В нём, расположенном в отдалении от эллинских храмов, было что-то неописуемое. Словно колонны его проросли землю насквозь, соединяясь со столпами великого Ипет-Сут. Ядро Миропорядка Маат не может быть ни разделено, ни умножено, но оно может быть разным. Гранит, песчаник и лёгкий, полупрозрачный, сочащийся солнцем мрамор. Александру удалось.
— Ты чем-то обеспокоена, Анфея? — от внимательного Александра не укрылось то, что напряжённость посланницы, не привыкшей к верховой езде, и, к тому же, чувствовавшей себя беззащитной, внезапно сменилась глубокими раздумьями.
— Нет, царь, — Анхнофрет улыбнулась, — любуюсь твоей столицей. Город ещё строится, но уже дышит величием.
Царю польстил ответ, тем более, что он почувствовал в нём искренность. Что для любого посланника, более того, Хранителя Трона, вещь не только редкая и несвойственная, но и, вообще-то, вредная его работе. Но на этот раз "Ядовитый Цветок" не сумела скрыть своих чувств.
— Храм Нефер-Неферу, не знаю даже как сказать точнее... — она наморщила лоб, подбирая слова, — словно уже тысячу лет стоит в этом городе. И сам город... Ещё не закончен, но, кажется, что стоял здесь всегда. Не такой, как сейчас. Могучий, крепкостенный... Не знаю, как сказать.
В воротах Александра и его спутницу дожидался мрачный Клит. Он приветствовал царя сдержанным кивком головы, отослал телохранителей и занял их место. На Анхнофрет он даже не взглянул. Это её не удивило, он всегда держался с ней холодно, никогда не заговаривал первым, а на вопросы отвечал лишь "да" или "нет". Странным было другое. Анхнофрет заметила, что за последние месяцы цепкий внимательный взгляд старшего телохранителя постепенно менялся. Все чаще он взирал на царя исподлобья, будто был чем-то недоволен. Она лишь могла догадываться о причине.
А вот Александр не догадывался. Он точно знал. Но менять поведение в угоду брата своей кормилицы не собирался.
— Гефестион в храме? — спросил Александр.
— Нет, — ответил Чёрный.
— А где?
— Там, — Клит мотнул головой в сторону храма Маат.
— А говоришь, не в храме.
— Какой это, к воронам, храм... — буркнул Клит.
Александр дёрнул щекой, но сделал вид, что не расслышал.
— Дейнократ там?
— Там, — подтвердил Клит.
Царь повернулся к Анхнофрет.
— Поехали, посмотрим, как там дела.
Не дожидаясь ответа он, без помощи узды, лёгким усилием бёдер направил Букефала к храму. Анхнофрет и Клит последовали за ним.
У храма сновали взад-вперёд рабочие. Ворочался здоровенный пятиблочный кран-полиспаст, затаскивая наверх поддон с кирпичами. Рядом работали краны поменьше, обычные однорычажные "журавли".
Возле входа стояли Дейнократ и египтянин Нефуамен, ученик Сенмута. Они обсуждали чертёж, развёрнутый на столе. Рядом ждал указаний старший мастер в запылённом фартуке.
Чуть в стороне собралась небольшая толпа высокопоставленных зевак. Они слушали речь архитектора Сострата, который им что-то объяснял. Среди них обнаружились Гефестион, Птолемей и Лисипп.
Единственным, кто тут присутствовал по делу, был Гефестион, старший над всеми стройками столицы. В работу архитекторов он не лез, поскольку ничего в этом не понимал, но без его организаторских способностей они были, как без рук. Гефестион решал вопросы снабжения и пропитания многочисленной армии рабочих. Он распределял очерёдность доставки грузов, чтобы баржи, гружённые камнями, не создавали заторов на реке, чтобы перекатываемые в деревянных колёсах барабаны будущих колонн не мешали подвозу кирпичей с расположенных возле города мастерских. Он держал в памяти огромное количество всевозможных дел и цифр.
Александр подъехал к этой компании, спрыгнул с Букефала и кинул поводья одному из "царских юношей", сопровождавших Гефестиона.
Анхнофрет перебросила ногу через спину Аэреи и соскользнула вниз. Царь подхватил её за талию, при этом эксомида гостьи задралась чуть выше, чем дозволялось приличиями, и Птолемей, известный бабник, восхищённо цокнул языком.
Все присутствующие приветствовали царя и его гостью. Дейнократ — по-египетски.
— И ты живи вечно, достойнейший! — улыбнулась ему Анхнофрет, — воистину у тебя выходит чудо! Твой храм великолепен, не похож ни на что! Я угадываю в нём линии, свойственные зодчим Великого Дома Аменемхети, вижу сходство с гробницей Самозванки и черты ваших храмов, но это ни одно, ни другое и ни третье. Это что-то новое!
— О, да, достойная дочь Меринасира! — архитектор пригладил бороду, восприняв похвалу с достоинством, — но я здесь не единоличный творец. Вряд ли я обошёлся бы без помощи почтенного Нефуамена. За свою жизнь я построил немало дворцов и храмов, но, как оказалось, не знал очень, очень многих секретов мастерства, которыми щедро поделился Нефуамен!
— Достойнейший Дейнократ принижает свои заслуги, — вежливо склонил голову ученик Сенмута, — я почерпнул от него не меньше.
— Например? — поинтересовался любопытный Александр.
— Например, в Стране Реки при строительстве не пользуются этими удивительными приспособлениями. Как они называются? Триспас...
— Триспасты и полиспасты, — подсказал Дейнократ, — подъёмные краны.
— Как же вы затаскиваете на высоту огромные камни? — удивился царь.
— Поистине удивительный в своей простоте способ, — улыбнулся Дейнократ.
— Мы заполняем все пространство строящегося здания песком или землёй, — сказал Нефуамен, — каменные блоки и барабаны колонн затаскиваем по наклонным насыпям на катках и салазках, используя рычаги. Укладываем и снова заполняем все свободное пространство землёй. И так до самой вершины.
— А потом откапываете?
— Да.
— Но это же требует огромного числа рабов, и массу времени! — снова удивился Александр.
— Страна Реки многолюдна, — сказал Нефуамен, — но эти люди не рабы. Им платят. Хотя иногда используют труд пленников. Что же до времени, то его требуется не так уж и много. Например, чтобы уложить блоки и барабаны колонн второго яруса в этом храме нашим способом, потребовалась бы всего одна короткая неделя.
— Я думаю, наш способ не столь затратный, — скептически хмыкнул царь.
— Да, он весьма хитроумен, — согласился Нефуамен.
— Вот видишь, — повернулся царь к Анхнофрет, — и нам есть чему вас поучить.
— Бесспорно, — подтвердила та, — я видела статуи, отлитые почтенным Лисиппом. Они выглядят, точно живые. Наши ваятели творят более... условно, я бы сказала. Стремятся лишь передать настроение, состояние Ка, души. И они связаны путами традиций.
— Традиции сильны везде, — сказал Лисипп, — у нас они называются — "канон". Большинство скульпторов и художников из года в год следуют канону. Тот, кто решается его изменить, весьма рискует репутацией, но в случае успеха его ждёт великая слава и сотни последователей. Что же касается твоей похвалы, Анфея, отвечу, что лично я не стал бы связываться с камнем. Очень ответственная работа. Одно неверное движение...
— К тому же, — подключился к беседе Сострат Книдский, — наши инструменты для обработки камня не сравнятся с теми, что привезли гости. Вот в этом нам до них действительно очень далеко. Никогда не видел, чтобы можно было так быстро пилить гранит.
Вокруг них образовался кружок слушателей, среди которых, на удивление, были и воины. На их лицах читался неподдельный интерес.
— Я слышал, высокородная Анхнофрет весьма недурно разбирается в искусствах?
Это произнёс Каллисфен. Он единственный из эллинов и македонян не переиначивал имя посланницы.
— Смотря в каких. Именно в искусстве ваятелей я не очень-то разбираюсь. Просто, — женщина улыбнулась, смутившись, — мои изваяния делали не один раз. А искусствам и различным премудростям всех высокородных учат с четырёх-пяти лет. Прежде всего, ясно излагать свои мысли на папирусе. Включая стихосложение и торжественные речи. Ибо всё это может пригодиться на любой службе, какую ни изберёт дитя, когда подрастёт. Если оная не назначена ему по праву и долгу рождения. Дети изучают законы, языки наших подданных и соседей. Так же все тонкости науки чисел, до самых сложных расчётов. Нередко изучают некоторые таинства различных веществ, и строение Миропорядка. Как вы говорите — "Космоса".
Анхнофрет удивилась тишине, установившейся вокруг.
— Столь же обязательно с совсем юного возраста учат владению луком и мечом, управлению колесницей.
— И девочек тоже? — спросил Гефестион.
Анхнофрет подтвердила.
— У нас к обучению жён искусствам, особенно воинским, относятся по-разному, — заметил Гефестион, — где-то это принято, где-то нет. Дочери знати только у спартанцев берутся за меч, а чтобы девочек учили изящной словесности...
Он отрицательно помотал головой.
— Вспомни Сафо, — возразил Лисипп.
— Сафо была гетерой, — ответил Гефестион, — это другое.
— Её отец, Скамандроним из Митилены, был из "лучших людей".
— Но писать стихи она начала уже в школе гетер, когда осиротела, — не отступал Гефестион.
— Сочинительница? — переспросила Анхнофрет.
Лисипп кивнул.
— Митилена, это тот город, который мы зовём Миловандой? — спросила Анхнофрет и прежде, чем ей ответили, продолжила, — я слышала от вашего человека, Аристомена, что сей город богат знаменитостями. Это ведь оттуда знаменитый знаток чисел Фаллос?
Присутствующие разразились хохотом, смутив посланницу.
— Ты ошиблась, — сказал, вытирая слезы Александр, — Миловандой вы зовёте Милет. Родина той достойной женщины рядом, на острове... Не уверен, что вам известно его эллинское название.
— Простите, я не понимаю, что такого смешного в моей оговорке, — недоумевала Анхнофрет, — я не могу знать всех островов и городов, что появятся за двенадцать веков от сего дня, но разве это повод для насмешек?
— Мы не над этим смеёмся, — объяснил Гефестион, — этот ваш, вернее наш, "учитель языка", которого вы пожелали оставить при себе, подшутил над вами. Того философа из Милета звали Фалес. А то, что ты сказала... Ну, в общем, не знаю, как по-вашему, но Каллисфен тут рассказывал, будто в Египте есть похожий бог — Мин. У нас его зовут Приапом. Они бы могли померяться длиной своего...
— Я поняла, — быстро сказала Анхнофрет и покраснела.
— Как бы шутник там не дошутился, — раздался негромкий голос за спиной Александра.
Эти слова произнёс Клит. Царь удивлённо повернулся к нему.
— Что ты имеешь в виду?
— Он там шутки шутит? — совсем еле слышно прошипел Клит, — а вот кое-кто другой делом занят.
— О ком ты, Чёрный?
Телохранитель коротко мотнул головой в сторону Анхнофрет.
— Не понимаю тебя.
— Я слышал, львица до решающего броска крадётся тихо и невидимо. Говорят, со стороны это выглядит красиво...
Александр отшагнул в сторону. Его примеру последовал Птолемей, услышавший разговор.
— Клит наблюдателен, как ему и положено, — сказал Лагид, — посмотри, как она выходит из неловкого положения, очаровывает, располагает к себе и убеждает. Чувствуется большой опыт.
— Вот именно, — буркнул телохранитель.
Александр нахмурился.
— Но он ошибается, — продолжил Птолемей, — записывая её во враги. Её задача иная. Она послана сюда, чтобы склонить нас к дружбе.
— Уж тебе-то они друзья... — прошипел телохранитель.
Птолемей недовольно покосился на него, но ничего не ответил.
— Царь, мы же знаем — она ручная змея Тутмоса... — сказал Клит.
— Следи за языком, — мрачно бросил Александр.
— Вот именно. За языком нужно следить. Её оружие не яд, а язык. Вспомни, как она сладкими речами сманила этого вероломного финикийского ублюдка. Умна, образована, очаровательна и владеет собой. А сейчас — слишком мягко стелет.
— Не доверяешь, — усмехнулся Александр, — я повидал немало послов. Все стелют мягко, убеждают и очаровывают.
— Царь, не верь ей! — почти в отчаянии проговорил Клит.
— Я сам решу, кому доверять, — холодно ответил Александр.
Телохранитель сжал зубы и отступил в тень.
Тем временем тема беседы сменилась.
— Достойнейшая Анхнофрет, — спросил Каллисфен, — когда я посетил вашу страну, то был столь многим поражён, что не успел поинтересоваться, что ваши философы говорят о сути вещей?
— О сути вещей, достойнейший, можно говорить тысячу лет и не закончить, настолько обширно сие понятие, — посланница улыбнулась, — можно говорить о высших мирах и вечности, о нравах смертных и мире зверей. А можно о том, что нас окружает, о веществе, которое триедино, как всё совершенное.
— Анфея, ты говоришь красиво, но непонятно, — Птолемей улыбнулся, — я слышал о вашем понимании совершенства и миропорядка, но как это соотнести с неодушевлённым творением богов?
— Наши жрецы, мудрецы и древние свитки учат, что в Вечности совершенен Свет, и он есть сама Вечность и наш мир. А в нашем мире совершенна вода, которую свет проходит без препятствий. И всё, от камня до плоти, подобно ей. Если тепла мало, то вещество состоит из... — она задумалась, подбирая слово, — по-вашему — "кубов".
— Кубов? — переспросил Птолемей.
— Не знаю, как сказать иначе. Как здание сложено из каменных блоков, так всё сущее, включая те же каменные блоки, состоит из более мелких кирпичиков.
— Из атомов? — переспросил Каллисфен.
— Из чего? — не поняла Анхнофрет.
— Атом. "Неделимый". Так его назвал Демокрит из Абдеры, описав, как мельчайший кирпичик Мироздания.
— Он, кстати, много путешествовал, просадив отцовское наследство, — добавил Лисипп, — бывал и в Египте. Может оттуда набрался премудрости.
— Могу представить твёрдые предметы, состоящие из кирпичиков, — сказал Птолемей, — но не пойму, как они могут образовывать ту же воду. А дым и огонь? Они тоже состоят из атомов?
— Да, — ответил Каллисфен, — существует четыре начала мира — огонь, воздух, вода и земля. Они все состоят из атомов, только разного размера и формы. Например, атомам огня Демокрит приписывал шарообразную форму, атомам земли — кубическую.
— Наши мудрецы учат немного иначе, — сказала Анхнофрет, — я была в Нахарине, и видела, как вода превращается в лёд. А если поставить её на огонь — растает, а потом вскипит. При добавлении тепла края кубов оплывают, превращаясь в сферы. А они соприкасаются друг с другом меньше. Все мы знаем, что и металлы плавится, как лёд. Им лишь нужно больше тепла. При плавлении сферы истончаются и перестают соприкасаться друг с другом, а вес имеет все меньшее значение. Так вода превращается в подобие воздуха.
— Как видно, Демокрит не принял на веру ваши учения полностью, — заметил Каллисфен, — ведь получается, что у вас мельчайшие частицы, "кубы", оплавляясь, становятся ещё меньше. А он учил, что атом неделим и не уменьшаем. Кроме того, у вас "кубы" в твёрдых телах тесно соприкасаются, как кирпичи в кладке. А Демокрит говорил, что атомы не связаны друг с другом. Они находятся в пустоте и пребывают в непрерывном движении.
