Неважно; скоро он освободится от основной массы Роя.
Его вполне устраивало назначение на "Раскрашенную леди". Ей предстояло путешествовать с большим количеством инструментов, топлива и оружия на борту, чем она обычно несла, и компромиссом для этого было то, что она волей-неволей была вынуждена перевозить меньше пайков и, следовательно, меньше экипажа. Из-за этого Куртэйна была вольна составить судовую роль, исключающую всех, кого она не хотела видеть на борту.
У Кильона все еще оставались незаконченные дела в лаборатории Рикассо. Он провел достаточное количество проб концентрированной сыворотки-15, чтобы утверждать, что ее можно рекомендовать для использования в качестве общего антизонального средства широкого спектра действия без серьезных побочных эффектов. Но дело было не просто в том, чтобы разбавить ее, заполнить шприцы для подкожных инъекций и затем сразу ввести. Выделяемый секрет должен был быть очищен; к нему должны были быть подмешаны другие реагенты в ничтожных дозировках, и на каждом этапе необходимо было точно измерять соответствующие количества. Заглядывая на недели или месяцы вперед — спустя много времени после предполагаемого прибытия Роя в Копье — Кильон мог бы предусмотреть разработку метода серийного производства, который позволил бы производить сыворотку медицинского качества в нужных количествах. Но он еще не достиг этого уровня, и пока он этого не сделал, приготовление сыворотки конечной стадии было чрезвычайно трудоемким, включающим в себя несколько этапов, где небольшая ошибка могла испортить весь образец. Не раз он проклинал Рикассо за то, что тот вынудил воргов выйти за рамки сыворотки-15, когда сыворотка-16 была практически бесполезна, разве что в качестве следующего шага. Конечно, Рикассо нацелился на что-то лучшее, чем просто антизональное средство, но социальная полезность сыворотки-15 — дешевой, потенциально массово выпускаемой замены Морфакса-55 — была выше всяких похвал. Возможно, со временем воргов можно было бы подтолкнуть к изготовлению большего количества этого вещества. Но пока на это не было никакой надежды, и Рою придется довольствоваться тем, что у него уже есть.
Осознавая это, Рикассо и Кильон согласились, что необработанная сыворотка-15 была слишком ценной, чтобы хранить ее в одном месте, даже на борту воздушного корабля, столь хорошо защищенного, как "Пурпурный император". Поэтому Кильон разделил фляжки на такие количества, которые можно было упаковать и спрятать в другом месте флота, под надежной опекой капитанов, сочувствующих делу Рикассо. Дебатировался вопрос о том, будет ли один из этих кораблей окрашен в цвет "Леди" или нет. Доверие здесь не было проблемой; конечно, Куртэйна защищала препараты так хорошо, как только могла. Но если бы Проклятие таило в себе неприятности, "Раскрашенная леди" была бы первым кораблем, столкнувшимся с ними, и поэтому существовал вполне реальный риск потерять не только дирижабль, но и его незаменимый груз. Против этого работали два других фактора. Зная Куртэйну, "Раскрашенная леди" была бы в числе первых кораблей, достигших Копья — по-другому у нее бы не получилось — и поэтому она была бы в наилучшем положении для обеспечения скорейшей выдачи препарата. Лекарства можно было бы переправить между кораблями позже, но кто знал, какие осложнения могут возникнуть, как только флот избавится от Проклятия? Куртэйна утверждала, что лучше иметь на борту хотя бы немного сыворотки-15 сейчас, на случай, если Рой рассеется или погодные условия помешают передаче с корабля на корабль. И, как отметил Кильон, было бы не так уж трудно продолжить обработку на борту меньшего корабля, если бы он захватил с собой необходимые зелья и стеклянную посуду до того, как они отправятся на Проклятие.
В конце концов было решено, что "Раскрашенная леди" повезет как обработанную сыворотку, которой требуется лишь однократное разбавление, прежде чем она будет готова для инъекций, так и некоторое количество исходного материала. Кильон продолжал свою работу по переработке, и к тому времени, когда они добрались бы до Копья, все ожидали, что нерафинированная сыворотка будет полностью переработана. Конечно, это было рискованно, но и возможные альтернативы тоже были такими.
Но как только он окажется на борту "Раскрашенной леди" и она оторвется от Роя, он застрянет там надолго, не имея доступа ни к какому химическому веществу или куску трубки, которые он забыл взять с собой в путешествие. Поэтому было крайне важно, чтобы он не оставил ничего из того, что могло бы потребоваться. Оставшись один в лаборатории Рикассо, под наблюдением скорчившихся воргов из стали и потрохов, он опустошил свой медицинский саквояж до самого дна его черных внутренностей, разложил его содержимое на столе и начал наполнять его заново с систематической тщательностью хирурга, возвращающего органы пациенту. Рядом с саквояжем также стоял набитый соломой деревянный ящик, в котором должны были находиться более крупные стеклянные и керамические изделия, а также любые сосуды с лекарствами, слишком громоздкие или хрупкие для сумки. Куртэйна снабдила его списком членов экипажа, и поскольку он уже протестировал каждого из них в отдельности и имел доступ к их историям болезни, он знал их точные антизональные дозировки и, следовательно, лекарства, которые не могли бы служить никакой цели на борту "Раскрашенной леди", кроме как добавить лишний вес.
Ему потребовался час, чтобы наполнить сумку и ящик, и еще столько же времени, чтобы обдумать свой выбор. Ящик был слишком громоздким, чтобы управляться с ним одновременно с сумкой, поэтому он оставил сумку запертой в лаборатории, а сам отнес ящик квартирмейстеру, который наблюдал за погрузкой воздушного корабля Куртэйны. — Будь с этим помягче, — посоветовал Кильон, рискуя оскорбить компетентность этого человека. — В ваших руках человеческие жизни, а не только стекло и химикаты.
— Жители Копья живы, — сказал мужчина, как будто в этом было какое-то различие.
— Я разрезал достаточно много и вас, и их, чтобы знать, что у всех нас кровь одного цвета, — ответил Кильон.
Наступила ночь, когда он вернулся на нижние уровни "Пурпурного императора". Он ни при каких обстоятельствах не получал удовольствия от своих визитов в лабораторию, но ночь была его самым нелюбимым временем. Ворги никогда не спали. Они просто ждали и наблюдали, и от них пахло гниющим, засиженным мухами мясом, которое следовало выбросить несколько дней назад. Ночью пространство между его скамейкой и клетками, казалось, сокращалось, приближая ужасы.
Он вставил ключ в замок и повернул его. Вот только ключ не поворачивался, как будто он уже отпер дверь.
Испытывая жуткий страх, Кильон толкнул дверь. Несмотря на всю свою тяжесть, несмотря на то, что она была предназначена для защиты от огня и воргов, а также от любопытных и злонамеренных, она распахнулась с почти наглой легкостью.
Он оставил лабораторию незапертой. На мгновение это было все, на чем он мог сосредоточиться. И все же он помнил, как забирал ключ, когда уходил с ящиком. Он ведь запер ее, не так ли? Или он хотел это сделать, а потом отвлекся из-за тяжести припасов?
Свет все еще горел. Он вошел внутрь и тщательно запер за собой дверь. С его теперешней точки зрения ничто не казалось предосудительным. Ворги все еще находились в своих клетках, и на первый взгляд линии сыворотки выглядели нетронутыми. Его сердце все еще бешено колотилось. Он не всегда прислушивался к советам Рикассо относительно топора и забыл получить револьвер, обещанный ему Рикассо, но теперь он подошел к стене и снял топор с крепления. В его руках он казался тяжелым, как дубинка. Его было бы достаточно трудно держать и носить, не говоря уже о том, чтобы махать им. С каждым днем его мышечная сила убывала еще больше. Это было не то, что ему понадобилось бы на Небесных уровнях.
В помещении было так тихо, как никогда раньше. Все еще слышался гул двигателей "Пурпурного императора", равномерная капель из фильтрующего устройства, случайный металлический звук, когда один из воргов шевелился в своем заточении, негромкие щелчки и жужжание высокого шкафа, занимающегося своими скрытыми делами. Но с момента его выхода ничего не изменилось. Он двинулся вдоль клеток, подбираясь настолько близко, насколько осмеливался. Существа в клетках смотрели на него с открытым корпусом своих головных узлов, наполненных хрящами. Глазки камер щелкали и жужжали, а клыки для подкожных инъекций выдвигались вперед и назад, поблескивая веревочками и ниточками липкой слизи. К его огромному облегчению, все было хорошо. Он все еще не мог понять, почему не запер дверь, но ошибка не привела ни к чему более серьезному. Учитывая спешку с подготовкой "Раскрашенной леди", ошибка была если не простительной, то, по крайней мере, человеческой.
Он вернул топор на стену и подошел к скамейке, собираясь забрать сумку.
Он почувствовал чье-то темное, крадущееся присутствие у своего плеча. Услышал щелчок какого-то механизма и почувствовал прикосновение холодного металла к своей шее. Его первая мысль была абсурдной: что один из воргов сбежал и теперь собирается вонзить в него свои клыки. Но все клетки по-прежнему были заняты. Мгновение прошло, и он понял, что то, что он услышал, было щелчком пистолета, снятого с предохранителя, и что горячее дыхание на его ухе было человеческим.
Раздался чей-то голос: — Неосторожно, доктор, оставили эту дверь открытой.
— Я этого не делал, Спата. — Не было никакой необходимости оборачиваться. Он знал, с кем разговаривает.
— Дверь отперлась сама собой?
— Должно быть, так и было, если тебе удалось проникнуть сюда. — Кильон сглотнул, пытаясь выровнять дыхание. — Но опять же, полагаю, мне не следует удивляться. Тебе удалось засунуть в мою сумку этот журнал и вытащить ее оттуда, а также этих нелепых бумажных ангелочков. Тебе, должно быть, не составило труда сделать копию ключа Рикассо, хотя я думал, что все это время не спускал с него глаз.
— Для интеллигентного человека ты не очень сообразителен, — сказал Спата. — Ключ был наименьшей из наших забот. Ты думаешь, это остановило бы нас? Мы могли бы найти вход в это помещение в любое время, когда захотели бы, без особых затруднений.
— Тогда почему ты этого не сделал?
— Я оставлю тебе время подумать об этом. — Спата ткнул пистолетом в кожу Кильона. — Но вот тебе подсказка. Если мы хотели саботировать работу Рикассо, нам нужен был козел отпущения. Долгое время такового не было. Но потом появился ты, и... что ж, теперь все становится на свои места, не так ли?
— Зачем мне саботировать эту работу? Я тот, кто настаивал на доставке лекарств в Копье.
— А еще ты урод в изгнании, у которого есть все причины ненавидеть это место. И проверенный лжец.
— Какими бы ни были ваши аргументы против Рикассо, это не способ причинить ему боль. Мы все нуждаемся в этих лекарствах. Он делает полезную работу.
— Я вижу, ты проводишь слишком много времени в его присутствии. — Спата подтолкнул Кильона к двери. — Отопри ее. Оставь ее открытой. Потом возвращайся сюда.
Кильон сделал, как ему было сказано. Он знал, что бежать нет смысла. Возможно, если бы он все еще держал топор, то смог бы что-нибудь сделать... но нет, это было просто принятие желаемого за действительное. Спата всадил бы ему пулю в череп прежде, чем он успел бы взмахнуть топором.
Он отпер дверь и распахнул ее настежь. Коридор — прямой путь к остальной части корабля — манил к себе.
— Очень хорошо, доктор. Теперь открой одну из клеток воргов.
— Что?
— Открой клетку. Подойдет ближайший.
Это был ворг, которого Рикассо показывал Кильону во время его первого визита в лабораторию, тот, у которого не было задних конечностей. Ключи хранились на противоположной стороне комнаты, рядом с подставкой для топора.
— Чего бы ты ни думал здесь достичь...
— Я не буду повторять это снова. Открой клетку.
Кильон подошел к ключам и выбрал нужный. Топор был достаточно близко, чтобы его можно было схватить, но бесполезен против противника, стоящего в дюжине шагов от него с пистолетом, направленным прямо на него. Теперь он мог как следует разглядеть оружие — не служебный револьвер, а тяжелый автоматический пистолет с длинным стволом и магазином.
— Если ты собираешься убить его, тебе не нужно, чтобы я открывал клетку.
— Убить его можно будет позже. Сначала он должен нанести небольшой ущерб, вызвать небольшой хаос, ровно настолько, чтобы стало ясно, что всегда было ошибкой держать их на борту корабля.
— Ворг убьет меня, как только я открою клетку. Потом он убьет тебя.
— Нет, этого не произойдет. Не тогда, когда я направляю пистолет на вас обоих, и не тогда, когда у него есть шанс вырваться на свободу через эту открытую дверь. Они не умны, но и не совсем глупы. Сделай это, пожалуйста, доктор.
Кильон посмотрел на оружие Спаты и мысленно сравнил его с тяжелыми пулеметами, которые, как он помнил, использовались против воргов на земле. Те пулеметы разрывали воргов на части, но он не был уверен, что несколько пуль из автоматического пистолета окажут такое же воздействие. Все, что он мог сделать, это надеяться, что ворг быстро уйдет, устроит хаос, на который надеялся Спата, а затем будет убит.
Он открыл клетку, позволив железной дверце широко распахнуться. Ворг, который так часто перемещался внутри клетки, когда побег был невозможен, теперь казался совершенно инертным. Он лежал — скорчившись на передних конечностях, задних у него не было, но сегментированный хвост все еще присутствовал. В него все еще была встроена линия секреции, идущая обратно к капельнице на столе.
— Убери это, — сказал Спата. — Делай все, что от тебя требуется, чтобы заставить его проснуться.
— Он совершенно проснулся, — сказал Кильон. — Он просто решает, что делать дальше. — Это, конечно, была догадка, но он считал, что это хорошая догадка.
— Я больше не буду спрашивать.
Кильон взялся за линию секреции и оторвал ее от ворга. Кончик трубки выскочил из металлической грудной клетки, увлекая за собой кусок мяса. Ворг отреагировал на это. Он дернулся, конвульсивное движение пробежало от его хвоста к набитой механизмами морде. Наконец передние лапы с синими когтями напряглись. Ворг заскреб по полу своей клетки, а затем рванулся вперед. Он добрался до горизонтальной перекладины под открытым дверным проемом клетки и медленно перетащил себя через порог, скрежеща металлом о металл, пока его брюшко, лишенные голеней и ступней задние конечности и хвост не оказались на свободе от клетки. Затем он остановился, словно либо обессиленный, либо дезориентированный, либо, возможно, не совсем верящий в свою удачу.
Кильон все еще был напряжен, все еще наполовину ожидая, что в любой момент его застрелят, но он больше не считал ворга той угрозой, которую себе представлял. Вынужденный ползать на брюхе, тот был слишком медлителен, чтобы причинить кому-либо вред, при условии, что они оставались вне досягаемости этих передних лап и рылообразных механизмов. К тому же мало шансов, что это вызовет большой хаос. Возможно, простого факта его побега было бы достаточно, чтобы подорвать авторитет Рикассо и выставить Кильона диверсантом, которому Рикассо по глупости доверился.
