— Не хочу оставаться здесь, — ровным голосом сказала Туни. — Меня здесь ничто не держит: ни родителей, ни личной жизни, ты уезжаешь. На этот раз я тоже уеду. В этом доме полным-полно призраков, я не буду с ними жить. Здесь всё будет мне напоминать о том, что у меня было, и чего я лишилась, — сказала Петуния.
Лили села на диван, зажимая руки коленями, словно стараясь спрятаться от чего-то.
— Ты винишь меня в том, что случилось, да? — спросила она у старшей сестры.
'Чтобы ты сейчас не говорила, ты же знаешь, что это твоя вина, — насмешливо вещал внутренний темный двойник Лили. — Вместо того, чтобы бороться с грозящей опасностью, противостоять ей, ты лицемерно попыталась спрятаться, улизнуть, скрыться. Это ты привела за собой беду в родительский дом. Это ты убила своих родителей, Лили Эванс! И смерть Билла, и отчаяние Туни — всё на твоей совести. Ну что ж, дурочка, ты заплатила высокую цену, чтобы на всю жизнь запомнить: когда на тебя нападают бежать бесполезно — догонят и разорвут. Нужно защищаться. Защищаться любыми способами. Ты — струсила и совершила ошибку, за которую заплатили другие. Ты просила справедливости у Бога? Так всё справедливо. Всё по совести, Лили Эванс.
Петуния нервным жестом заправила тонкую белокурую вьющуюся прядь волос за ухо.
— Я всегда знала, чувствовала, что твой дар дорого нам обойдётся.
— Туни, пожалуйста, — подняла на сестру Лили взгляд. — Пожалуйста, скажи, что не ненавидишь меня. Я не виновата! Я правда не виновата!
— Не виновата — так не виновата. Какой смысл об этом говорить сейчас?
— Я же это не выбирала, мне пришлось с этим родиться! — заломила руки Лили. — Эта чертова магия — она просто есть, что я могу с этим сделать?! Даже если бы и захотела, у меня не получилось бы. Я должна была научиться контролировать спонтанные магические выбросы, для этого мне нужен был Хогвартс, нужно было учиться... так в чём моя вина?
— Разве я тебя в чём-то обвиняю?
— Ты ненавидишь меня...
— Не я. Это ты сама себя ненавидишь.
— Туни! Не уходи! Пожалуйста! Не бросай меня! Ты всё, что у меня осталось!
— У тебя есть твоя магия, твой Поттер, твои подруги. А я во всё это не вписываюсь.
— Сестра, поверь мне — ты ошибаешься. Ты не представляешь, как сильно я люблю тебя, как страшно мне потерять тебя или думать, что ты отвергнешь меня. Туни, мне всё равно, что я могу колдовать, а ты нет. Я хочу быть рядом с тобой. Хочешь, я не поеду в Хогвартс? Хочешь, откажусь от магии? От Джеймса, Северуса, всех остальных? Только скажи и я поеду в Лондон вместе с тобой...
— Ты не можешь, — покачала головой Петуния. — Тебя не отпустят. Этот чертов Как -там-его-не помню-как-зовут не пустит. И этот ваш жуткий старикан, старательно, но тщетно изображающий из себя Санта Клауса — тоже. У меня в присутствии этого Дамблдора по коже всегда мороз по коже. С виду он совершенно бессердечно-рассудочная тварь. Не знаю, что у волшебников там за тёрки, но ты в паутине, несчастная моя сестра. Ты для этих людей разменная монета. И тебе не убежать. Мне кажется, от этого длиннобородого монстра ещё никто просто так не уходил. Отпусти меня, Лили. Дело не в том, что я хочу сделать тебе больно, отомстить или что-то ещё в этом роде. Я просто хочу жить. Жить нормально. Как все.
— О, Туни... -прошептала Лили. — Ты действительно хочешь этого? Действительно думаешь, что тебе будет без меня лучше?
— Я не отрекаюсь от тебя, просто беру тайм-аут, чтобы прийти в себя. Да и как я смогла бы от тебя отречься, Лили? Ты же единственный близкий мне человек. Пока мы живы, мы будем вместе, даже если не будем рядом.
Лили не смогла сдержать слёз. Но впервые за долгое время это были светлые слёзы.
— Я люблю тебя, Туни. Очень люблю. И всегда буду любить. Не предавай меня. Пожалуйста, чтобы случилось, не предавай меня.
Петуния, бледная и серьёзная, сейчас казалось Лили удивительно похожей на мать:
— Никогда, Лили, — пообещала Петуния.
— Ты ведь вернёшься ко мне, правда? Пообещай, что вернёшься!
— Обещаю. Как только отдышусь и приду в себя. Обязательно вернусь.
Сестры обнялись, мешая слёзы.
Никогда Лили ещё не была так благодарна сестре за то, что она у неё есть. Они снова были вместе — сестры Эванс. Яркая, эмоциональная мечтательница Лили и трезво мыслящая, ответственная, деловая Петуния. Две половинки одного целого.
Всегда уезжала Лили, а оставалась Петуния. Теперь поезд непривычно уносил старшую сестру, а Лили махала и махала рукой ей вослед.
Потом Лили шла по родному городу, далёкому, чуждому, как декорация к отыгранной пьесе.
Дома её уже дожидалась Дорея Поттер.
— Готовы, мисс Эванс? Добро пожаловать в Поттер-мэнор.
* * *
Они попали к Поттерам через камин при помощи круженой муки. Такой способ перемещений был для Лили в новинку, но понравился куда больше, чем аппорация.
Лили ожидала, что родовое гнездо Джеймса окажется далеко не бедным, но по всем параметрам уступающем виденному ею раньше Блэквуду. Она ошиблась. Поттеры жили не в коттедже, у них было настоящее имение — трёхэтажный особняк, с выступающими ажурными башенками, украшенными каменными бортиками и колоннами.
Лили и представить себе не могла, что её Лягушонок богат, как принц. Если бы знала, не смогла бы относиться к нему, как к равному и не было бы у неё сейчас такого замечательного друга, как Джеймс Поттер.
Из камина вслед за Дореей Лили шагнула в шикарную прихожую, чьи главным украшением была лестница с деревянными перилами. Повсюду здесь возвышались стройные колонны в стиле ампир, статуи львов, цветы в высоких вазонах.
— Мисс Эванс? — приветствовал её представительный мужчина с приятным, но несколько приторным лицом, что вряд ли могло свидетельствовать о сильном характере. — Рад вас видеть. Я — Карлос Поттер, отец Джеймса.
— Я — Лили Эванс.
— Наслышан, наслышан. Вы должно быть устали с дороги, мисс Эванс? Путешествие было не слишком обременительным?
— Карлос, дорогой, — улыбнулась Дорея, беря мужа за руку, — круженая мука не самый обременительный способ путешествовать. Однако Лили, конечно же, необходимо привести себя в порядок перед ужином, — миссис Поттер хлопнула в ладоши и прямо перед ними возник домашний эльф. — Это Урсула. Она проводит тебя в твою комнату и пока ты будешь нашей гостей станет исполнять при тебе обязанности камеристки. Урсула, помоги нашей гостье с выбором платья.
Лили чувствовала себя не слишком уверенно под доброжелательными, но изучающими взглядами родителей Джеймса. Вслед за домовихой Урсулой она послушно прошла по длинному, как в отеле, коридору, с множеством дверей, за одной из которых ей отвели комнату.
В этой комнате с легкостью могла поместиться половина её собственного дома. Просторная, прямоугольная, с двумя окнами над широкими подоконниками, спальня была обита красными обоями. На стенах золотился растительный орнамент, сверкали опереньем птички, вызывая в памяти экзотических колибри. Полы покрывал большой бежевый ковёр с серо-жемчужными медальонами и розами. Тон в тон к ковру была обивка на креслах с витыми вогнутыми ножками, шторы на окнах, покрывало на кровати.
Два зеркала в больших деревянных рамах — одно круглое, второе трельяж, — позволяли любоваться собой почти с любого места в комнате. Над камином висела картина с изображением морского пейзажа на закате солнца, на каминной полке красовался подсвечник и вазы с ирисами. На туалетных прикроватных столиках стояли рожковые лампы, которые до сегодняшнего дня Лили видела только в антикварных магазинах и исторических фильмах.
Усрула помогла Лили принять ванну, сделала ей причёску, весьма похожую на ту, что носила миссис Поттер, подала чёрное платье (видимо, Дорея Поттер сочла, что Лили должна носить траур).
Лили это платье показалось невероятно красивым и дорогим. Эвансы себе такие наряды позволить не могли. Поверх гладкого черного шелка пелериной лежал кружевной гипюр, расшитый мелкими, будто роса, чёрными стразами; v-образный вырез на груди и спине подчеркивал тонкость девичьей шеи, для которой явно тяжела была та копна волос, которой господь одарил Лили.
— Эванс?..
Джеймс, непривычно тихий, ждал её у нижней ступени лестницы. В его взгляде светилось нечто похожее на тень удивления, будто он видел перед собой незнакомку.
— Рада видеть тебя, Джеймс Поттер, — грустно улыбнулась Лили. — Даже не представляешь, насколько рада.
— Я почти не признал тебя в этом наряде. Это ты и словно бы не ты.
— Черный цвет мне не к лицу. Я знаю.
Ладонь Джеймса сжала тонкие девичьи пальчики. Взгляд, такой шоколадно-теплый, родной, словно плед, мягко окутал Лили.
— Я боялся, что потеряю тебя, Эванс. Боялся, что ты не вернёшься ко мне. Я до сих пор всё ещё боюсь...
— Чего же? — уточнила Лили.
— Что ты не выдержишь и потеряешься — потеряешь саму себя. Я понимаю, как тебе несладко, вернее, не понимаю, а... вот ведь чёрт! — привычным жестом, который когда-то так раздражал Лили, Джеймс взъерошил чёрные волосы. — Не умею я говорить складно! Особенно, когда это больше всего нужно. Не знаю, что сказать, Лили. Не знаю, как тебе помочь. Тут что ни скажи, всё звучит фальшиво. Просто... просто не озлобляйся, ладно? К счастью, я никогда не терял тех, кого люблю. Но я могу представить, какого это... и от того, что я представляю, мне бесконечно страшно за тебя. Если бы мы только смогли прийти на несколько минут раньше...
— То, что случилось, не твоя вина, Джеймс. Спасибо за то, что помог спасти Петунию.
— Не благодари меня за сестру. Я не её спасал. Ты была единственной, о ком я думал. Мерлин, Лили, я чуть с ума не сошёл! Можешь ненавидеть меня, но я никуда и никогда тебя от себя больше не отпущу. Ты можешь не быть моей женщиной, если не хочешь, но, нравится тебе или нет, я всегда буду рядом. Не могу и не хочу ещё раз пережить то, что пережил: знать, что ты в смертельной опасности, и быть так далеко, что не суметь встать между тобой и твоими врагами. Стоит мне только подумать, что я мог потерять тебя... я, наверное, сам бы, без всякого заклятия, рвал бы на части проклятых убийц! Я и сейчас готов их рвать, хоть зубами! Но я не хочу видеть, как ты готова делать то же самое. Ты должна быть светлой, Лили. Это твоя суть. Ты как песня, как солнечный луч. Не изменяй себе. Это естественно желать отмщения, но ты не должна до этого опускаться. Я буду мстить за тебя, я сделаю всё, что угодно, лишь бы больше никогда не видеть тебя такой, как там, в Паучьем Тупике. Это было действительно... страшно.
Лили молча поднесла его руку к щеке и прижалась к его ладони:
— Не знаю, чтобы со мной сталось, если бы ты не успел, как всегда, вовремя. С нашей первой встречи ты столько раз меня спасал, что я сбилась со счёта.
— Не стоит благодарности, Эванс. Мои поступки только кажутся благородными. На самом деле я насквозь эгоистичен. Ты мой свет, и, если ты погаснешь, мне придётся жить во мраке. Мне оно надо? Ну всё, хватит этих душещипательный диалогов. Позволит ли прелестная, загадочная незнакомка провести её в гостиную? — шагнул к Лили Джеймс, протягивая ей руку.
— Конечно, сударь, — оперлась на неё Лили. — За вами хоть на край света.
Глава 40
Друзья и сестры
Первое, что увидела Лили, проснувшись, был солнечный луч. Золотисто-яркий, он проложил дорожку по полу от окна до середины комнаты. В нём, сверкая, танцевали сияющие пылинки.
'Где я?' — всплыла мысль.
Вслед за ней вернулась память.
Золотистый луч не погас, не поблек — просто перестал радовать.
Она, Лили Эванс, сирота, гостит в чужом доме. Доме слишком богатом, слишком роскошным, чтобы чувствовать себя в нём по-настоящему комфортно.
Не успела Лили подняться с кровати, как услужливая Урсула с очередным чёрным платьем была уже тут как тут, наготове.
Поттеры были предусмотрительны и щедры к Лили. Даже слишком. Даже сверх всякой меры. Они позволяли себе тратить на неё большие деньги — Лили не была уверена, что сумеет оправдать такие капиталовложения. Отдать долг у неё не было никакой возможности.
Билл Эванс всегда учил дочерей, что, если ты принимаешь у человека подарок дороже, чем можешь подарить взамен, значит, ты у него в долгу.
Лили была в долгу у Поттеров. В большом.
И это была не её жизнь.
Весь жизненной уклад Поттеров — жизненный уклад аристократии, — был Лили чужд. Она привыкла просыпаться, когда захочется, одеваться, как нравится, спускаться к завтраку в джинсах или халате, а потом заниматься тем, к чему лежит душа.
В доме Поттеров, как, наверняка, во многих других аристократических домах, всё было как по удару гонга: постоянные переодевания к застольям, часы для чтения, часы для прогулок, часы для уединения, часы для друзей — тысяча условностей, нарушать которые моветон.
Лили в детстве, подобно многим другим девочкам, обожала сказку про Золушку. И только теперь поняла, что сказка эта не о счастье — о трудной женской доле. Попробуй-ка всю жизнь походить на высоких каблуках, в корсете да в кринолине во имя любви? По сути, как Золушка была рабыней, так ею и осталась. Просто сначала угождала ненавистной злой мачехе, потом стала угождать любимому мужу. Что в лоб, говорится, что по лбу. Разница не особая.
Принцессой нужно родиться, а если ею не рождён, то и не стоит...
Парча и корона —
Тяжелая ноша.
И быть королевой
Девчонка не хочет...
Лили понимала, что миссис Поттер проявляет заботу о ней потому, что видит в ней будущую невестку. Мистер Поттер чертовски добр и снисходителен по той же причине.
Родители Джеймса мирятся с выбором сына. Не то, чтобы они были сильно рады ему, но — мирятся. Они же люди широких взглядов, как-никак. А она, к тому же, тут вся такая несчастная-разнесчастная.
А безупречно прекрасный Сириус Блэк? Неизменно весь такой вежливый и насквозь, по-блэковски, надменный?
Каждый раз, стоит Лили поймать его взгляд, она читает в нём: 'Добилась своего. Окрутила, таки, Поттера. Теперь, когда ты такая бедная и беззащитная, он тебя точно не бросит'.
А Лили перспектива стать хозяйкой Поттер-мэнора не вдохновляла — в чем грешна, в том грешна.
Домовиха Урсула завершила её туалет, Лили поблагодарила её и поспешила спуститься к завтраку.
В зеркало она старалась не глядеть. Всё равно оттуда посмотрит незнакомка к которой Лили так пока ещё и не успела привыкнуть.
Внизу, в столовой, Лили дожидались Карлос и Джеймс Поттеры. Компанию им составлял Сириус Блэк. Дорея Поттер предпочитала завтракать у себя в комнате. Лили бы тоже предпочла, но незамужней девушке завтракать в спальне не полагалось.
Стол был украшен цветами. Фарфор, серебренные столовые приборы. Сказка. Сказка, да и только.
После завтра Лили пошла гулять в парк, где лежали шапки белого снега. Она нарочно выбирала уединенные тропинки, ей не хотелось ни с кем встречаться и ни с кем говорить. Душа просила уединения.
Впрочем, Поттеры, чутко чувствующие её настроение, не спешили нарушить её одиночество. И Лили петляла по тропинкам лабиринта, пока не замёрзла.
