время от рождения вселенной до сегодняшнего дня всего лишь жезл, погруженный в безграничный океан вечности. Она молилась всем этим благим богам, самым серьезным образом требуя от них помощи в путешествии, которого еще не знала эта земля: путешествии на гиппогрифе, и не безрассудного дурака, который только убил сам себя, а человека равного богам, с ясной целью и несокрушимым мужеством, который должен заставить воздушного коня перенести себя туда, куда зовет его сердце.
