Да, Решетов и Позняков ненавидели друг друга. Эта ненависть возникла не вдруг. Ее зачатки появились еще в начале восьмидесятых. Наверное, не на пустом месте, хотя никто точно не смог бы назвать причин, ее породивших. Неприязнь? Зависть? Что-то еще? Как знать... Может, именно по этой причине в Зоне они стали ярыми антагонистами. Масхарт насаждался приобретенной Силой, он ее боготворил. А Харон, напротив, ненавидел Ее и всячески пытался от Нее избавиться. Им было тесно в Зоне, но до сих пор их противостояние можно было назвать разве что маневрами. Хотя... Рано или поздно столкновение противоположных интересов должно было произойти. В самом начале, как только появился Харон, Док понятия не имел, что от него ожидать. Зная его с младых ногтей, вполне можно было ожидать, что он не станет вмешиваться и будет со стороны наблюдать за тем, как старые приятели пытаются угробить друг друга. Ему от этого была бы только выгода. Однако он не просто решил вмешаться, он перенял инициативу и, судя по всему, решил уничтожить Масхарта. Здесь и сейчас.
— Это тебе за Вигула,— зло процедил сквозь зубы Харон.
А вот и причина нашлась. Он мстил за Вигула, одного из своих приближенных — наверное, была у него для этого веская причина.
— А ты?— он обернулся к Доку.— Так и будешь стоять, как пень? Или, как всегда, рассчитываешь въехать в рай на чужом горбу?
Опасения Харона были не беспочвенны, Масхарт пытался вырваться из окутавших его пут, и частично добился успеха. Он рвал руками тянувшиеся под шлем "побеги", не позволяя свершиться непоправимому. Его старания увенчались успехом, а потом и аномалия начала терять силу: усики поблекли и стали менее активными. Еще немного, и Масхарт обретет свободу, и тогда...
Док решился. В одиночку он бы не справился с Посредником. Но вдвоем с Хароном они могли его одолеть. Поэтому Док решил не экономить на Силе и добавить в приготовленное блюдо специй чуть больше, чем обычно. Он сделал то, чего раньше не делал никогда, но знал, что он это может сделать. Он протянул руку в сторону Масхарта и закрыл глаза. То, что он делал, нужно было чувствовать, а не видеть. И он почувствовал, как его пальцы прикоснулись к нагрудной броне, защищавшей Посредника, хотя их и разделяло не меньше пары десятков шагов. Легкий нажим, и призрачные пальцы проникли сквозь прочную гладкую поверхность из композитного материала. Еще немного вперед, и они погрузились в плоть, прошли сквозь ребра и дотянулись до бьющегося сердца.
Док замер. В отличие от Харона, он не испытывал ненависти к Решетову. Он уже не раз пытался найти оправдание его поступкам. По сути ведь Он — такая же жертва, как и Позняков, и он сам, и тысячи других людей, которых преобразила Зона. Любой мог оказаться на его месте. Даже сам Док. И трудно сказать, как бы он повел себя в этом случае. Возможно, Масхарт сам не понимает, что творит, возможно, его самого используют, а он не в состоянии этому противиться, возможно... Все, что угодно. И в праве ли Назаров распорядиться его жизнью? Не станет ли он таким же после содеянного, как в той сказке про дракона?
Но кто-то ведь должен его остановить? То, что задумал Масхарт, те цели, которым он служил верой и правдой... Все это нужно как-то остановить, иначе случится непоправимое. И если ради этого придется убить Решетова...
Приняв решение, но не без сожаления, Док сжал пальцы.
Он не видел, как дернулся Посредник, как выгнулось его тело. Но он чувствовал его боль, его бессилие, его отчаяние. И продолжал медленно сжимать пальцы.
Однако Масхарт не хотел умирать. По крайней мере, не от рук Назарова. Из них троих Док был самым слабым и никчемным. Причем, всегда. Он просто не был рожден для великих свершений. Его удел — собирать крошки со стола Избранных. Но все шло к тому, что, еще немного, и этот бездарь впервые в жизни совершит ПОСТУПОК. Можно было бы только порадоваться этому знаменательному событию, если бы на кону не стояла ЕГО жизнь.
И Масхарт использовал свой последний, единственный шанс.
Он оттолкнулся руками от земли, раскинул их в стороны, воздел голову к небу и закричал:
— ГВА-ДДА-АРРРР!!!
Дока, и стоявшего чуть дальше Харона отбросило назад, и мертвая хватка, сжимавшая сердце, пропала, а обессиленный Масхарт снова рухнул на землю. Он исчерпал последние резервы. Более того, если бы кто-то заглянул под его шлем, то он бы заметил, как сильно постарел Посредник за это короткое мгновение. Освобождение далось ему высокой ценой.
Но на этом ничего не закончилось. Между Масхартом и его противниками прямо из воздуха образовалась воронка смерча. От обычного он отличался тем, что вращался в вертикальной плоскости. Снаружи он перемалывал все, к чему прикасался, а внутри... Там творилось нечто еще более примечательное. Заглядывая в него, Док видел бесконечность, тянущуюся между вращающихся звезд. Сначала ничего особенного не происходило. Потом внутри в плотном клубке темной материи начало зарождаться... нечто. Оно стремительно приближалось, увеличиваясь в размере. Первыми из воротки вылетели мелкие частицы, похожие на пепел. Потом, в непроницаемом коконе черной тучи появилось Оно. Вылетев наружу, Оно выбралось из черноты и рухнуло на землю, твердо встав на ноги.
Внешне Оно выглядело безобразно. Даже Харон по сравнению с ним казался очаровашкой. Большая голова, узкие плечи, тонкие четырехпалые руки с длинными изогнутыми когтями. Рожа у него была мерзкая, не человеческая, скорее уж от насекомого, если судить по жвалам и фасеточным глазам. И все же это существо было разумным — более чем. Да и Харон признал его, поднимаясь с земли:
— А-а, это ты...— прокряхтел он, а потом добавил загадочное:— Что ж, так даже лучше.
Пришествие существа сопровождалось появлением множества аномалий. Воздух искрился от электрических разрядов, тут и там летали какие-то светящиеся шары, из земли били струи огня и пара.
— Подойди ко мне поближе,— предложил Харон Доку, затравленно озиравшемуся по сторонам. К самому Познякову аномалии почему-то не приближались, и Док не преминул воспользоваться советом старого приятеля.
Существо гневно заверещало, встряхнув головой. Дока оглушило, несмотря на близость Харона, и он снова рухнул на колени, зажав уши ладонями. Познякову тоже досталось. Живым его можно было называть лишь условно, так что боли он не чувствовал. Совсем. Но не в этот раз. Из носа потекла темно-бурая, почти черная жижа, а когда он усмехнулся, точно такая же субстанция брызнула и изо рта.
— Ну, иди ко мне, образина!— оскалился он, поманив левой рукой существо, а правую снова сунул в карман безразмерного плаща.
Реакция монстра была молниеносной. Смазанное движение, и вот оно появилось перед Хароном. Его правая лапа схватила Познякова за голову, впившись когтями в черепную коробку, а левая крепко сжала кулак Харона, который тот все же успел вытащить из кармана.
Они заглянули друг другу в глаза.
Харон не чувствовал боли, но не ощущать протекавшие в его теле в этот момент перемены он не мог. Он не знал, что это, но был уверен в одном — это конец. При этом он даже не попытался вырваться и продолжал испепелять взглядом ненависти стоявшее напротив существо. Все, на что его хватило, это произнести лишь одну короткую фразу:
— Будь ты проклят.
Его кожа, там, где впились когти чудовища, начала сереть и сохнуть. Зараза быстро распространялась по телу — с головы до ног. И уже через минуту оно высохло настолько, что начало потрескивать и рассыпаться. Вначале лопнула голова, сжимаемая четырехпалой лапой, а потом, как фигурка из песка, на землю осыпалось и все остальное. От Харона практически ничего не осталось. Разве что...
Существо сжимало в левой лапе то, что совсем недавно Позняков достал из кармана. Оно осторожно разогнуло пальцы. Легким облачком разлетелся прах оставшийся от руки Харона, обнажив нечто маленькое, круглое, переливающееся всеми цветами радуги. Догадка осенила пришельца — одновременно с этим предмет ярко вспыхнул. Оно попыталось исправить ошибку и резко сжало пальцы в кулак, погасив режущее глаза свечение. Но уже через мгновение оно прорвалось сквозь лапу и стало еще ярче. Помимо этого тишину нарушил раздражающий гул.
Оно зарычало, на этот раз удивленно и даже испуганно, попыталось избавиться от опасного предмета, но тот как будто прилип к ладони. Существо затрясло лапой, лишь породив очередную вспышку, по яркости не уступавшую сверхновой.
А потом произошло и вовсе неожиданное: его лапа частично исчезла в сжавшемся до точки свечении. Еще мгновение, и его самого затянуло в эту точку рывком, длившимся не больше наносекунды.
И новая вспышка, как удовлетворение от полученной пищи.
Точка продолжала висеть в воздухе, втягивая в себя все находящиеся поблизости предметы. Сначала это была всякая мелочь: пыль, травинки, веточки, кусочки битого кирпича. Весь этот мусор втягивался в точку и исчезал в свечении бесследно. Потом потянулись предметы более отдаленные и более весомые: комья разворошенной земли, оружие, оброненное павшими в сражении Храмовниками, они сами.
Точка оказалась ненасытной, и ее аппетит разгорался с каждой секундой, с каждым проглоченным предметом. Гул нарастал и становился невыносимым.
Первым очнулся Масхарт. Он уже забыл, когда в последний раз чувствовал себя таким слабым, практически беспомощным. Но то, что происходило совсем рядом с ним, представляло собой смертельную опасность. И он нашел в себе силы, чтобы подняться с земли и сделать рывок в направлении мастерской, казавшейся в данной ситуации спасительным островом в бушующем океане. Немного не успел, почувствовал, как его потянуло назад, ноги заскользили по земле. Он заревел, вертя головой в поисках чего-то, за что можно было ухватиться. Совсем близко стоял ржавый комбайн. Казалось, только протяни руку. Так он и сделал и даже сумел вцепиться в какую-то железяку, но его сильно рвануло назад, пальцы разжались, и Масхарта поволокло по земле с нарастающей скоростью. Что-то мелькнуло слева. Это Док пришел в движение, и тоже рвался к мастерской, борясь с увлекающей его в обратном направлении тягой. Сил у него было больше, чем у Решетова, поэтому он медленно, но верно, шаг за шагом приближался к цели. И Масхарт не придумал ничего лучшего, как ухватиться за ногу бывшего товарища...
Вначале Док был разочарован. Что бы ни задумывал Позняков, ему это не удалось. А значит, умер он напрасно и бесславно. Но потом все изменилось. И выходило так, что Харон пожертвовал собой, чтобы уничтожить Гваддара.
Откуда-то это имя было знакомо Доку. Наверное, оттуда же, откуда шли все его остальные видения и прозрения. Где он был те несколько лет после первого взрыва на ЧАЭС? Откуда у него появились его способности? Почему он, в отличие от Познякова, Решетова и того же Покровского почти не постарел за прошедшие годы? Вопросов было много. Ответов — не было вовсе. Лишь эти самые, похожие на вспышки видения и догадки.
Тем временем дело принимало скверный оборот. Аномалия, ставшая последним приветом Харона, продолжала поглощать окружавшую ее материю. Вот уже и яма под ней образовалась немалая и продолжала расти на глазах, увеличиваясь как в ширину, так и в глубину. Очнулся Масхарт и, спасая собственную шкуру, бросился бежать к мастерской, рассчитывая спрятаться в ее недрах. Двигался он медленно, устало, исключительно на желании уцелеть. Он промчался мимо Дока, даже не заметив того. А потом его дернуло назад, как будто к его ноге была привязана веревка, и потащило назад, к сияющей, как солнце, точке. И эта сволочь, проползая мимо Дока, вцепилась в ногу Назарова. То ли от неуемного желания уцелеть любой ценой, то ли в намерении утащить с собой старого приятеля.
Док упал и почувствовал, что его увлекает к точке. Он начал отбрыкиваться, пытаясь сбросить Масхарта, но не тут-то было. Потом он сам начал цепляться за все, что попадало под руку, но сила тяготения аномалии оказалась сильнее. Док сопротивлялся. Выхватив нож, он вонзил его в землю и вцепился в рукоять обеими руками. На какое-то время сползание удалось остановить, и он снова принялся отбиваться от висевшего на ноге якорем Масхарта. Гул, порожденный артефактом, стоял такой, что его слов, обращенных к Решетову, не было слышно. Впрочем, цензурных среди них было немного, а о смысле сказанного можно было легко догадаться по выражению лица Дока.
Пальцы продолжали сжимать рукоять ножа. Чтобы они не разжались, Назарову пришлось мобилизовать все свои силы — как обычные, так и сверхъестественные. Лезвие ножа начало резать мягкий грунт, и Дока снова потянуло к точке. Тогда он провернул его на 90 градусов, и движение прекратилось.
Тем временем Масхарт стал подбираться поближе, перебирая руками по штанине Назарова. Он очень хотел жить. Он тоже что-то кричал, но Док его не слышал. Он понимал, что, если не сбросит с себя лишний груз, тот рано или поздно Решетов утянет его за собой. Это было понятно хотя бы на примере комбайна, который, несмотря на его изрядный вес, поволокло по земле и втянуло в точку с коротким, но услышанном даже сквозь гул хрустом. А потом притяжение добралось и до стены мастерской и начало разбирать ее по кирпичику. Док находился гораздо ближе к светящейся точке, и только благодаря неимоверным усилиям его все еще не засосало в небытие. Однако долго ли это продлится с висящим на штанине Масхартом? И тогда он, подтянув свободную ногу, ударил Решетова подошвой по голове. Пальцы Масхарта разжались, и он отправился в свой последний полет. В шлеме с непроницаемым забралом он был похож на космонавта, вышедшего в открытый космос. Шлем не давал возможности понять, что он испытал в этот момент. Да и сам момент оказался чрезвычайно коротким: раз — и глава Храмовников растворился в ярком свете.
Док понимал, что будет следующим — в этом не было никаких сомнений. Силы покидали его, летевшие мимо осколки ранили лицо и тело, гул не давал сконцентрироваться и причинял не меньшую боль. И вот настал тот момент, когда пальцы соскользнули с рукояти, и Док отправился в неизвестность...
Глава 18
— ...Стреляют!— возбудился Санек, услышав приглушенные очереди из автоматического оружия.
— Это не здесь, это далеко,— равнодушно ответил Женя.
Сане начинало казаться, что с ним разговаривает киборг, незапрограммированный на эмоции. А глаза Варлока его просто пугали. И это уже не говоря о целой стае Падальщиков, которые жались к ногам Жени и ластились, словно собаки.
— А если это наши?— не унимался Глушаков.
— Наши?— эхом повторил Алексеев.
— Ну, твой дружбан Макс и еще двое... ты их не знаешь.
— Макс здесь?
Впервые в его голосе послышалась заинтересованность. Хоть что-то живое.
— Наверное. Мы сюда вместе добирались, а потом... В общем, я один остался.
— А Макс?
— Наверное, они подумали, что меня грохнули, и ушли сами. Мы тут одну лабу ищем, только не спрашивай зачем, я и сам толком не знаю. Там какой-то ключ, безумный профессор и прочая хрень. Тебе бы об этом с Максом поговорить.
Женя думал недолго:
— Идем.
Он не стал дожидаться Саню, пошел вперед. Падальщики послушно последовали за ним. На Глушакова они недовольно косились, жадно облизывались, но держались в стороне.
