Она почувствовала спазм в животе, как будто поезд резко затормозил и остановился в пункте назначения.
— Я не знаю, в каком порядке задавать эти вопросы, но готов ли для меня шаттл, и находятся ли Мпоси и Ндеге у воздушного шлюза?
— Да, и почти да, но мы все урежем как следует. Учитывая текущее ускорение "Ледокола", у тебя есть около десяти минут, после которых будет трудно произвести сближение, и в шаттле останется достаточно топлива, чтобы позволить ему вернуться — еще немного, и нам придется задержать "Ледокол" или считать шаттл расходным материалом.
Она переключила свое внимание на визуализацию приближающихся транспортных средств. По расчетам, через двадцать минут те должны были прибыть на "Занзибар" — исходя из предположения, что ни один из них не увеличил скорость с момента спуска "Ледокола".
Поезд доставил их близко к центральной оси "Занзибара", так что при высадке их вес был намного меньше обычного. Констебли и обслуживающий персонал были под рукой, чтобы помочь им добраться до посадочного шлюза, за которым их ждал шаттл. Остальные ее добровольцы уже были на борту, шаттл был готов к немедленному вылету, как только она присоединилась к ним.
— Не могу поверить, что прохожу через это, — сказала она Ною дрожащим голосом. — Такое чувство, что я вот-вот положу голову на гильотину или что-то в этом роде.
— Еще не поздно передумать. Мы все еще могли бы перезвонить на "Ледокол".
— На данный момент это не будет иметь никакого значения — насколько это касается Совета, преступление уже совершено простым выпуском корабля. Наказание Травертина за то, что он пошел против Соглашения "Пембы", было суровым, и он был всего лишь одним человеком, работавшим сам по себе. Ты можешь себе представить, что они сделали бы со всей нашей администрацией?
— Это было бы некрасиво.
— Показательные процессы, массовые казни — почему бы и нет? Я легко могу поверить, что они зашли бы так далеко.
— Мы этого не допустим, — сказал Ной с твердостью, которая удивила ее. — Даже если нам придется объявить о полной независимости от остального каравана. Мы бы сделали это.
— Будь осторожен, ладно?
— Я сделаю все, что в моих силах. А теперь сделай себе храброе лицо. Они приглашают Мпоси и Ндеге.
— Сколько у меня времени в запасе?
— Я скажу тебе, когда придет время.
Они вошли в сопровождении констеблей, и она почувствовала, что ее настроение упало до таких глубин, которых она никогда не испытывала. Внезапно они стали выглядеть намного моложе своих лет — Ндеге больше не была уверенной в себе девятнадцатилетней девушкой, в которую она превратилась, а двенадцатилетней девочкой, поступившей в спячку. Мпоси был похож на маленького мальчика, который пускал пузыри в их саду.
Выражения их лиц были полны страха и сомнения — неудивительно, предположила она, учитывая, что констебли оторвали их от обычной рутины, а затем доставили в эту странную и незнакомую часть голокорабля, вдали от нормальной гравитации ядра сообщества. Мпоси и Ндеге никогда не покидали "Занзибар", поэтому у них не было опыта невесомости или почти невесомого состояния.
— Спасибо вам, — сказала Чику Ною и констеблям. Они кивнули и удалились, оставив ее наедине с детьми.
— А теперь мне нужно идти, — сказала она.
По выражению их глаз было ясно, что они ничего не понимают. — На какой срок? — спросил Мпоси.
— Я не знаю.
Ндеге сказала: — Что значит "ты не знаешь"? Как ты можешь не знать?
— Все, что я знаю, — сказала Чику, — это то, что это займет по меньшей мере восемь лет, возможно, чуть больше.
Восемь лет. Ее слова подействовали на них как пощечина. Восемь лет были вечностью для восемнадцатилетнего подростка — почти половину того времени, что Мпоси жил.
— Почему? — спросила Ндеге. — Почему ты должна делать эту глупую, бессмысленную вещь?
— Есть важная работа, которую необходимо выполнить, чтобы мы все могли благополучно прибыть на Крусибл, как тебе и обещали с тех пор, как ты была маленькой. Я делаю это в первую очередь для вас, но я также делаю это для всех на борту "Занзибара", для каждого в местном караване. — Чувствуя, что этого недостаточно, она добавила: — Мне нужно убедиться, что все, что создали для нас Производители, соответствует нашим желаниям, чтобы мы могли быть счастливы, когда приедем, примерно через десять лет.
— Но зачем тебе это нужно? — спросила Ндеге.
— Потому что... потому что я должна. Потому что было бы неправильно просить кого-то другого сделать это вместо меня. Мы все должны быть смелыми в этом отношении — не только я, но и вы. Вы оба.
— Ты не можешь уйти, — сказал Мпоси, на грани слез — она могла это видеть, — но сдерживая их.
Скорее в гневе, чем огорченно, его сестра добавила: — Ты никогда не спрашивала нас, как бы мы к этому отнеслись.
— Я не могла. И у меня действительно нет выбора, если я собираюсь быть добропорядочным гражданином. Но вы не должны беспокоиться. Ной... твой отец... мы позаботимся о тебе, и, если захочешь, ты можешь провести некоторое время в спячке, как мы делали раньше.
— Так, как это делали мы, — поправил ее Мпоси. — Ты не спала, хотя и сказала, что будешь.
— Какое-то время я не спала, но всегда хотела сделать для всех нас все, что в моих силах. — Она взглянула на Ноя, уверенная, что ее время, должно быть, истекло, но он кивком велел ей продолжать. — Я знаю, тебе трудно понять мой выбор и поступки, но знай, что я всегда любила тебя. Всегда. И я не перестану любить тебя после того, как сяду на другой корабль. Я не хочу уходить, но иногда нам приходится делать то, чего мы бы предпочли не делать, и это как раз один из таких случаев.
— Мы можем пойти с тобой, — внезапно сказала Ндеге. — Я, Мпоси — отец. Вы ведь можете освободить для нас место, не так ли?
Ной подошел с того места, где он ждал, и положил руку на плечо Ндеге, одновременно встретив полный отчаяния взгляд Чику. — Пора. Мне жаль, но они почти здесь, и тебе нужно убраться с "Занзибара" до их прибытия. — Затем он притянул Мпоси и Ндеге поближе, дочь с одной стороны, сына с другой, и сказал: — Поцелуйте свою мать на прощание. Будьте храбрыми и скажите ей, что вы понимаете, что она должна уйти, что вы очень сильно ее любите и что вы не можете дождаться, когда она вернется домой.
— Почему? — спросил Мпоси, как будто все это было каким-то трюком.
— Потому что, если ты этого не сделаешь, ты будешь сожалеть об этом каждое мгновение своей жизни в течение следующих восьми лет.
И они сделали, как он сказал, по-своему, а потом Ной поцеловал ее и пожелал удачи и мужества встретиться лицом к лицу с тем, что ждет их впереди. К тому времени Мпоси и Ндеге уже плакали — замешательство и отрицание сменились, возможно, временно, предварительным признанием того, что они ничего не могли сделать, чтобы переубедить свою мать. Сейчас они выглядели скорее расстроенными, чем сердитыми на мир за то, что он навязал им эту ситуацию.
Чику обнаружила, что ее собственный гнев также не имел индивидуальной направленности: она не могла никого винить в этом, даже давно умершую Юнис и все еще живущую Линь Вэй за то, что они вызвали к жизни. Они не знали, каковы будут последствия. Никто не мог знать. Она даже не могла ненавидеть Арахну за то, что она такая, какая есть, — это было бы так же бесполезно, как ненавидеть змею за то, что она змея, или погоду за то, что она капризна.
— Прощай, — прошептал Ной, когда момент расставания наконец настал. — И возвращайся.
— Я сделаю все, что в моих силах.
В тот момент, когда она оказалась в шаттле, двери закрылись, стыковочные зажимы разжались, и шаттл переместился в яркую центральную шахту "Занзибара", спинномозговую пустоту, в которой когда-то находилась основная часть частично разобранного центрального привода. Чику бесшумно подобралась к одному из разгонных кресел и пристегнулась. Остальные пассажиры вели себя тихо, и у нее не нашлось для них слов.
Шаттлу было разрешено запустить двигатель еще на территории "Занзибара". За окнами окружающая шахта проносилась мимо со все возрастающей скоростью. К тому времени, когда они вышли в открытое пространство, они двигались быстро, но в неверном направлении относительно "Ледокола". Шаттл перевернулся и начал крутой разворот, вжимая Чику еще глубже в ее кресло, чем во время запуска. Несколько мгновений она наблюдала за головокружительным вращением звезд, а затем "Занзибар" снова появился в поле зрения, по-прежнему огромный, но теперь уменьшенный диаметром дуги поворота, которую только что завершил шаттл. И все же они ускорялись.
Шаттл летел сам по себе — ни Чику, ни кто-либо из ее добровольцев не были пилотами, и шаттл мог управляться сам по себе более компетентно, чем его нынешний экипаж из людей. Она вызвала трехмерную карту окружающего пространства, сосредоточенную на движущемся фокусе шаттла. Сейчас они скользили мимо "Занзибара", примерно в тридцати километрах от корпуса. Шаттл все еще ускорялся относительно "Ледокола", и Чику почувствовала облегчение, когда расстояние между двумя судами начало уменьшаться, а не увеличиваться. Она выдохнула, о чем и не подозревала, что задерживала дыхание — "Ледокол" все еще был в пределах досягаемости.
Затем внешняя граница проекционного объема была проколота векторами кораблей инспекционной группы. Они приближались очень быстро, выполняя торможение настолько, насколько это было возможно. Из восемнадцати машин первой волны двенадцать оставались на курсе на "Занзибар", в то время как шесть отошли в сторону, чтобы попытаться встретиться с "Ледоколом". Из этих шести два теперь только что скорректировали курс, двигаясь слаженной парой в попытке приблизиться к шаттлу.
Чего они надеются достичь, — подумала Чику, — кроме запугивания? Они двигались слишком быстро, чтобы причалить или зацепиться за борт, если таково было их намерение.
— Это Ной. Ты меня слышишь?
— Продолжай, — ответила она.
— Нам выдвинули общий ультиматум — отозвать все наши корабли или столкнуться с санкционированной силой, что бы это ни значило. Они хотят, чтобы ты притормозила, показала, что отказываешься от погони — полагаю, ты не собираешься внезапно менять свое мнение?
— Мы зашли слишком далеко для этого. Политически мы уже вручили им петлю, так что мы могли бы с таким же успехом довести это дело до конца.
— Это может оказаться горьким испытанием.
— Ты же не думаешь, что они на самом деле попытаются напасть на нас, не так ли? Конечно, они не стали бы обострять так сильно и так быстро?
— Если это их устраивает, и они думают, что мы этого не ожидаем — что ж, я бы не стал спорить против этого.
— Но мы бы знали, если бы они оснастили оружием целую эскадрилью шаттлов. Разве не так?
— Может, и нет. Мы довольно успешно защищаем наши собственные секреты, не так ли? — Ной мгновение помолчал, затем добавил: — У нас есть снимки инспекционных кораблей с дальнего расстояния, включая те два, что приближаются к вам. Они выглядят как обычные шаттлы — мы не видим никаких установленных на корпусе орудий или энергетических устройств... Хотя это интересно.
— Что?
— У одного из них открытый шлюз, как будто они готовятся к выходу в открытый космос.
— Только у одного?
— У нас есть четкое изображение только одного шаттла. Сейчас у воздушного шлюза находится человек в костюме, который смотрит на второй корабль, но отсюда мы не можем видеть заднюю часть второго корабля. — Голос Ноя звучал рассеянно, он задавал слишком много вопросов сразу. — Минутку, Чику, мы пытаемся принять снимки с "Ледокола" — это может дать нам нужный ракурс.
— Они движутся слишком быстро, чтобы пытаться совершить вынужденную посадку. — Она изучала схему, заставляя ее перескакивать вперед во времени. Математика рассказала историю, высеченную в камне. Она ничего не могла сделать, чтобы изменить собственный вектор шаттла, если все еще хотела встретиться с "Ледоколом". — Они собираются протаранить нас, Ной. Могли бы они иметь минимальный экипаж? Сочтут ли они расходным материалом целых два корабля?
— Конечно, нет — это было бы масштабной эскалацией.
— Сейчас они не могут сбавить скорость. Они набросятся на меня примерно через тридцать секунд!
— Сохраняйте свой вектор.
— Они разделяются, — сказала Чику удивленно и подозрительно. — Противоположные векторы — они пройдут по обе стороны от нас.
— Мне кажется, я знаю, что они задумали. Возьми на себя полностью ручное управление, Чику — у тебя оно есть?
— Д-да, — пробормотала она, дрожащими руками берясь за штурвал, ее кресло предлагало ей выбор основных управляющих входов — тягу, рулевое управление, ориентацию корпуса. — И что я, по-твоему, должна делать?
— Оставайся на курсе. Когда я скажу слово, сделай что-нибудь. Что-нибудь. Но только когда я скажу слово.
— Что происходит?
— Я объясню примерно через пятнадцать секунд. Ты готова? Соверши любой маневр уклонения, какой только сможешь, — ты не сможешь сделать ничего такого, чего шаттл не смог бы отменить. Вот оно. А теперь, Чику. Прямо сейчас.
Как будто ей нужно было повторять дважды.
Она дернула за рычаги управления. В ее действиях не было ничего экспертного или продуманного — ребенок мог бы достичь такой же утонченности. Но шаттл откликнулся, покорно повинуясь своей властной хозяйке, и за иллюминаторами звезды дергались и кувыркались, снова и снова. Прозвучал сигнал тревоги. Незащищенные предметы валялись в ящиках для хранения. Рука взметнулась вверх, словно отдавая честь, и с сокрушительной силой воткнулась обратно сбоку тела.
— Освободи управление, — сказал Ной. — Пусть шаттл сам разберется. Ты хорошо справилась.
— Спасибо. Было бы еще лучше, если бы я знала, что только что сделала.
— Мы думаем, что они натянули что-то между двумя шлюзами — трос или захватную леску, или, возможно, какую-то мономолекулярную нить, например, паутинное волокно. Вот почему они двигались парой. Нам не удалось хорошо разглядеть второй шаттл, но мы думаем, что в каждом шлюзе, вероятно, было по человеку, готовому отпустить трос, когда два корабля отдалятся друг от друга.
Шаттл исправил нанесенный ею ущерб, отключив сигналы тревоги, восстановив стабильность и вернув первоначальный вектор.
— Наша относительная скорость была бы довольно высокой, не так ли? — спросила она.
— О да, километры в секунду. Более чем достаточно.
— За что?
— Давай предположим, что на обоих концах лески были грузики, чтобы придать ей некоторое натяжение, когда она начнет резать. Это прошло бы сквозь тебя, как луч лазера. Отличный образец импровизированного космического оружия.
— Не мог бы ты, возможно, говорить чуть менее тепло и благодарно?
— Извини. Но ты молодчина — как только леска была отпущена, они не смогли изменить ее курс. Ты внесла достаточно случайности в свою траекторию, чтобы избежать разреза.
— Почему мы должны были ждать до последнего момента?
— Не мог быть уверен, когда они выпустят. Казалось более безопасным не предупреждать их о том, что у тебя есть козырь в рукаве.
