Великий уронил руки на подлокотники кресла:
— Что думаешь о требованиях Адэра?
— Придется пойти на уступки.
Моган покачал головой.
— Армию приведем в полную боевую готовность, — говорил Трой, складывая листы в стопку. — Усилим охрану границ с Бойвардом и Партикурамом. Я попрошу Адэра позволить нашим войскам занять позиции на побережье и попытаюсь связаться с верховным жрецом Ракшады.
— Хорошо, Трой. Можешь идти, — сказал Моган.
Взявшись за дверную ручку, старший советник оглянулся. Великий сидел, освещенный яркими лучами солнца, и смотрел на маятник старинных напольных часов.
* * *
Превозмогая боль в мышцах, Адэр выбрался из автомобиля и взбежал по ступеням. Возле входа в замок, как всегда, встречал Мун.
— Я распорядился приготовить ванну и накрыть на стол, — успел сказать старик перед тем, как караульные распахнули двери.
Через холл торопливо шагал Гюст.
— Что нового? — бросил Адэр и направился к лестнице.
Секретарь засеменил сзади:
— Все, кого вы приказали вызвать, прибыли, мой правитель.
— Маркиз Бархат?
— Вернулся ночью.
— Отлично. Жду его в столовой. И распиши мой день, чтобы я успел переговорить со всеми приглашенными.
Приняв ванну и прочитав костюмеру краткую лекцию о взаимосвязи интеллекта и моды, Адэр устремился в обеденный зал. В конце коридора показалась Вельма. Завидев его, сверкнула игривым прищуром и кокетливо присела. Адэр прошел мимо, мечтая о бокале вина и курице с хрустящей корочкой.
Вилар стоял у окна и был настолько увлечен разглядыванием неба, что пришлось брякнуть ножками кресла по паркету, чтобы привлечь к себе внимание. Вздрогнув, друг обернулся. Адэр уселся за стол и жестом пригласил присоединиться. Служанки расставили блюда, наполнили бокалы и замерли за спинками кресел.
— Свободны, — не оборачиваясь, сказал Адэр и вместо того, чтобы наброситься на еду, воззрился на Вилара. — Ты заболел?
— Малика осталась в Ларжетае.
— И что?
И тут друга прорвало. Захлебываясь словами, путаясь и повторяясь, Вилар поведал о дороге в столицу, о гостинице и банке, о кафе и танце, о площади умельцев и ночи в Смарагде.
— Мне пришлось уехать, — произнес Вилар и перевел дух, будто за несколько минут обежал полмира. — Верни ее.
Адэр сделал глоток вина:
— Значит, зал для аукциона ты не нашел.
— Не будь таким жестоким, — тихо проговорил Вилар.
Адэр со стуком поставил бокал:
— Я выслушал слезливый рассказ, восхваляющий ум и женские достоинства простолюдинки. И я жестокий?
— Верни ее,— повторил Вилар.
Адэр всматривался в застывший взор друга, в усталое лицо, в печальный излом губ. Если любовь так меняет мужчину — к черту ее!
— Хочешь напомнить мне, как должен вести себя маркиз? — чуть слышно произнес Вилар. — Не надо. Не трать слова и время.
Аппетит пропал окончательно. Адэр поднялся. Заложив руки за голову, закружил по комнате. Тело гудело. На груди и спине огнем горели ссадины. При каждом шаге стопы пронзала боль, будто он ступал босиком по битому стеклу.
— Я успел объехать несколько гостиниц. Ничего стоящего, — промолвил Вилар неестественно бодрым голосом. — Побывал в театре. Красивое старинное здание, огромное светлое фойе, недавно ремонт сделали, мебель поменяли. Но у них через месяц начинается театральный сезон. Все билеты проданы. Тебе придется отправить на поиски зала кого-нибудь другого. Если поеду я... я поползу к ней и растопчу свою гордость.
— На площади умельцев можно найти оценщиков?
— Думаю, да.
— А заказать новые сейфы?
— Конечно.
Адэр прошелся из угла в угол, уперся руками в спинку кресла:
— Ты просишь вернуть ее. Но мне не нужны бездельники. Мун набирает прислугу, но я не представляю Малику горничной или посудомойкой. Кем она будет?
— Кем и была — секретарем, — ответил Вилар и сделал глоток вина.
— Секретарь правителя не может быть человеком из низшего сословия.
— Моим секретарем.
Адэр уселся за стол:
— Не знаю, как ты из этого выпутаешься.
— Считаешь, что я запутался? Пусть будет так.
Адэр поковырялся вилкой в тарелке:
— Мне кажется, я знаю, почему отец ничего не делал в Порубежье.
— Я тоже знаю, — сказал Вилар и наполнил бокалы вином.
— Сравним догадки?
— А тут и гадать нечего. Сколько в истории примеров, когда великие державы пригревали на груди нищие клочки земель. Облагораживали их, исцеляли. Двумя словами: вкладывали душу. Потом находился какой-то местный, так называемый национальный герой, который умел выкрикивать лозунги, и народ с чужим добром и со своими транспарантами уходил за ним в свободное светлое будущее. Поэтому Моган брал и ничего не вкладывал, чтобы не жалко было терять.
Адэр усмехнулся:
— Верно. А знаешь, почему отец отправил меня в Порубежье?
— Знаю.
— А я нет. Поделись догадкой.
— Тебе не понравится мой ответ.
— Говори.
Вилар поставил перед Адэром бокал вина:
— В Тезаре уже есть свой национальный герой — это Великий. Тебя всегда будут с ним сравнивать. И там, в Тезаре, как бы ты ни старался, тебе не прыгнуть выше него. Только здесь, в Порубежье, в стране, которой уже некуда падать, ты сможешь показать всему миру насколько ты умнее, дальновиднее и сильнее отца. Только такого правителя будет боготворить Тезар после Великого.
— Ты сам себе противоречишь. Порубежье — не моя страна. Я для нее чужой. Народ поплетется за мной следом, но в какой-то миг пойдет в другую сторону. За своим героем.
Адэр залпом опустошил бокал и, оставив друга, отправился в кабинет.
Три дня, проведенные в "Провале" не прошли зря. Беседы со знатными мужами протекли без сучка и задоринки. И когда около полуночи порог комнаты переступил последний претендент на кресло за круглым столом, Адэр уже четко понимал, что формирует технический Совет. Все, с кем он разговаривал, были образованными, опытными людьми с живым умом и искрометными идеями. Однако между фразами то и дело проскальзывал еле заметный намек, что они будут стоять на защите своих интересов.
Вошедший человек окинул взором кабинет, коротко кивнул и опустился на стул, стоявший перед столом. Густые волнистые волосы цвета конского каштана, широкий лоб, карие безмолвные глаза, узкие губы, волевой подбородок — мужчину можно было бы назвать красивым, если б от него не веяло пронзительным холодом.
— Сожалею, что вам пришлось так долго ждать, маркиз Орэс Лаел, — сказал Адэр.
— Можно я переставлю стул? — прозвучал глубокий голос. — Не люблю сидеть спиной к двери.
Получив разрешение, Орэс сел сбоку стола и тем самым возвел себя в ранг равноправного собеседника.
— Кратко расскажу о себе, — проговорил он. — Пять лет жил в Тезаре. Издавал свои учебники для высших учебных заведений по международному праву. Четыре года преподавал в Партикураме историю международных отношений. Последний пять лет служил при дворе Габрилы Ок"Шер в Маншере старшим помощником советника по международным вопросам. Два месяца назад вернулся в Порубежье с надеждой, что вы не обойдете меня своим высочайшим вниманием.
— Ваш послужной список впечатляет.
— Я всю жизнь работал на свое имя. Сейчас, сидя перед вами, хочу, чтобы мое имя вернуло мне долг.
Адэр не был готов к такому напору.
— Какое место вы отводите себе в истории страны? — спросил он.
— Место верного слуги мудрого правителя, — не моргнув глазом, ответил Орэс.
— Что можете рассказать о Ракшаде?
На точеном лице маркиза не дрогнул ни один мускул.
— Только то, что знаете вы, мой правитель. Ракшада чуть меньше Тезара, но богаче его в несколько раз. В международной политике использует диктат. Правительства всех стран свой страх перед Ракшадой называют уважением. В Ракшаде узаконена кровная месть, и меру наказания определяет потерпевшая сторона, а не суд государства. Это значит, что в Ракшаде отсутствует государственная монополия права на насилие. Однако численность населения неустанно растет. Женщина для ракшада — это станок для производства потомства.
Орэс вытащил из кармана пиджака платок, вытер ладони. Волнуется, хоть и не подает вида.
— Сорок лет назад Ракшада признала Могана правителем Тезара, — вновь заговорил маркиз. — На коронации присутствовал верховный жрец. Когда Великий присоединил Порубежье, хазир отозвал из Тезара своих послов и дипломатов и указал на дверь дипломатическому корпусу Великого. Не война, но и не мир. Нынешний правитель Ракшады, хазир Шедар Гарпи, взошел на престол девять лет назад. Перед этим отправил на тот свет четверых старших братьев. Кстати, смерть его отца до сих пор покрыта мраком тайны. Вина Шедара не была доказана, но факт остается фактом — братьев нет, свидетели исчезли, а он правит и поныне. По жестокости Шедар не уступает своим предкам, а порой превосходит их. Не отменил ни одного закона, зато ужесточил наказания. Принял странный "Закон Первого Прикосновения" или, как еще его называют, "Закон Первой Крови". Он касается всех девственниц волей судьбы или случая, оказавшихся в поле зрения Шедара.
Орэс промокнул платком виски, спрятал в карман:
— Я никогда не был в Ракшаде, но надеюсь, что благодаря усилиям ваших советников Шедар признает ваши права на Порубежье, и мне посчастливится увидеть воочию самую таинственную страну в мире.
— Благодарю вас, маркиз Лаел. Можете идти, — сказал Адэр, и когда Орэс покинул кабинет, уткнулся лбом в сложенные на столе руки.
Перед внутренним взором мелькали лица вельмож, в голове звучали голоса. Все роли расписаны, кроме одной — кому доверить партию первой скрипки?
Адэр стоял у открытого окна, подставляя лицо прохладному мокрому ветру. Сверкала молния, высвечивая в саду аллеи. Гремел гром, отпугивая сновидения. Шел проливной дождь, омывая запыленную зелень и вызывая тоску в душе.
Адэр посмотрел на Вельму. Девушка лежала на меховом пледе, расстеленном поверх белого ковра. На изящной руке, как на подушке, примостилась белокурая голова. Сновидения затуманили нежное личико. Густые ресницы легонько трепетали. По припухшим губам пробегала слабая улыбка. Лежит она возле его ног — хорошо. Исчезнет под утро — он забудет о ней до следующей ночи. И не потому, что простолюдинка. Знатные дамы проходили чередой, не оставляя в сердце следа. Вот только... Галисия.
Адэр закрыл рамы, улегся на софу и уставился в потолок. Как же так? Он впервые за последние месяцы вспомнил ту, что одаривала жгучими ласками, уходила с безумными скандалами, и, прощая измены, вновь возвращалась. Порой ссоры доставляли большее удовольствие, чем милые прогулки под луной. Исступленные взгляды тешили душу. Просьбы Галисии о примирении доставляли наивысшее наслаждение.
Адэр посмотрел на Вельму. Галисия далеко. Придется довольствоваться малым.
* * *
Адэр ехал по Ларжетаю в полном смятении духа. Он смотрел на светлые улицы столицы, а перед глазами стояли неухоженные поля и покинутые земли. Скользил взором по зелени парков и скверов, а видел шлагбаумы, ухабистые дороги и запущенные сады. Взирал на горожан в сочных, как лето, нарядах, а в памяти мелькали полуразрушенные замки и брошенные на произвол судьбы нищие селения. Вилар не обманул, когда делился впечатлениями о поездке. Да он и без Вилара знал, что знатной своре Порубежья плевать на свою землю и на свой народ. Но где-то глубоко еще теплилась надежда, что всё так плохо лишь в Бездольном Узле, а стоит повернуть направо — упрешься в кисельные берега, повернешь налево — окунешься в молочные реки. Глупая надежда и тупое сравнение счастливой жизни с киселем и молоком.
— Мой правитель! Мы приехали, — промолвил шофер, затормозив перед высокой лестницей.
Адэр посмотрел в окно. Рабочие, словно муравьи, облепили гостиницу, стоя на строительных лесах. Возле входа возвышались мраморные плиты, сложенные в ровные ряды. Грузчики перетаскивали мешки с цементом и песком. Несколько человек были заняты реставрацией каменных собак, стоявших возле отшлифованной добела двери.
Адэр выбрался из автомобиля. Строители устремили на него встревоженные взгляды. Грузчики опустили мешки и уперли руки в бока, всем видом давая понять, что так просто не бросят работу. Решили, что какая-то инспекция? Или проверка никому не нужных документов?
Войдя в безлюдный вестибюль, Адэр в нерешительности остановился. Вместо люстры висела нестерпимо яркая лампа на длинном перекрученном проводе. На стенах свежая штукатурка, но еще нет краски. Окна заклеены бумагой. Издалека доносились голоса и смех. Где-то в пустом коридоре эхом пролетел куплет песни.
Как из-под земли появился парнишка. Шмыгнув конопатым носом, посмотрел сперва на охранителей за спиной Адэра, затем на его черные брюки и сверкающие сапоги.
— Господин, вы кого-то ищете?
— Где хозяйка гостиницы?
Паренек хлопнул белесыми ресницами:
— Вам нужна аспожа Малика?
Охранитель сделал шаг вперед и, склонившись над лопоухой головой с торчащими рыжими волосенками, гаркнул:
— Где хозяйка?
Пацаненок присел:
— На втором этаже. Позвать?
— Проводи меня, — сказал Адэр и резким жестом велел охранителю убраться с глаз.
— Сию минуту, — выпалил паренек и (Адэр даже не успел ничего толком сообразить) откуда-то притащил ведро. Проворно смочив тряпку, принялся мыть пол, покрытый толстым слоем серой упругой пыли.
— Мой господин! Идите по чистому, — прокряхтел он и, не разгибаясь, попятился к лестнице.
Адэр обошел его, легко взбежал по ступеням. Приказав охранителям остаться в начале коридора, медленно двинулся вперед, прислушиваясь к голосам. Пройдя мимо нескольких дверей, остановился. Малика? Легонько ткнул пальцем в потрескавшуюся краску на створке.
Малика прикладывала длинную линейку к оштукатуренной стене:
— Здесь ямка.
— Ее никто не увидит, — промолвил человек в спецовке.
— Я вижу. А вот еще. Таали, ставь крестик.
Человек пометил карандашом незаметное углубление в штукатурке.
— А здесь бугорок.
— Малика, это стена, а не каток. Никто не споткнется.
— Надо переделать, Таали. Я тебе доверяю, как себе, а твои рабочие тебя подводят.
Елозя линейкой по стене, Малика двигалась к дальнему углу комнаты. И вдруг, даже не оглянувшись, сказала:
— Чего стоите у порога? Проходите.
Адэр неожиданно для себя улыбнулся:
— Я не стою. Я только что пришел.
— Мне тут... по делу надо, — проговорил Таали и с довольным видом сбежал.
Малика поставила линейку в уголок, отряхнула подол платья, поправила платок на голове. Повернувшись лицом к Адэру, присела:
— Мой правитель!
— Не удивлена? — спросил Адэр.
— А должна удивиться?
— Тебе разве не говорили, что отвечать вопросом на вопрос — это признак, по меньшей мере, невоспитанности?
Малика выровнялась:
— Я отвечаю сообразно своему происхождению.
Нечто притягательное было в ее дерзком виде. Глаза что ли по-другому светятся? Или губы стали соблазнительными? Серое мешковатое платье уже не раздражало. Платок, обмотанный вокруг головы, не выглядел нелепым.
