Потом почти привычно завалились в кафе отъедаться мороженным, вот только я съел всего одну ложку, как меня шарахнуло, а вдруг горло от мороженного заболит? Поэтому от мороженого отказался, а Аля слопала две порции и очень одобряла мою заботу о своём здоровье. Но зато я чай пил с шикарным, как меня заверили настоящим Рейнским вишнёвым тортом, который ещё называют Дюссельдорфским, но, разумеется, нигде, кроме как хозяйка этой кафешни, правильно и по-настоящему его печь не умеют. Плевать мне на пароксизм местечкового патриотизма почтенной фрау, а сладкий, кислый, пропитанный белым вином и сиропом тортик — "Это что-то!" с незабываемыми интонациями Калягина из "нашей тёти". Бедная Аля страдала всю дорогу, что такого вкусного тортика съела всего один ломтик, а некоторые толстые проглотки два больших, она точно видела! На что я ей сообщил, что в отличие от некоторых завистливых жадин совершенно не считал, кто и сколько ест, но если она хочет, можем вернуться и пусть ест ещё. На что я был назван тиранкой и садисткой, что у неё и так джинсы едва застёгиваются и в желудке места из-за МОЕГО мороженого не осталось... Нормальная весёлая девичья любящая атмосфера.
Вот в продолжение этого дня красоты и получились готовые платья. А туфли к платьям, все три пары Аля по очереди разнашивает уже несколько дней. Вообще здесь очень неплохая обувь, но в новых туфлях стереть может даже она, вот и эксплуатирую мою Няшу. У неё нога чуть больше моей или шире, но точно известно на практике, что если она мои туфли или сапоги поносит два дня, то я после этого их надеваю, как родные, словно разнашивал их пару месяцев. Завтра мне предстоит выбранные платья не просто примерить, а надеть вместе с туфлями, то есть полностью воспроизвести концертный костюм и отработать весь концерт с чётким хронометражом. В хронометраже нужно учесть все мои перемещения, время нужное на отдых и поправку макияжа и причёски, по нему будет ориентироваться вся команда обслуживающая концерт. Поэтому тут ещё ходит специальная девочка — технический администратор, которая всё фиксирует на маленькую камеру и пишет свои пояснения и комментарии поверх этой записи. В тренировочном зале в натуральную величину на полу нарисована сцена, на ней в том же месте и порядке расставлена аппаратура и мебель. И я должен буду двигаться по ней только так, как буду двигаться по настоящей сцене. Потом в перерыв настоящее переодевание с учётом расстояния до гримёрки, все процедуры по гриму и с волосами, смена обуви и выход на сцену после короткого отдыха. Даже если мне после первого отделения будет нужен стакан воды или чашка кофе, они тоже будут учтены и готовы. Аля никогда в таком не участвовала и ужасно волнуется, но не настолько сильно, как Фред. Ему я сказал, что в его интересах эти дни ко мне не приближаться, потому, что я чувствую его нервозность, и она мне передаётся, а это совсем не полезно для дела. Так, что уже третий день я слышу его только в отдалении и отголоски его трепыханий. Всё-таки, не смотря на то, как давно он трудится на этой ниве, но такого опыта, как у покойного Президента Сан-Хёна у него нет. Даже представить не могу, чтобы Сан-Хён таким заполошным кричащим фонтаном носился по агентству перед ответственным выступлением. Вспомнилось, как он цветами встретил меня после первого моего выступления, даже глаза защипало, так жалко хорошего мужика, их в Корее и так мало...
На прогоне выяснилось, что жёлтые туфли ко второму платью неудобные. Нет они не жмут, но мне в них было неудобно. Во втором отделении, когда я пел русскую песню "Вдоль по улице метелица метёт" во время проигрыша хотелось пройтись с притопом русской плясовой, это когда быстрой дробью словно вколачиваются в пол каблучки, при этом колени высоко не задираются. Если бы платье было широкое, то можно было бы прихватить и красиво отвести подол в сторону или даже двумя руками в стороны, а потом свести впереди перед собой. На сцене, если чётко вписать ритм и движение в музыку смотрится отлично. Так вот такой перетоп в этих туфлях сделать было нельзя. Что-то изменить уже сложно, и я решил просто оставить чёрные туфли от первого платья, вот эти устойчивые и удобные, пляши хоть в присядку. Подумал, что в этот концерт гитара никак не вписывается, и её убрали со сцены. Те песни, в которых хотел играть и петь, меня вполне устроит синтезатор. "Урал" на своих изящных хромированных ножках поднятый высоко, чтобы было удобно играть стоя, а не сидя на низком стуле, выглядит весьма импозантно. Даже не верится, в каком он был виде, когда его впервые увидел в развалах мусора у Петровича. Даже мой "Корг" без нижней панели с торчащими проводами выглядел как-то живее. А теперь сверкает металлом букв название "Урал" и горбатый мишка на передней панели. Само собой, что в случае даже не слишком большого успеха все и любые нюансы будут изучаться едва ли не под мелкоскопом. И совершенно прав Фред, который на днях сказал, что мы можем последние дни наслаждаться тишиной и безвестностью. Скоро выйти на улицу и оказаться в одиночестве нам грозить не будет. Я, даже вздрогнул от возникшей параллели, ребята тогда тоже поехали в клуб оттянуться напоследок перед серьёзной пахотой. Хотя, немцы народ воспитанный и уважающиё личное пространство, и пальцами в нас тыкать не станут, но будут смотреть, скорее всего фотографировать, а если остановимся или присядем где-нибудь в кафе, вполне могут подойти за автографом. Это где-нибудь в Америке нужно было бы секьюрити — мордоворота иметь рядом, чтобы от особо нервных поклонников огораживал.
Так! Хватит ностальгировать! Работаем! Под фоно я честно отпевал в десятую голоса, на живых песнях в четверть. Мне сегодня ещё после обеда полный прогон в голос делать. Кто-то заметил, что коричневый цвет обтягивающей ручку микрофона кожи как-то не смотрится и вообще лезет в глаза инородным цветовым пятном. Разобрались, оказывается можно не заниматься вандализмом, как Валера предложил — обмотать ручку чёрной изолентой. Послали куда-то за чёрной кожей, когда её привезли, прямо поверх коричневой сшили чехол в размер, намазали клеем и надели сверху чёрный чехол. По краю парой стежков подтянули края, чтобы не топорщились. Але не понравилось, как в свете софитов смотрится помада подобранная к жёлтому платью. Пришлось сидеть и подставлять губки, пока она другие цвета смотрела. Но и это победили. С жёлтым платьем было больше всего хлопот, но оно мне и сильнее нравилось. Аля была уверена, что я его использую на первую проходную часть, а второе отделение выйду в более строгом чёрном. Но не угадала. Здесь на юбке были глубокие врезные карманы в боковых швах, а ещё по два накладных спереди почти напротив них. И две песни я уже запланировал использовать в движениях эти карманы. В одной я просто в какой-то момент словно задумавшись сую руку в карман, и почти сразу достаю. В другой песне я почти всю песню пою с рукой в кармане, даже когда меняю руку с микрофоном, освободившуюся руку тоже засовываю в карман. И во время песни, чуть покачиваясь, перемещаюсь по сцене боком, это знаете, когда ступни параллельно, носки вбок, перенести на них вес, и в ту же сторону каблуки, и вес на них, так и получается такое вот перемещение боком, с руками в карманах выглядит довольно по-хулигански, но и песня может самая молодёжная из всех...
Вообще, хорошо бы сюда профессионала — постановщика сценического движения, а на некоторых песнях можно и подтанцовку выпустить, а сбоку три-четыре голенастые бэк-вокалистки. Ага! Ещё дым понизу пустить и верблюда живого с бедуинами. Ты уже бегал в Кирин с такими предложениями. Ты сам разговаривал с местным хореографом-постановщиком. Ну, не произвёл впечатления дяденька. Насколько я понял, он вообще специализируется по молодёжным рок-н-рольным группам, там всё иначе, а раз меня заявили, как солистку классической песни, значит должна стоять столбиком, как тарбаган у норы и только щеками шевелить в такт. Впрочем, кто лучше меня знает, как это можно обыграть? Плясать не могу, в смысле могу, но низззя. Да и пожалуйста. Всё равно не буду столбиком стоять. Даже плечом повести можно по-разному. Сам ведь знаешь, что бывает вошла в самом невзрачном платье, ничего не делала, просто дошла до столика и присела, а в зале даже часы у всех мужиков встали... Ладно, не отвлекаемся. Я вообще здесь песни собрал женские, чтобы фрау и фройляйн растрогать до печёнки. Так, что оставим пока эти чарующие движения, а ведём себя воспитанно и скромно.
А пока мне нужно по себе платья обмять, что мне ничего не тянет и не мешает. Блин! Мешает. У чёрного сбоку под рукой как-то неудобно, ощущение, что чуть сильнее дёрнуть рукой и лопнет, хорошо, если по шву. Позвали специально обученную тётеньку. Кстати, я знаю, кто теперь будет моими костюмами заниматься. Те две квочки, которые ещё и лапушку мою обидели Эльза и Тереза — старшие над пошивом и мне совершенно не нравятся, как и я им, всё честно и взаимно. А эту пухленькую и подвижную со смешными крашенными рыжими кудряшками и при этом чем-то напоминающую мне Ниночку, зовут Ирэн. Руки у неё замечательные. Она повозилась с платьем буквально минут десять, и мешать мне перестало. А ещё подпорола шов на джинсах, что-то там подшила и у меня перестало тянуть внизу между ног, а я считал, что это неизбежное неудобство всех джинсов в женском теле и принимать это нужно фатально. И порадовало, что она согласилась стать моим официальным костюмером. Двигаться по нарисованной мелом сцене чисто психологически было не очень удобно. Я имею в виду, что там, где по отношению к сцене будут сидеть зрители, была глухая стена. Чтобы немного облегчить себе задачу, я объяснил эту ситуацию парню — рабочему сцены, который обслуживал этот репетиционный зал и комплекс кабинетов при нём, он назвался Зиги, я посадил его на стуле у стены и работал уже на него. Стало намного удобнее, а он очень проникся ответственностью, и сидел, со всей старательностью изображая внимание, так, что временами это выходило очень смешно.
Назавтра с утра устроили генеральный прогон, накануне Аля купила мне миленькие золотые серёжки с жёлто-зелёными опалами по одному в каждой серьге. Она заверила, что они идеально подходят к моим глазам, гармонируют с дракончиками и это её подарок к моему первому настоящему выступлению перед зрителями. Она так серьёзно всё это мне проговаривала, что я даже растрогался и почувствовал, как защипало глаза, а моя внутренняя девочка просто растаяла от такой нежности и заботы. Но сегодня мы окончательно отлаживали хронометраж и прогоняли полную программу концерта. Нам дали время до обеда, потому, что после обеда всю аппаратуру увезут для монтажа и подключения в зал, где я буду выступать. Сегодня у меня было целых четыре зрителя, которые расселись в ряд. Аля, Валера, Зиги и его знакомая, о которой он спросил разрешение провести её на репетицию. Аля, правда, срывалась и помогала мне с переодеванием и вроде как поправкой грима и причёски, а ещё следила за временем на переходы, на месте расстояния гораздо больше, чем здесь. В принципе, отработал уже уверенно, программа уложилась в памяти, голос я чувствовал и контролировал, расхождения хронометража вчера и сегодня не составили серьёзных величин. И после обеда Валера с двумя помощниками, с которыми он уверенно спикал на аглицкой мове, начали ловко разбирать соединения всех этих шнуров и проводов, чтобы везти их монтировать на новом месте. А мы, пешочком, исполняя завет Фреда, насладиться последними днями своей безвестности, потопали в нашу гостиницу. По дороге просто наслаждались воздухом уже пахнущим весной, здесь она начинается гораздо раньше. Это у нас: "Пришёл марток — надевай сорок порток", напоминание, что март — вполне зимний месяц, и только середина апреля отмечается весёлой капелью, солнечными днями, когда оно начинает даже припекать. Здесь снега не было даже в намёках, на некоторых деревьях явно собирались проклюнуться первые листья...
Вот так под ручку мы и дефилировали неспешно по тихим улочкам этого не слишком оживлённого квартала Дюссельдорфа. Аля думала о чём-то своём, а я прокручивал послезавтрашний концерт и второй ещё через два дня в Дортмунде. Ребята сегодня соберут и проверят всю аппаратуру, на всякий случай у них ещё завтра время почти до обеда. После обеда мы едем в зал, и я прогоняю весь концерт. Одевать сценические костюмы не буду, на техническом прогоне это почти дурная примета, но вот со звуком буду работать в полном объёме, вернее так, как посчитаю нужным. Мне нужно послушать своё звучание, ощутить пространство сцены, пройти маршрутами со сцены до гримёрки и обратно, словом, обжиться. Послезавтра отстреляюсь здесь, и после концерта Валера с ребятами демонтируют аппаратуру и в ночь везут в Дортмунд. Среди ночи монтировать не будут, а вот с утра их поднимут рано, чтобы успели всё собрать до моего приезда. После обеда приедем мы. Сразу делаю технический прогон, привыкаю к сцене, знакомлюсь со служебными помещениями и мы уезжаем обратно. Учитывая, что здесь расстояние меньше пятидесяти километров, ночевать в Дортмунде мы не будем. И на следующий день нас везут на концерт.
Где-то в этом промежутке надо оговорить с Фредом моё согласие выступать во Франкфурте. Хотя, если я правильно услышал в случайном разговоре в ресторане, Фред уже дал команду анонсировать концерт в "королевском зале" и начать продажу билетов. Что тоже приятно. С одной стороны он в меня уже поверил, с другой, на вчерашний день проданы уже девяносто шесть процентов билетов, а первых трёх категорий — это самые дорогие, практически полностью. В Дортмунде цифра похожая, меньше на пару процентов. То есть в любом раскладе порог минимальной рентабельности выступления составляющий около сорока процентов проданных билетов низшей пятой категории, преодолён с огромным запасом. Вообще, при превышении продажи в девяносто процентов, ситуация официально анонсируется как технический аншлаг, при девяноста пяти — абсолютный аншлаг. То-то Фред два последних дня немного успокоился. Надо ему как-нибудь сказать, что с такими психами он до инфаркта допрыгается, а у него дочка совсем маленькая и ей папа нужен живой и здоровый...
Понервничать, как приличному дебютанту у меня не получилось, а точнее, просто не дали, гады такие. Фреда по моей просьбе ко мне близко не подпускали, да он и сам понимал и не рвался. Но тут оторвались Аля и Валера. Аля вдруг впала в тихую панику и никак не могла найти себе места, металась как хорёк по всей гримёрке. Стискивала кулачки, бормотала что-то вроде "Ой! Беда! Беда!" и постоянно, как это иногда получается у рыженьких с их светлой и тонкой кожей, хотя Аля вроде бы к таким не относилась, но вот краснела она классически, то краснела вся полностью, то покрывалась некрасивыми красными пятнами. Потом бросалась в триста двадцать второй раз, а может даже в триста двадцать третий, щупать и перепроверять висящее на вешалке подготовленное для второго отделения концерта жёлтое платье. Перепроверять лично меня я ей просто не давал, при попытке приблизиться я вытягивал вперёд руки и спокойно говорил, что у меня всё нормально, всё хорошо и меня лучше не касаться. Я давно был одет в концертное чёрное платье, чёрные туфли к нему, извините, бельё перечислять не буду, оно для разнообразия красное, а колготы тёмная бронза. Гримёр под присмотром Али сделала мне макияж и уложила волосы. Спросите, почему грим делала тётенька из центра, а не Аля, как я всегда говорил? Дело в том, что есть нюансы сценического грима, учитывающие свет софитов и возможные видео и фотосъёмку. Дело в том, что разные косметические средства не одинаково воспринимаются глазом и фото-видеообъективами, а ещё сценический свет очень сильно отличается от дневного или обычного искусственного, это тоже надо просто знать, а у Али этого опыта ещё просто нет. Поэтому грим накладывала опытная тётенька и заодно объясняла, как и для чего она делает то или другое. Знал бы, что Аля так заведётся, заставил бы тётеньку ликбез по сценическому макияжу устроить. Потом мне в голову пришла гениальная мысль, разрядить Алю Валерой, он-то не должен так мандражировать, вот пусть и займётся Алей, хоть отвлечёт её. Позвали Валеру, лучше бы и не звали. Пришёл красный как рак Валера, и оказалось, что он в психе не меньшем, чем Аля. И если Аля металась около платья, то Валера причитал, что "Ну, точно всё должно работать, ведь пять раз перепроверили...". Словом, к моменту начала концерта у меня в гримёрке был филиал сумасшедшего дома с двумя почти буйными в кризисе, которых мне же ещё и успокаивать пришлось. Так никаких нервов не хватит! Я почти с нежностью вспоминал профессионалку Ён-Э, которая даже нервничала совершенно по-корейски. До последнего изображала стойкого оловянного солдатика, а когда банки баз перегружались, брык и тихо в обмороке, как тогда в кабинете президента Сан-Хёна. Ей главное было правильно поставить задачу и можно быть уверенным, что либо она умрёт, либо задача будет выполнена.
