Ну что ж, верно всё излагает — тут не поспорить.
— Значит, вы совершенно убеждены в том, что в ближайшее время мы можем нападения не ожидать? — уточнил Скуриди.
— Да, эфор, но только в самое ближайшее.
— Хм-м-м-м... — Иван повернулся к Солодухиной. — Что скажет на это архистратиг? Могут ли армия и флот гарантировать безопасность народу Эллады в изменившихся условиях?
— Полагаю, что это не будет какой-то совсем уж нерешаемой задачей. — пожала плечами Света. — Системы ПКО и ПДО в районе полюсов Бизантия, Антиоха, Ахайи и Микен усилены, их передислокация завершена. Кроме того, поскольку перемещение через червоточины происходит в атмосфере планеты, мы вполне можем применять против сил гипотетического вторжения и более мощные, нежели гравитационные орудия, орбитальные лазеры. И даже корабельные плазмобои, которые можно разместить на космических станциях и платформах, выведенных на низкие орбиты. Разработана и реализована череда мероприятий по контролю переходов через червоточины, и любой, не получивший санкцию на такое перемещение у войск планетарной обороны корабль будет немедленно сбит при переходе. Это, разумеется, осложнило ситуацию с грузопотоком между планетами, однако к принятым мерам люди отнеслись с пониманием, и инцидентов удалось избежать. Кроме того, друнгарием армии, Крапивинцевым, был разработан проект воздушных минных полей. Сейчас изучается возможность их создания и применения. Нам, разумеется, придётся выделить дополнительные фонды на оборону, но, должна сказать, это зло неизбежное. Другой вопрос — это некомплект офицерского состава на флоте. Невзирая на принятые, в рамках системы ГТО меры, невзирая на повышение набора в военные ВУЗы и СУЗы, полностью покрытие наших потребностей в грамотном офицерско-инженерном составе достигнуто не было. В настоящее время некомплект составляет порядка пяти процентов, и с ростом числа кораблей будет только увеличиваться.
— Вот как? — мрачно усмехнулся эфор, и поглядел сначала на Кислова, затем на меня. — И что наш победоносный в борделях флот на это скажет?
— Во-первых, не в борделях, а в термах. — ничуть не смутился Женя. — Не вижу ничего зазорного в том, чтобы сходить к гетерам. Я, в конце-концов не женат, стратиг флота Киндяшков — тоже. Вот кабы нас с ним вдвоём в одной постели спалили, это был бы повод смущаться. Во-вторых, признаю, проблема и впрямь существует. Однако в настоящий момент, в связи с выводом из состава флота четырёх крейсеров Спартриот-класса, нужды в личном офицерском и матросском составе будут практически перекрыты. В дальнейшем, по мере входа в строй новых кораблей, нам уже будет легче разрешать наши кадровые трудности.
— Четыре? — удивился Иван. — Разом? Не многовато?
— Признаю, их ещё можно было бы починить. — не стал запираться друнгарий. — Но это была бы пустая трата ресурсов и денег. Лучше дождаться достройки новых "Фракийцев".
— Кроме того. — вмешался я. — Мы не исчерпали кадровые резервы Эллады и легко можем добрать нужное количество младших офицеров-техников, да ещё и высокоморальным способом.
— Вот как? — неподдельно удивился эфор. — Это очень странная формулировка, вы нас заинтриговали.
Ещё бы не заинтриговать — такая идея мне только с такого вот дикого бодуна и могла прийти в голову.
— Если не ошибаюсь, в самый разгар противостояния с Каракорумом синклитик Чериванова выступала с предложением ввести в состав экипажей и воинских частей корабельных и полковых священников.
— Вы же тогда эту идею и раскритиковали, стратиг. — обижено ответила Надя. — Упирали на светский характер нашего государства, на недопустимость клерикализации как общества, так и вооруженных сил, возрождением мракобесия и какой-то там Милоной Питерской пугали...
— Пугал. — согласился я. — И дальше буду пугать, если у корабельного священника будет из должностных обязанностей только забота о душах их паствы. Но ведь, как правило, священнослужители — это люди неплохо образованные, прошедшие не самый простой жизненный путь до поступления в семинарию, так что найти им местечко в штатном расписании боевого корабля труда не составит. А когда не на вахте, тогда может и проповедовать, и службы проводить: если офицером он окажется стоящим, его слушать станут, а если нет... Вероятно стоит такого корабельного капеллана менять. Вот у синклитика Черикаевой, насколько я знаю, хороший отношения с Патриархом Бизантийским и всея Эллады. Как вы думаете, Елена, пойдёт Константин Седьмой нам навстречу, выделит грамотные кадры?
— Пойдёт. — она покачала головой. — Но, убеждена, изумлён он будет, когда узнает кто высказал предложение, так, как не был ещё ни разу в жизни.
* * *
— Ну, что у нас с "Спартриотами"? — поинтересовался Кислов, после окончания заседания.
— Да ничего особенного. — пожал плечами я. — Есть такая контора, "Приватэ милитариум", у меня в ней доля порядка шестнадцати процентов...
— Рад за тебя. — усмехнулся друнгарий.
А чё б за меня не порадоваться-то, действительно? Дополнительные восемь процентов в этой конторе достались мне от супруги заарестованного главинженера ЦГС за такие копейки, право же... Ну и за акт помилования для её непутёвого мужа, разумеется. Возможно, это и не совсем этично, — да нет, шоб я сдох, мне отлично известно, что это совсем не этично — наживаться на чужой беде, но ведь и вербоваться в каракорумскую разведку я её благоверного тоже не заставлял! Пускай скажет "спасибо", что супружнику оформили перевербовку, дали агентурное имя, да и сплавили от Центра Галактической Связи подальше, вместо того, чтобы осудить и расстрелять.
Цинично и не соответствует званию Синклитика Высокой Культуры И Быта Управления Державой? Да, такая вот я сволочь. На нимб и белоснежные крылья не претендую — не мой фасончик.
— ...таки она купила твой металлолом на разделку. — сообщил я друнгарию. — Как акционеру, мне стало известно, что "Приватэ милитариум" заключила договор подряда с такой же частной фирмой "Зброя i броня", зарегистрированной на Тарквинии. Та, в свою очередь, должна поставить металл на верфи "Гармати та двигуни", контрольный пакет акций которой приобретен Арсеналом Флота Этрурии. Транспортировка корпусов будет производиться силами всё той же подрядной организации. Я доступно излагаю?
— Да, вполне. — он кивнул. — Хотя эти их варварские названия... Вот уж воистину, etruscum non legitur.
— Hohluzium non legitur! — хохотнул я, и тут же ухватился за голову. — Уй-йооо...
Последствия вчерашнего попоища давали о себе знать.
— Ты как, братуха? — озабоченно спросил Женя.
— Душа просит покоя, сердце просит любви, тело просит разврата. Никому ничего не даю, все трое сидят злые. — пробормотал я.
— Тебе, может, стоит опохмелиться?
— Не. Работать надо. И вообще, от всех болезней есть аж целых два лекарства. "Пройдёт", и "Заживёт".
— Ну, Андрюх, ты как хочешь, конечно, а я поправлю здоровье, пожалуй.
А мне, понимаешь, трудиться... Сцук! Справедливости в жизни нет!
* * *
"Удивительные вести из Синклита! Стратиг флота Киндяшков выразил намерение ввести во флоте должности корабельных капелланов!"
Ну ещё бы они не удивительные, учитывая наши, мягко говоря, недружественные взаимоотношения с Патриархом Константином. Он уже через месяц после начала шоу порывался предать меня анафеме, но, поскольку я не являюсь ни ересиархом, ни лжеучителем, ни раскольником, ни даже повстанцем или узурпатором, пришлось бедолаге обойтись отлучением меня от церкви. Только к тому моменту шибко верующие с Роксаны уже разбежались, и мне на заскоки Патриарха было пофтгу-у-у-у...
Нет, человек я, вообще-то, верующий, — вот без бздо, чес слово, — но не воцерквлённый, да к тому же убеждённый антиклерикал. Наверное, слишком хорошо историю знаю, представляю себе, что бывает со странами, где первую скрипку начинают играть священники. Чистых, светлых людей, которые желают нести своей пастве проповедь, строить духовное, моральное общество любящих друг-друга сограждан — просто так любящих, со всем их недостатками, от чистого сердца, а не по велению свыше и не под страхом вечных мук, — моментально оттирают на вторые, третьи, а затем, очень быстро, и десятые-двадцатые роли всевозможные борцуны за "посконный лад" да "вечные ценности", ханжи, фарисеи, люди злобные и недалёкие. Стоны и скрежет зубовный, крики об упадке, нравственной распущенности, преследование инаковости, свободо-, здраво-, а потом и просто мыслия, игра на низменных чувствах охлоса, поиск врагов действительных или мнимых и их полное, беспощадное уничтожение, террор, постоянный страх показаться недостаточно твёрдым в вере, упадок научной и культурной мысли, полное неприятие чьей-то, не их, точки зрения — вот методы, вот средства их, людей, которые не живут сами, и не желают дать жить другим. И чем темнее небеса от дымов аутодафе, чем чернее страх простых людей — тем больше их власть, и тем больше власти им хочется. А для этого нужны новые враги, новые гекатомбы жертв, нужны поступки, да такие, от которых черти в аду креститься начинаются. Полный запрет мирских радостей, полное подавление воли паствы — вот их метод, и вот их цель.
А начинается-то всё, как правило, вполне невинно, с заботы о моральном и физическом здоровье нации. С кампаний по порицанию чрезмерно коротких юбок, ибо возжигает похоть, с запретов на информацию, на знания, которые могут как-то шокировать детей и подростков, — словно когда они станут юношами и девушками доселе прекрасный мир не шокирует их куда больше и сильнее своей грязью и чернотой, открывшейся сразу и во всей своей неприглядности, — с мнимой заботе о непьющих и некурящих, с ограничений, запретов, указаний того, что морально, а что нет, и требования от всех подчиняться замшелым догматам, будь ты хоть инородец, хоть сто раз атеист, с ограничений свобод, а проще говоря — с вытравливания у людей из черепушек мозгов, поиске врагов общества и приписывании им всего, что только можно и нельзя, дабы запугать обывателя, сделать из него своего союзника, а потом — раба.
Умирают такие государства, гибнут, под ударами эволюционировавших соседей, обошедших догматиков в своём политическом и экономическом развитии, если вовремя не окорачивает бедославных борцунов власть, но наоборот, срастается с этими пустосвятами.
Всё начинается с того, что религия, вера, вещи глубоко интимные, начинают становиться обязаловкой, с того что Церковь, вместо тихой заботы о душах прихожан и, куда уж без этого, и своей мошне, начинает нравоучительно вещать. Как только начинают поднимать голову клерикалы, как только проявляются их попытки что-то кому-то навязывать — надо бить. Бить жестоко и беспощадно. Иначе — стране конец.
Вот и воюем с Патриархом, чересчур на мой взгляд, навязчивым. Тихо воюем, сор из избы не тащим — ведь те, кому Храм — это обитель не только Создателя, но и место, где им покойно и хорошо, они-то ни в чём не виноваты. Так к чему их расстраивать?
Я правда не только с Патриархом не дружу, не одним антиклерикализмом жив Киндяшков. Тоталитарофагов тоже не люблю, к примеру. Согласитесь, любой из нас неоднократно слышал нечто вроде "Сталина на них нет"...
Нет, к самому Виссарионычу я очень даже неплохо отношусь, без преклонения, но и без неприязни особой. Не в Сталине дело — был он обычным Homo, весьма при этом даже sapiens, что-то делал прекрасно, в чём-то — ошибался, где-то и палку перегибал... Никто не свят.
Нет, дело не в Сталине (Гитлере, Франко, Корнелии Сулле и т.п.), а в вождизме, желании "твёрдой руки" совмещённой с верою в "доброго царя", а, если приглядеться поближе, наоборот — в нежелании. Нежелании делать хоть что-то вообще, ни для себя, ни, тем паче, для окружающих, мечта о том, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте, всё всем задарма сделает (но мечтуны всё равно скажут, что сделано, сцуко, не так и плюнут ему на спину), нежелании принимать решения, брать на себя ответственность, не говоря уже о повышенных обязательствах. Мечта о вожде, суровом, но мудром, который ужо порядок-то понаведёт, сраной метлой вычистит и коррупцию, и преступность, и леность, прижмёт негодников к ногтю, и будет мечтунам щастье. Многа-многа.
Не осознают, убогие, что при выметании и они могут попасть в разряд мусора, шлака истории, балласта, не понимают, что не нужны они, Alte Kampfer`ы такой власти. Требуют сильную руку, которая разом покончит с преступностью и развратом, выведет страну на первое место в мире, да посадит всякое жульё и яблони на Марсе. Не осознают, не понимают, что их это непременно коснётся, что чем сильнее власть, тем, разумеется, страна сильнее... и народ бесправнее. И чем сильнее радовались победе демократии в 1991-ом, тем швыдче ратуют за сильную руку теперь.
Нет, власть сильной быть должна, это верно. Чтобы таких вот окорачивать. Но при том она, власть эта, должна самоограничиваться, чтобы не скатиться в пошлую диктатуру какого ни-будь Пол-Потовского разлива. А ратуны за "добрые, светлые времена Лаврентий Палыча", просто люмпены или бездеятельные твари. Им не лень увидать язвы общества, но пошевелить хоть пальцем, начать исправлять мир с себя — да как можно-с. Не осознают, что рыба гниёт с головы, но чистится — с хвоста.
И либерастов я не люблю тоже. Либералов-вольнодумцев, таких как Вольтер, с его жизненным кредо "Я ненавижу ваши взгляды, но готов умереть за ваше право их высказывать", уважаю. А либерастов не терплю.
Ведь что есть, по сути, либераст, сиречь "либерал продажно-выродившийся"? А есть это банальный пидарас. Не по сексуальной ориентации, нет. По натуре своей мерзопакостной. Эти недолюди, кто за деньги, а кто и из любви к искуству, занимаются тем, что выискивают, вынюхивают по всем углам тех, кого угнетают, по их разумению. И потом жизнь кладут на то, чтобы угнетение это прекратить, даже если сами угнетённые о своих бедах ни сном, ни духом, и особенно стараются, если это нарушает права большинства. Отсель и политкорректность эта чёртова, и реальные сроки священникам, отказавшимся венчать гей-пары, и... И много чего.
Подрывные, деструктивные люди, эти либерасты. Не понимают, что человек — зверь не социальный, отнюдь, глубоко асоциальные мы скотины, эгоцентричные, и лозунг "Живи сам, и давай жить другим", понимают исключительно как "Я должен иметь право делать то, что я хочу, а кому не нравится — нехай отвернутся". Этих тоже надо на коротком поводке держать, чтобы на шею не сели, и не устроили либеральный фашизм. Сначала в отдельно взятой стране, а там — и по всему миру. Это честные либералы жили под лозунгом "LibertИ, иgalitИ, FraternitИ", да токмо не видать их что-то последние лет с полста.
Что самое печальное — государство, абсолютно любое, стоит на этих трёх китах: клерикализме, консерватизме и либерализме. Ну... Как — стоит? Скользит, вернее сказать, как на любой бы рыбе скользило, раскачивается, шатается, но покуда держит равновесие, пусть и с перекосом в одну из сторон, жить там можно. А вот как утратит равновесие, как рухнет в крайность, вот тогда и наступает полная жопа.
Такой вот гранполитик.
