— ... развлекался тем же? — договорила Адельхайда, когда он запнулся, и кивнула: — Я знаю. Ничего. Он придет в себя. Александер справится. Он со многим справился, совладает с собою и теперь.
— Вы в нем так уверены.
— У него нет выбора. Просто сейчас ему нелегко, поймите сами, майстер Гессе. Он и без того обречен терять друзей и близких, а когда это происходит прежде срока, к тому же по его вине...
— Вы так думаете? — перебил Курт с невольной резкостью, и она качнула головой:
— Он так думает. Ну, и, если говорить откровенно... Его ошибка всему причиной. Его несдержанность две ночи назад. Из-за этого пропали втуне все наши старания, бессонные ночи, многие недели ожиданий; из-за этого, быть может, вовсе развалилось дело, и из-за этого Арвид пришел в его дом. Вы сами это знаете; я это знаю, и — он это знает... А кроме того, даже если бы в случившемся не было его прямой вины, он все так же корил бы себя — просто потому, что Эрика жила бы, как и прежде, если бы просто не связала свою судьбу с ним. Сейчас вам его, наверное, не понять...
— И надеюсь, что не пойму никогда, — отозвался Курт убежденно. — Я не впервые такое вижу. Я сам побывал в мерзостном положении, когда не сторонний мне человек оказался в заложниках, и от меня зависело решение его судьбы. Мне это не понравилось. В Кельне один из моих сослуживцев потерял обоих детей, потому что кто-то ночью попытался поджечь его дом. Я видел, как он живет с этим. Сегодня я видел Александера... Со мной такого не случится. Я не стану рвать на себе волосы, когда кто-то причинит вред моим близким, чтобы нанести рану мне, потому что ни жен, ни детей, ни возлюбленных у меня никогда не будет; и точка.
— Только служба? — чуть заметно улыбнулась Адельхайда; он пожал плечами:
— Это безопасно и рационально. Это не мешает работать. Не мешает думать. Подобное положение вещей не приводит к срывам и провалам.
— Довольно потребительский подход к собственной жизни.
— Вы так думаете?.. Госпожа фон Рихтхофен, вы настаивали на том, чтобы я видел в вас не просто женщину, а такого же служителя Конгрегации, как я сам; так ответьте мне честно и без обид на то, что я спрошу. Когда вы попали к нам?
— Пять лет назад, — отозвалась Адельхайда; Курт кивнул:
— Вот именно. Вам двадцать восемь, и вы все еще не замужем — отчего?
— А вы предпочитаете прямоту, майстер Гессе, да?
— Бросьте, мы ведь не при дворе, и я не пытаюсь уловить вас в свои сети, мне ни к чему крутить хвостом; говорю как есть, потому что я говорю с сослуживцем. Так почему вы все еще одна?
— Память о муже вами не примется как аргумент? — невесело улыбнулась Адельхайда; он дернул плечом, кивнув:
— Отчего же, я и такое видел...
— Но это не обо мне, так?.. — договорила она и вздохнула, отмахнувшись. — Тут вы правы. Замужество — это конец работе...
— ... без которой уже никак. С которой теперь сверяются все желания в жизни, все прихоти или нужды, которая и есть мерило всего на свете. Это навсегда. Вы тоже втянулись, госпожа фон Рихтхофен, поэтому и ваша жизнь столь же потребительским образом принесена вами в казну Конгрегации. Вздумаете обвинить меня в бездушии — и тем самым первой сознаетесь в нем же... Александера это не касается. Он не выбирал эту службу; да он и не служит — он агент, не только de jure, а и de facto. Он и остался в Конгрегации, как остаются агенты — под давлением, неважно, вербовщика или же безличной необходимости. А любой агент искренне мнит себя или пытается себя сделать простым человеком, который не лишен земных радостей и заурядного течения жизни и который чувствует себя мерзко, когда эта видимость разбивается о реальность, как правило, разбивается вдребезги и неожиданно. Не могу не согласиться с его мыслями — да, ничего бы не случилось с этой девушкой, не имей она отношения к нему. Да, лучше не иметь таких привязок. Proximus sum еgomet mihi[130] — вот от какого credo не бывает проблем. Для тела — в его распоряжении половина девиц Ульма, которые наверняка дадут все, чего ни попросит, с превеликим удовольствием. Для души — лучше завести котенка и заботиться о нем; в конце концов, если однажды он найдет свою кошку пришпиленной к двери уборной — невелика потеря... Бог с этим, — оборвал Курт сам себя, отмахнувшись. — Александер плохо на нас влияет; отчего-то вдруг потянуло на философию, как бы не впасть в меланхолию вовсе... Возвратимся к делу.
— Как скажете, — отозвалась Адельхайда с мимолетной улыбкой. — К делу.
— Сегодня у меня довольно странный день, — сообщил он со вздохом. — С самого утра я удивляюсь тому, что сам же говорю и делаю... Точно так же не могу поверить, что сегодня пришел к вам не только для того, чтобы поставить в известность о произошедшем, но и — дабы спросить совета. Быть может, я не специалист в проведении подобных операций, однако, сдается мне, наши планы в связи с этим должны претерпеть некоторые изменения. Когда я задал вопрос 'что теперь' Александеру... Его унылое 'не знаю' меня не слишком удовольствовало.
— Александеру сейчас не до того, чтобы думать за других, — согласилась Адельхайда. — Боюсь, эта почетная обязанность ложится теперь на меня... Вы правы, майстер Гессе, планы изменяются. Александер должен был присутствовать на празднестве в замке моей тетки с первого же дня, и вас он должен был привести с собою, но теперь... Весь город знает, что Эрика была для него не просто любовницей, что он не отпускал ее от себя ни на шаг (никто ведь не догадывался, что она сама не желала покидать дом); и если на второй день после ее смерти он пустится веселиться, это будет подозрительно и странно. Кроме того, сейчас у него уйма вполне материальных забот — перевести новую прислугу из замка, проследить за тем, чтобы дом привели в порядок...
— С другой стороны, тот факт, что ему не хочется оставаться в жилище, где погибла не безразличная ему женщина — разве не будет воспринят с пониманием?
— Неплохая мысль, — кивнула Адельхайда, тут же возразив: — Однако же, для решения этой проблемы ему достаточно будет перебраться в одну из гостиниц — любой владелец сдаст ему этаж целиком и со скидкой, только лишь аd honōres[131]... Кроме того, его деловые партнеры всполошатся, и Александеру придется приложить немало красноречия и самообладания, дабы убедить их в том, что его личная жизнь и беззащитность его дома не объединены с жизнью деловой и защищенностью капиталов. Это тоже потраченное время. Вы — также не сможете теперь покинуть Ульм хотя бы в ближайшие пару дней. Стриг снова нанес удар, произошло новое убийство, убийство не единичное, к тому же в пострадавших — человек, которого все горожане почитают за вашего давнего друга, и если вы, едва переступив его порог, отправитесь развлекаться... Не в вашем это характере — это поняли уже все. Боюсь, первое время мне придется управляться одной.
— Собственно говоря, — заметил Курт, — не вижу причин к тому, чтобы я действительно не остался в городе. Быть может, Арвид солгал. Быть может, он не покинул Ульм. Может, я сумею что-то узнать...
— Ничего вы не сумеете, — возразила она уверенно. — И он не солгал — случившееся лишнее тому доказательство. Это прощальный взмах, майстер Гессе. А также задел на будущее; когда он завершит свои дела, он, убеждена, вернется к противостоянию с Александером.
— Он тоже полагает так... Однако мое присутствие на вашей высокородной попойке...
— Будет обеспечено, майстер Гессе, — строго оборвала Адельхайда. — И необходимо. Я не принижаю собственных возможностей, однако же, я одна и не могу быть всюду и слышать всех; обыкновенно это приходится делать, но сейчас ситуация такова, что мы не знаем, сколько у нас времени в запасе. Вы мне нужны оба — и вы, и Александер, одно лишь присутствие которого подле нашего неизвестного объекта расследования может раскрыть дело в полминуты.
— И как же вы предлагаете это обеспечить, госпожа фон Рихтхофен?
— Я вышлю вам официальное приглашение — обоим. По всем правилам. Не явиться после этого Александер не сможет; и вы тоже, майстер Гессе фон Вайденхорст, учтите это и на будущее... Потеря первых пары-тройки дней, конечно, неприятна, однако не играет существенной роли — упомянутая вами 'попойка' начнется с турнира, где будет уйма ненужного и постороннего в нашем деле народу, второй день уйдет на то, чтобы отсеять их, и лишь к третьему дню подтянутся 'свои', которые и интересуют нас с вами.
— Еще и турнир? — покривился Курт насмешливо. — Господи, это-то вы к чему придумали?
— Это не моя идея, — с заметным недовольством пояснила Адельхайда. — Это задумка тетушки. Когда я подвела ее к мысли о, как вы выразились, 'высокородной попойке', она придумала учинить празднество по устоявшимся традициям ее молодости; она не говорила об этом вслух, но я подозреваю, что в ее голове вызревает план подыскать мне таким образом подходящего мужа. Судя по ее довольно неуклюжим намекам, я не ошибаюсь. Найти богатого мужа из своего сословия в наше время практически невозможно, посему, по ее мнению, следует хвататься хотя бы за 'настоящего мужчину и рыцаря'.
— Каковым, несомненно, и был ее покойный супруг — образец для всех на свете...
— Остерегу вас, кстати, майстер Гессе, — строго заметила Адельхайда, — от того, чтобы вы назвали 'покойным' моего дядюшку в ее присутствии. Строго говоря, его нельзя полагать бесспорно мертвым. Попросту однажды он решился предпринять паломничество по святым местам и монастырям Германии, из коего так и не возвратился; было это лет тридцать назад, однако тетка до сей поры ожидает его возвращения. Прислуга исправно убирает его комнату, конюшие следят за тем, чтобы его любимый жеребец был в порядке... Само собою, любимого жеребца дядюшки давно нет в живых, однако на подобные мелочи тетка внимания не обращает; в стойле топчется гнедой, и этого ей довольно. На месте дяди за столом на редких торжественных обедах лежит его перчатка и парадный меч, и страшная немилость ожидает того, кто осмелится высказать уверенность в его гибели где-то по пути домой. Согласна, с головой у тетки не все в порядке, но в остальном она милая и даже благодушная старушка. Если вы умудритесь ей приглянуться, будете иметь право на свободу действия и слова в ее жилище. Кстати, это будет несложно — она верная католичка и полагает Инквизицию единственным оплотом добропорядочности в нашем преисполненном грехом мире. Она гессенка, и 'весь этот баварский сброд' считает еретиками от рождения, заранее обреченными на адские муки.
— Так я вам нужен для установления добрых отношений с тетушкой?
— С тетушкой у меня отношения самые наилучшие — как и с любым родственником, которого видишь два раза в год. К прочему, она знает, что расследование смерти ее родного племянника, моего мужа, было проведено столь удачно именно моими стараниями, посему во мне она души не чает. Имея же в виду тот факт, что я — ее единственная оставшаяся в живых родня, вы и вовсе оставите в стороне все вопросы... Вы, майстер Гессе, мне нужны по иной причине. Музыканты, трюкачи — все это будет, однако это привычно, набило оскомину и наскучило давным-давно; но вот нечто подобное вам — это что-то новенькое и занимательное. Вы будете украшением нашего торжества.
— Вроде оленьих рогов над очагом? — уточнил Курт сумрачно, и Адельхайда серьезно качнула головой:
— Быть ли вам на том празднестве рогами и для кого — вам решать, хотя я бы вас остерегла от столь несвоевременных развлечений; проблемы с буйными мужьями нам ни к чему... Нет, майстер Гессе, вы будете — вроде живого оленя. Или медведя. Умеющего кланяться дамам, разговаривать с мужчинами и улыбаться детям. Впрочем, если вы окажетесь неспособным к этому — не беда; никто не удивится. Что бы вы ни сделали, это вызовет живейший интерес и будет воспринято как должное, вскочите ли танцевать на перила балкона или внезапно начнете декламировать псалмы. В этих краях живой инквизитор — нечто необычайное, а уж тем паче инквизитор с рыцарской цепью, к тому же, заслуженной перед Императором собственными силами; вся их заинтересованность будет направлена на вас. Вы мне нужны для отвлечения внимания, майстер Гессе. Для того, чтобы эти вечера за поглощением яств и напитков прошли не так, как обыкновенно. Не так, как все они привыкли. Чтобы присутствующие думали по большей части об одном занимающем их предмете.
— Благодарю, — кисло отозвался Курт. — Говорящим медведем бывать пока не доводилось; наверняка и это будет неоценимым жизненным опытом. Вот только не кажется ли вам, госпожа фон Рихтхофен, что присутствие человека с Сигнумом насторожит нашего неизвестного подозреваемого, если он и впрямь окажется среди ваших знакомцев?
— Всенепременно насторожит, — кивнула она убежденно. — Насторожит, взволнует, встревожит. Надеюсь, выведет из равновесия. Особенно если он уловит на себе ваш испепеляющий, подозревающий во всех смертных грехах взгляд, каковым вы, не сомневаюсь, будете одарять каждого в трапезной зале.
— Это указания к действию?
— Это констатация факта. Вы и на меня смотрите так, и на Александера, и на прохожих на улицах города. Наверняка и на себя самого в зеркале. В нашем случае это неплохо.
— Пусть так, — отмахнулся Курт, — однако же, нет полной убежденности в том, что и там что-то будет найдено. Что мы не проведем несколько дней, чревоугодствуя и погрязая в праздности, ничего, кроме изжоги, через это не обретя. Не прощу себе, если это будет так.
— А главное — мне не простите как автору этой идеи? — договорила она; Курт кивнул:
— Не стану отрицать. Буду говорить откровенно: Александер верит в вас, и, быть может, он прав, не знаю — он уже работал с вами, ему виднее. Возможно. Я... я вам верить не могу. Я не могу поручиться за то, что вы знаете, что делаете. Не могу быть уверенным в том, что вы поступаете верно, и я должен слушаться ваших советов и указаний.
— У вас есть альтернатива, майстер Гессе? — безмятежно поинтересовалась Адельхайда. — Есть свой вариант? Свой план — лучше, чем мой? Поделитесь, обсудим, и, вполне возможно, примем его к действию. Я не глумлюсь, я говорю вполне серьезно.
Курт недовольно поджал губы, опустив взгляд в пол, понимая, что возразить ему нечего.
— Планов у меня нет, — вынужденно сознался он, и Адельхайда кивнула:
— Верно. Планов у вас нет. Их, собственно, нет и у меня — нет и не было, и вся эта суета с 'высокородными попойками' тоже придумана не мною. Наше с вами руководство сочло, что это будет правильно. Мне, так же, как и вам, было сказано то же самое: 'Si melius quid habes, arcesse, vel imperium fer'[132]. Но и у меня мыслей также нет. Никаких... Утешьтесь, — сострадающе улыбнулась она. — Пусть вам станет легче оттого, что вы не выглядите глупее меня — мы с вами в этом деле заплутали вместе, одинаково не имея ни малейшего представления о том, в какую сторону выбираться.
— Слабое утешение.
— Понимаю... Вот что, майстер Гессе, — подытожила Адельхайда со вздохом. — Сейчас мы ничего не придумаем — вот так, с наскока. Давайте придерживаться прежнего плана, а пока я советую вам отдохнуть. Вы не спали всю ночь, и это утро явно не прибавило вам сил. Ну, а после... Вы надеетесь что-то выловить в Ульме? У вас на это будет дня два, попытайтесь. Если что-то наклюнется, и вы сочтете, что ваше присутствие здесь необходимо и далее — но на самом деле необходимо! — на мое приглашение вы напишете ответ. В шифре, разумеется. Я буду знать, какова ситуация, и подлажу свои действия под ваши. Если же за это время вы ничего не найдете — станем двигаться и дальше по намеченному пути. Это принимается?
