Наконец дотопали до большой круглой смотровой площадки в "Пасти Дьявола". Грубо говоря, это место, где сбрасывается основная масса воды по главному руслу. А в реальности — это сплошной с грохотом и рёвом низвергающийся с высоты поток воды. Говорить на площадке почти невозможно, нужно кричать прямо в ухо друг-друга. Я представил себе, как на звук этого рёва по непролазным тропическим джунглям сюда добирались индейцы или первые испанские колонизаторы и вдруг перед ними открывалась такая панорама. И с учётом их набожности и суеверий понятно откуда могло взяться такое название. Ведь это мы сейчас такие умные и информированные, и то, на нас давит это материализованное буйство дикой стихии. Это ещё советую вспомнить, что нас сюда привезли на игрушечном туристическом поезде, а до этого мы летели на самолёте, а не пробивались сквозь непроходимую сельву с помощью своих мачете, может даже не один месяц. Вот уж где чувствуешь себя маленьким винтиком мироздания. Само собой сфотографировались на фоне главного каскада, и пошли по обзорной тропе дальше. Здесь на самом деле проходит граница между Бразилией и Аргентиной, и национальный парк Игуасу — это не один парк, а два с обеих сторон от границы, или можно считать, что это один парк, имеющий две половины. Как я понимаю, местные придерживаются именно второй трактовки, и плевать хотели на границу как таковую. За день мы протопали ножками не меньше десяти километров, и никто не возражал, когда Вендино повёл нас в какой-то отель прямо в джунглях покушать, отдохнуть и переночевать в нём.
Впечатлений мы набрались по горлышко, и казалось, что когда в желудки упал сытный обед, все буквально засыпали за столом, но от выпитого после десерта на террасе кофе как-то встрепенулись и ожили. Я даже не ожидал, что Вальтер у нас оказался не менее фанатичным, чем Аля фотографом. Вендино не переставал улыбаться и оглядывал нас с довольной миной любящей бабушки на лице. И вот когда мы, расположившись в удобных плетёных креслах и диванах, потягивали разные соки, установленный неподалёку телевизор выдал новость, что исполненная вчера донной Саган песня уже сегодня побила все рейтинги Бразилии. И хоть официальное подведение итогов хит-топа Бразилии произойдёт только в пятницу, но в победе "Рыбацкой сюиты" не сомневается уже никто. А после этого в новостях пустили минут на десять довольно подробный репортаж с моей биографией, с фрагментами моих песен и закончили демонстрацией клипа на песню "En el amor todo es empezar", ну, помните, который мы снимали на двух разных побережьях, в расчете на два варианта фонограммы на итальянском и испанском языках. А один говорун договорился до того, что донна Саган вполне заслуживает титула Инфанты Саган. А Инфанта в Португалии — это не просто статус принадлежности к королевской фамилии, это просто принцессы, инфанта — это наследница не много и не мало. Совсем ребята сдурели. Вот только Алёнка просто шалеет от всех этих венценосных вещей, так, что я был Алей после этого сообщения затискан, зацелован и в конце вынесен вердикт, что она ведь так и знала. Правда, это было уже ночью, она свернулась калачиком и довольная засопела мне в ушко. А я остался в совершенном недоумении, чего именно она знала, и что вообще под этими рыжеватыми завитушками мыслится. О, как же трудно не спать, и думать, когда одна сладко сопит в ушко, а другая так заразительно и самозабвенно храпит. То, что рассказывалось по телевизору полностью понимаем только я и Вендино, немного суть улавливает Вальтер, поэтому занимаюсь тем, что перевожу для Али, а Вендино переводит на немецкий для всех остальных. Но здесь телевизор показывает бразильские каналы, ведь мы оказывается в Бразилии, а в номерах можем смотреть любые каналы. Но, вот бежать и срочно смотреть, что на других каналах никакого желания не было. Тем более, хотелось поделиться впечатлениями, да и как забыть о том, где мы находимся, если грохот водопада до отеля доносится...
С утра у нас была большая прогулка — экскурсия с местным гидом по верхней части парка. Здесь река Игуасу очень широко разливается, что образуются не только многочисленные протоки и островки, но и просто болота. Только это не почти мёртвые глухие карельские болотины с засохшими чахлыми сосенками и ёлочками и кочками заросшими морошкой и клюквой. Здесь болота — это просто кишащие жизнью густые заросли больше напоминающие тугаи. Впрочем, тугайные леса обычно узенькой полоской жмутся к воде, а тут это болотистое раздолье местами тянется на сотни метров, если не километры. Вначале мы, правда, топали ножками, а потом нас посадили на местный болотоход, что-то вроде катера на воздушной подушке которому практически всё равно над чем лететь-скользить. И если во время пешей прогулки мы из зверей встретили только большого деловитого муравьеда, который с полнейшим пофигизмом перешёл дорожку, по которой мы шли, даже не повернув длинноносой головы в нашу сторону. То на болотах мы почти вплотную подъехали к пасущимся капибарам, которым до нас тоже не было никакого дела, они здесь видимо давно привыкли к этим шумным катерам. Издали видели какого-то местного оленя, но он мелькнул в зарослях и скрылся, не дав себя разглядеть. А вот самку широкомордого каймана мы разглядели во всей красе. У этого катера борта округлые, похожие на надувные, может и правда надувные баллоны в основе. И палуба примерно на полметра выше уровня поверхности. На палубе по периметру только хлипкие верёвочные леера и наши ноги примерно в полуметре от борта, правда, нос немного приподнят как носок у галоши. Рулевой сидит сзади и выше. Представляете себе мои ощущения, когда катер начинает притормаживать и из зелени совершенно обычной болотной поверхности вдруг вымётывается распахнутая чемоданом красная зубастая пасть и прыгает в мою сторону. К счастью не допрыгивает до моих ног буквально сантиметров тридцать, пасть захлопывается, а соскальзывающие с округлого борта лапы не могут удержать тело даже не смотря на молотящий сзади по воде мощный хвост. Кайманиха соскальзывает в воду и, погрузившись по самые глаза, очень недовольно смотрит на нас. А я, даже перекрыв звук громко работающего двигателя, не меньше чем на пяти языках изрыгаю такой набор разных идиоматических связанных с сексом и генетикой конструкций, что на меня все смотрят, не скрывая восхищённого уважения. Кажется, даже плывущую рядом кайманиху мой спич впечатлил. Нет, это не ужасный десятиметровый гребнистый крокодил и длина у кайманихи, когда чуть схлынули эмоции оказалась наверно чуть больше двух метров. Но, что бы вы сами чувствовали, если бы меньше чем в полуметре от ваших ног распахнулась здоровенная зубастая пасть? Потом сказали, что я в доли секунды с ногами оказался на сиденье с Хрюшей на руках. Потом этот рулильщик оправдывался, что это у них самый лучший аттракцион. Они эту кайманиху давно знают, она всегда здесь прыгает на катер, ни разу от неё никаких проблем не возникло, видимо она здесь просто свою территорию охраняет, а людям очень нравится такое неожиданное развлечение. Алёнка умудрилась даже эту распахнутую пасть сфотографировать. Не зря же этих кайманов прозвали широкомордыми, мордальность там действительно не изящная, так, что распахнутая пасть такая, что Хрюша может обзавидоваться, такой здоровенный зубастый живой капкан с красным языком посредине. После этого происшествия меня пересадили в серединку, мы сидели по три в ряд, Вендино между нами, теперь в серединке сидел я, и меня Аля успокаивала, а меня наверно ещё с полчаса потряхивало. Видимо такая форма экстрима — совсем не в моём вкусе. Да и от дальнейшей части поездки на катере я как-то не получил никакого удовольствия.
Но всё рано или поздно оканчивается. Мы причалили и нас высадили. Перекусили в каком-то ресторанчике и потопали в парк птиц в бразильской половине парка Игуасу. До него пришлось ножками потопать, но после перекуса это даже сошло за променад. Взяли с нас по двадцать баксов, и мы пошли бродить уже по внутренним дорожкам. Может здесь у людей психология немного другая. В наших зоопарках я иногда ловил себя на мысли, что многие клетки не столько уберегают посетителей от животных и не дают им разбегаться, сколько защищают самих животных от людей, высших приматов, ёлы-палы. Тут многие вольеры устроены так, что дорожки проходят фактически прямо внутри них и птицы при желании могут спокойно выйти на дорожку. И ещё понравилось, что здесь собраны только местные обитатели что-то в этом было трогательное. Мне лично больше всего понравилась красная птица с длинным клювом, она стояла в сторонке взгромоздившись на какую-то тумбу и смотрела на нас круглым немигающим глазом. Посмотрели мы, и на гоко с краксами, на совсем не таких больших, как африканские, местных страусов нанду. Мы сразу вспомнили нашу Нунду, у которой от страуса только две буквы местами переставлены. Подкалывали Вальтера, что следующим ему нужно брать и дрессировать страуса, говорят, в Африке на них верхом ездят. А ещё было много попугаев. Когда говорю много, это, правда, много, может даже не одна сотня и самых разных окрасок, белые, жёлтые, синие, голубые, красные, зелёные. Да чего там, я столько цветов не знаю. Маленькие, большие, деловито сидящие на месте, как большеносые тоже довольно яркие туканы и перелетающие с места на место непоседы. А потом началась вакханалия колибри. Их тут было столько, что и не углядишь. Аля ругалась, что этих стремительных вёртких малявок совершенно невозможно фотографировать, носятся как мушкетные пули и совершенно не желают ей позировать. Здесь для них развешено много кормушек с жидким сиропом, который они высасывают своими длинными тонкими клювами. Классно, и расцветки самые разные, хотя до попугаев они, по-моему, не дотянули. Но Але я такое говорить не стал, её симпатии совершенно точно на стороне маленьких длинноносых колибри. В вольерах и рядом с вольерами колибри мы ожидаемо застряли часа на два, впрочем, после вчерашней реакции на домик колибри, это было вполне ожидаемо. И не стану говорить, что мы томились ожиданием, смотреть на этих маленьких изящных птичек очень интересно и захватывающе. Меня особенно поразило, что летают они совершенно прихотливо, и предсказать, куда будет следующий поворот совершенно невозможно. Эти маленькие вертолёты кажется совершенно наплевательски относятся к аэродинамике, летают вверх-вниз-вправо-влево-вперёд-назад, кажется даже вверх ногами. Не смотря на сложности Але всё-таки удалось сделать довольно много успешных кадров, так, что мы двинулись дальше.
А дальше были бабочки, которые совсем не птицы. Я ещё подумал, что продолжая эту логическую цепочку, тут же должны быть вольеры с летучими мышами, ну, как минимум со знаменитыми вампирами, летучими мышами — кровососами. Но видимо сыграло свою роль и то, что летучие мыши звери ночные и днём совершенно не зрелищны, ну висит под потолком этот завёрнутый в кожистые крылья кокон. А ещё их ведь очень сложно кормить и содержать. Вампирам ещё можно на ночь пару овечек пригонять, донорами поработать, а остальные ведь насекомоядные, которых они ещё и сами на лету ловят. И скоро мы уже были в вольере с бабочками, где к слову ещё и запах очень интересный, оказывается, многие бабочки имеют свой необычный запах, позволяющий им ночью легче найти друг друга. Вот здесь Аля, наконец, осознала, что такое настоящие цвета. И хоть я очень внимательно перед входом в вольер прочитал кучу информации с фотографиями и пояснениями о разных морфидах и прочих, но эти небольшие фотографии совершенно не передают ощущение от больших живых бабочек. Они здесь совершенно не боятся людей, никуда не улетают, сидят на ветках, на листьях, перелетают с места на место. И делают это неторопливо, без суеты, словно специально позируют и дают себя хорошенько рассмотреть. Описывать их внешний вид, всё равно, что описывать вкус или запах понравившегося деликатеса. Все тут же расползлись по вольеру. Некоторые бабочки садятся на подставляемые ладошки, иногда на одежду, но это гораздо реже. Брожу с Хрюшей по не маленькому вольеру, интересно же, бабочек здесь много, одни сидят на самом виду, другие прячутся где-нибудь под листьями, надо их обнаружить и заглянуть под листья. Ещё перед входом в вольер висит грозное предупреждение на десятке языков, что в вольере нельзя делать резкие движения, чтобы не повредить случайно их хрупких обитателей. Я как раз хотел пощупать, что у меня на голове появилось, когда раздался окрик:
— Аюна! Стой! Не шевелись! — Стою, не шевелюсь. Аля плохого не посоветует. А по голове у меня явно кто-то ползает, так как тут только бабочки, и опасных среди них быть не должно, поэтому стараюсь не нервничать. Аля фотографирует то ли меня, то ли бабочку на меня севшую. Вдруг рядом раздаётся громкое "Вау!" и девушка, скорее всего американка, начинает азартно щёлкать своей мыльницей, направив объектив на меня. Ещё несколько восклицаний и меня снимают уже почти все, у кого есть фотовозможности, а у меня перед глазами мелькают голубые крылья и их обладатель деловито усаживается мне на висок, вернее боковую прядку на виске и своим раскинутым в стороны крылом перекрывает мне часть бокового обзора. И судя по всему, у меня на голове совсем не одна бабочка. Ещё пара бабочек присаживаются мне на другое плечо, поэтому скосив глаза вижу их хорошо, сели на футболку, тут же распахнули крылья и застыли такими разноцветными украшениями. Еще не меньше пяти бабочек летают вокруг меня и явно ищут себе место для посадки. Блин! И, правда, шевелиться нельзя, подавлю же экспонаты на фиг. Минут пятнадцать стоял и изображал из себя статую и объект для фототренировок, в вольер уже набежало человек сорок, и наверно сработала какая-то местная система оповещения или видеонаблюдения, потому, что спасать меня или бабочек прибежали две местные женщины и один, скорее всего охранник. Женщины принялись аккуратно снимать с меня бабочек, вот только сумасшествие кажется охватило всех бабочек в вольере, и они теперь кажется уже все желали использовать именно меня как свой бабочкодром. Не имея возможности пробиться к моему драгоценному телу вынужденно садились и на занимающихся мной женщин, но с них сразу взлетали и снова пытались сесть именно на меня. Бабочки были уже у меня на голове, руках, груди, животе, спине, теперь уже и на ногах, так, что мне категорически велели не шевелиться. Удивительно, что на открытую кожу они не садились, не нравилось им чем-то лицо, шея и кисти рук. Потом на одной из фотографий Али только видимых насчитали на мне больше тридцати бабочек, которых в этом ракурсе было точно видно. Местные служительницы сообразили, что снимать с меня бабочек здесь — это бессмысленный труд. И меня потихоньку вывели из вольера в другой. Тут вольеры сделаны по типу тамбуров, наверно, чтобы вылетевшие из основного вольера вместе с посетителями не улетели совсем. Вот тут процесс, наконец, стал давать результаты. К двум женщинам присоединились ещё четыре помощницы, у них были какие-то квадратные пластиковые прозрачные ящички, в которые сажали снятых с меня бабочек, чтобы потом выпустить в большом вольере. Я спросил, часто ли у них такое бывает? А они уверили, что больше одной-двух бабочек ни на кого никогда не садилось. И в свою очередь стали пытать меня, не использовал ли я какие-нибудь особенные кремы или парфюм. Кремы у нас с Алей одинаковые, но на нее, ни одна бабочка не села. Моюсь совершенно обычными гелями и шампунями, парфюм вообще не люблю. Словом, никто ничего не понимал, пока меня не опознали, и не прозвучало роковое "Инфанта Саган" и все сразу успокоились. Ну, понятно же, бабочки тоже смотрели новости и им моя песня понравилась. Это я ёрничаю, а эти совершенно на полном серьёзе приняли такое объяснение, что раз инфанта, то всё понятно, инфанта же! Чего тут непонятного? Офигеть! Я наверно и какаю изумрудами. Дурдом! Я порадовался, что в процессе не пострадала ни одна бабочка, всех с меня сняли и перенесли обратно в большой вольер. Вот только пришлось дверь в него закрыть и пока приостановить пропуск в него посетителей, потому, что все бабочки порхали по всему вольеру, налетали на стены, словно хотели куда-то улететь. Словом, понятно, что нам лучше уйти, а то бабочки явно успокаиваться не собираются. Аля напоследок ещё сняла этот кружащий в воздухе разноцветный вихрь, и мы тихо свалили. О том, что после моего ухода только через четыре часа бабочки начали успокаиваться, мы узнали из бразильских новостей вечером, вернее, из сети, когда прилетели обратно в Буэнос-Айрес...
