С внезапно открывшейся надеждой Венька сообразил: а ведь хорошо, что он сам в ответ ничего не сказал. Молчаливое прощание можно трактовать по-разному.
— ... Остальным поменять фамилию и пристроить. В лицо их никто не узнает.
— Герр коммандер, — Штрассер закончил расчеты и доложил четко, по-военному:
— Балласт можно выгрузить. В теории, летать без балласта недопустимо, корабль придется уравнивать исключительно за счет баллонов со сжатым водородом, пустые баллоны мы сбросим. Но с вашим руководством я, пожалуй, рискну: вы считаете быстро и точно. Для посадки просто выпустим газ. Я так понимаю, расходы на это никого не волнуют?
Корабельщик утвердительно кивнул, и довольный немец продолжил:
— Высоту ограничим пятьюстами метрами. Топливо сольем в цистерны, оставим лишь на маневры и небольшой страховочный запас. Оружие, кислородные приборы, патроны, радиоаппараты — все снимем. В экипаже мне нужно два рулевых и моторист. Итого, мы поднимем тридцать семь тонн.
Корабельщик поглядел на немца прямо; Вениамин подобрался и поежился: глаза матроса натурально светились глубокой-глубокой синевой.
— Готовность четыре часа, рассчитывайте на два блока по тридцать тонн ровно, оставим вам запас грузоподъемности. Радиомаяки я вам сейчас поставлю, маневры увидите в планшете. На вторую машину назначайте самого толкового, да прямо сейчас, пока никто не начал пить. И пускай третья машина ведет киносъемку, я знаю, что камеры, операторы и пленка есть в делегации, хронику подписания договоров снимать же собирались.
Штрассер, не обинуясь внезапной переменой всех планов, поднялся над столами, резко и быстро заговорил на немецком; воздухоплаватели отозвались возбужденным гулом, оживленно переглядываясь. В немецкой речи зазвучало знакомое: “Сибир", “Колтшак". Вениамин подивился энтузиазму, но как-то вяло.
Немец вернулся в кресло, взял протянутое матросом черное зеркальце. Второе зеркальце машинально взял Вениамин и быстро разобрался в схеме. Четыре полуарки, попарно собранные в блоки. Каждый блок внизу шириной десять метров, у замка — один. После сборки образуются как бы опирающиеся друг на друга два полуобруча, устойчивость обеспечена за счет наклона внутрь, как если на стол страницами вниз поставить полураскрытую книгу. Пролет моста триста метров, а высота...
Вениамин икнул и застыл. Высота пятьдесят метров. Да под этакой аркой и линкор пройдет, “не срубая стеньги", то есть не снимая верхние части мачт. Мостик узковат, но Татьяна ширину не оговаривала!
Уж не подстроила ли Татьяна это все? Ведь еще перед походом она показывала такое же точно черное зеркальце, принятое Венькой по незнанию за обыкновенный дневник в черной обложке.
— Гут. А как мы получим блоки?
— Так вот же у нас целый начальник СПМК, и даже с опытом, — Корабельщик похлопал Веньку по плечу:
— Отомри!
А блоки, понял Вениамин, они вот прямо сейчас и соберут на заклепках. В Крыму много людей, сбежалась вся Россия. Но нет почти никакой работы, и голодная зима живо вышибла все сомнения и стеснения. За копейки, даже за еду, Корабельщик легко навербует сто семьдесят человек, по десяти на каждую балку. Вдесятером, по часу на стык, успеть можно с запасом. Номера на земле царапать Вениамин и сам уже научен. Балки чертов матрос рассчитал, шаблоны вычертит... Как? А неважно!
Пусть он в самом деле с Марса, лишь бы помог!
И хороших клепальщиков, кстати, нужно немного. Уж полсотни-то найдется на военно-морской базе, где каждый день клепают корабли. С инструментом, заклепками, всем прочим.
Видя проступающее на лице понимание, Корабельщик понизил голос и наклонился ближе:
— Не передумали, студент?
— Нет!
— Ну-ну. Горячность в нашем деле лишняя, сами знаете. Тапочки в зубах приносить умеете?
— Э?! Что за глупая шутка?
— Смотрите, мост построить не фокус. Фокус — не попасть под каблук уже назавтра к вечеру!
— Я-то думал, вы серьезно.
— Да я сам думал, что все серьезно, — Корабельщик вздохнул с непонятным выражением лица: то ли сожаление, то ли разочарование ребенка, обнаружившего за секретной дверцей вместо великой тайны обычный чулан.
— Вениамин Павлович, на замке так или иначе вам стоять. Чтобы ваше участие никто не смел оспаривать.
Вениамин поежился. А ведь в самом-то деле, нижние концы полуарок обопрутся на землю, а вот верхние...
Кстати, надо под нижние концы подушки забутовать, распор тонн шестьдесят, если он верно помнит формулу. Да вот же в черном зеркальце все прописано: вес полублока тридцать тонн, спаренная двутавровая балка высотой два с мелочью фута, или семьдесят сантиметров по новым правилам. Распор и составит шестьдесят девять тонн, лучше закладываться с запасом, тонн на сто.
Венька постучал пальцем по черному зеркальцу — чертеж послушно увеличился.
— Корабельщик, смотрите, у вас тут литая подушка. Раствор в опорах не успеет схватиться, а не то, чтобы прочность набрать. Не лучше ли сделать забутовку гранитным булыжником на сухой гарцовке? Понадобится больший объем, зато надежней.
— Мы раствор делать и не будем, — Корабельщик поднялся и вышел вслед за деловито переговаривающимися немцами, оставив на столе золотой в утешение официантам. — Сейчас найдем людей, сделают нормальный бетон, а ускоритель твердения уже я сам... Жульничество, конечно, да чего уж теперь-то стесняться! Вениамин...
— Да?
— Вам понадобится одежда, не в пиджаке же на замок лезть. И флажки.
Венька ухмыльнулся:
— Только в гостиницу зайти, я переоденусь в рабочее. У меня там комплект.
— Что за комплект? Откуда?
— На память в колонне выдали. Комбинезон, ботинки, каска. Линейка погибшего Степана, ну и два веера, как же без них.
— Черный и белый?
— Именно. Разметку, так понимаю, вы сделаете?
Корабельщик подмигнул:
— Я уже дальномером на ту сторону стрельнул. Вон, от выступа до Адмиралтейского спуска триста метров ровно. Металл выдержит, а от ветра мы оба конца наглухо заделаем.
— А температурное расширение? На балочных мостах катковая опора именно же для этого.
— Так то на балочных. Там надо, чтобы проезд ровным оставался. А тут пускай себе выгибается, и так уже арка. Сигналы веера не забыли?
Венька помотал головой. В разговоре с любимой девушкой, когда судьба решалась, и то вспомнил въевшееся в душу: “От работ отойти!"
* * *
От работ отойти!
На поле за казармами звонкая долбежка клепальных молотков, ровный стук пневматических машинок, свист автогена. Не слышно ничего, совсем. Так что команды Венька подает веерами. После колдовства Корабельщика — теперь Венька понял, отчего немцы зовут его не Schiffbauer, “человек с верфи", а именно что Клабаутерманн, “корабельный кобольд", морская нечисть — оба веера в открытом состоянии ярко светятся белым и зеленым. Белым левый, зеленым правый. А красным оба светятся в закрытом состоянии.
И вот сейчас неразличимый в лязге металла щелчок, и два красных огня: от работ отойти!
Когда Венька добежал до поля, трактор уже выгладил на нем плоскость, громадный рабочий стол, длиной в полтораста саженей. На крыши казарм уже поднимали батарею флотских прожекторов, для того и сделанных, чтобы нащупывать неприятеля белым лучом чуть ли не на горизонте, в десяти-пятнадцати верстах.
Скоро явившийся цеппелин — третий, страховочный, корабль не облегчали, но и без того он запросто поднимал десять кубометров — доставил невесть откуда громадную бадью с эмульсией, а потом еще и еще — Венька не считал. Наверное, на Инкермане, во флотских мастерских... Да мало ли где Корабельщик озадачил бичей замешать раствор, мало ли, каких безработных студентов усадил за копирование чертежей! Венька считал прибывающих людей, наскоро расписывая по десяткам и выдавая на каждый десяток лист из стопки. Еще солнце не село, как выскобленная тракторным ножом площадка превратилась в почти гладкий асфальт, схватившийся практически сразу. Схему номеров из черного зеркальца Венька перерисовал мелом уже сам.
Пацаны еще бежали по улицам, звонко выкрикивая: “На работу! До рассвета! На стройку за военными казармами! Золотой рубль за час! Немедленно!" Поэтому непрерывным потоком на стройку являлись новые и новые работники; уставших Венька мог менять хоть через двадцать минут.
Зеленый огонь, черный веер от себя.
Встать! Занять номера!
По пяти человек на голову и хвост. Балки подвозит все тот же паровой трактор, на каждую оконцовку балки наклеивается шаблон, прочерчивается светящимся мелом, что Корабельщик приказал выдавать без счета. Украдут — и черт с ними, лишь бы делали дело! Затем автоген — в белом пламени водородной горелки нанесенная линия мигом вплавляется и начинает светиться, не дает горелке уйти слишком уж далеко в сторону. Затем песочные часы на столике перед Венькой пересыпаются; оба веера щелк!
От работ отойти!
Венька пробегает вдоль цепочки обработанных балок, проверяет подрезку накладным стальным шаблоном, хлопает сложенным веером по неточностям. Кто справился, тем выдает стальной шаблон под отверстия. Заклепка должна сидеть в отверстии плотно, и в идеале отверстие следует пробивать в соединяемых деталях уже при сборке, по месту. Но то в идеале, когда есть время соединяемые детали разложить на сборочном стапеле и прочно прижать струбцинами. А сейчас придется нагреть заклепку не докрасна — добела — чтобы та растеклась пошире, заполнив огрехи в разделке отверстий. Ведь нету пока что ручных сверлильных машин в достаточном числе, и потому отверстия прожигают все тем же автогеном. Да, металл от этого слабеет, приходится компенсировать увеличением расчетной толщины листа...
Встать! Занять номера!
Венька смотрит на небо. Рассвет в пять двадцать шесть; на часах два пятнадцать, и небо еще темное, и только по заслоняемым звездам да цепочке бортовых огней узнается в нем третий, “контрольный" цеппелин с киносъемкой.
Далеко внизу, на краю бухты, под Адмиралтейским спуском и на противоположном берегу, две артели бетонщиков лихорадочно, в лучших традициях “давай-давай!" сколачивают здоровенные ящики, опалубки под опорные плиты, рвут в каменистом грунте лопатами и кирками траншею под сдвиговый зуб. А рядом уже мешают бетон, и Корабельщик лично сыпет в замес багровый порошок, принесенный неизвестно откуда.
— Что это?
— Кровь палачей трудового народа. Сушеная, первый сорт! — лязгает зубами Корабельщик, отчего у всех напрочь исчезает желание повторить вопрос. Высыпав последний мешок, матрос выпрямляется, сверкая в свете прожекторов красными глазами:
— Навались, кто денег хочет заработать! Не время сомневаться! Сомнения порождают ересь! Ересь ведет к возмездию!
В сторонке грамотный десятник осторожно подносит к свету распоротый бумажный мешок от багрового порошка, читает, шевеля губами: “Ускоритель твердения. Состав..." — и матерится, потому как дальше все сплошь нерусские буквы. Развелось тут агрономов-химиков, суперфосфат им в душу!
Потом десятник спохватывается и кричит на своих, чтобы не стояли. Черт знает, чего тут затеяли большевики, и почему в такой спешке. Но вряд ли что вредное. Для вреда обычно взрывают, а тут эвон, строят! Если они там, у себя, строятся так же, то понятно, как наших в Зимнем Походе победили. Ну, а крепко ли схватится хваленый бетон за два часа, сейчас и посмотрим. Интересный матросик, про ересь так привычно завернул, чисто тебе архиерей в церкви... Где он, кстати?
Корабельщик успел отбежать к самому памятнику затонувшим кораблям, ставит прямо на набережной стальной сундук с полукруглой шапкой.
— За маяком присмотрите, чтобы не сдвинул никто! — бросает он унтеру полиции, и тот привычно козыряет, не успев осознать, кто ему приказал. По наплавной переправе на ту сторону топочет очередная ватага желающих получать золотой рубль за час.
За час балки обрезаны и проделаны отверстия; теперь Корабельщик не отходит от растущей на глазах полуарки, подсвечивая зеленым фонариком, тончайшим лучом. Венька только регулирует человеческий прибой, направляет ход балок на сборку. Точное положение указывает Корабельщик. На площадке уже несколько сот человек, и задача Веньки сводится к грамотной замене уставших, что позволяет работать совсем без перерывов.
На востоке заметно светлеет небо, и над полем проявляются два предельно облегченных цеппелина-крана, подсвеченные зеленым и белым, чтобы их позывные можно было показывать все теми же веерами. Командиры экипажей ориентируются по черным зеркальцам. Для людей начала двадцатого века, когда что ни год, появлялось прорывное изобретение или там технология, объяснений про “новый радиомаяк" достаточно. Те же цеппелины в начале войны и думать не смели забраться на семь километров, чтобы скинуть на Британию почти четыре тонны. Выдумал der Klabautermann очередной хитрый приборчик, а эта помощь русскому мальчику в завоевании любви — отличная реклама. Уж лучше так, чем нанимать приговоренного, чтобы тот с эшафота кричал: “Пейте какао Ван-Гутена!" Улыбаются сентиментальные немцы: нас не проведешь, ja! Приборчику реклама, концерну “Цеппелиненфлюгенцойге АГ" реклама... Кстати, вот мы уже и auf den Punkt.
— На тросах?
— Есть на тросах!
— Тросы отдать!
Падают буксировочные тросы с флотского же арсенала. Их предназначение — буксировать линкоры водоизмещением шестнадцать тысяч тонн, что им тридцатитонные коготки полуарок. Лебедка тридцать тонн, правда, не поднимет, но поднимет весь дирижабль, увеличив плавучесть. На этот случай и предусмотрен толстенный шланг от оставленного на земле заправочного реактора. По черному зеркальцу пробегают циферки, и лучшие в мире воздухоплавательные механики с немецкой тщательностью терпеливо впускают в газовые мешки ровно столько водорода, сколько необходимо. Проходит не замеченный Венькой от напряжения час времени, и вот вспышки сигнального фонаря:
— Трос держит!
Полуарки встают в транспортное положение. Немцы не задумываются, как der Klabautermann успевает вычислить положение центра тяжести криволинейной пространственной рамы, необходимую длину тросов, количество подъемного газа. Он же не человек, ему можно. В конце-то концов, кто говорил Фаусту: “Я навожу мосты над хлябью" — разве Михаил Архистратиг? Нет, нет и нет: в средневековой Европе именно дьявол строитель мостов.
Снизу машет белый веер; на планшете пилота новые цифры. Первым идет “белый" корабль. Вот его полуарка с шорохом проносится над массивом флотских казарм, в которых никто уже не спит, вот прошла над широким Адмиралтейским спуском, над светлеющим зеркалом Южной Бухты, над слабеющими в рассвете лучами прожекторов. Белый веер показывает: вниз, помалу вниз. На планшете снова цифры: сколько газа стравить. Нет в мире машины, способной так точно и аккуратно поставить многотонную конструкцию с сантиметровой точностью, только цеппелин способен... Правда, к нему еще надо der Klabautermann с нелюдской скоростью расчетов, но ведь это пока. Успели бы построить стотонный цеппелин, и не потребовалось бы выкручиваться, обошлись бы штатно. Шланг в бухту, и качай водный балласт куда нужно, утяжеляй корабль для спуска, облегчай для подъема. Но все впереди, а покамест покажем лапотной России класс...
