— Нам это не подходит, — решительно вздёрнула подбородок девушка.
— В таком случае, есть ещё один вариант, — проговорил чернокнижник, небрежно, с ленцой, растягивая слова. — Я могу перенести нас обратно в любой момент. Это не так уж сложно, требует лишь капельку ума. Но есть одно условие... я тебя поцелую.
— Не сметь! — подхватился Стасий.
Будь он чуть больше уверен в свойствах поверхности, то и вовсе вскочил бы на ноги. С кулаками бы бросаться на растлителя, конечно, поостерегся, но сестру бы точно удержал. И смутное попрание морального облика родственницы волновало его сейчас меньше всего. Парень неожиданно понял, к чему относились все странные улыбочки, довольство и эта расслабленность, граничащая с неприкрытым вызовом. У гавнюка был план! Какой-то ужасный, подлый и коварный план, приносящий чернокнижнику немалую выгоду даже в таком жалком положении. План этот каким-то образом был замешан на его сестре, точнее её близости, может, силе, может, эмоциях, но факт, что Чаронит с её маниакальной подозрительностью могла бы всё это раскусить. И, значит, её отсутствие шло только на пользу. Выходит, что чернокнижник успел досконально изучить обеих иль был уж слишком авантюрен, раз шёл на такое. Младшему Мастеру такой расклад совершенно не понравился, но вот его сестра, казалось, не заметила в просьбе ничего предосудительного.
— Вот уж совершенно не к месту твои ханжеские замечания! — недовольно фыркнула девушка. — Я готова.
Алеандр жестом прожжённой кокетки, подхваченным не иначе как у легкомысленных кузин, поправила волосы. Чернокнижник поднимался медленно. Несмотря на всю браваду в движениях его сквозила боль и усталость. Чернокнижник был плох. Травница попыталась было помочь, но была остановлена весьма красноречивым взглядом, заставившим её покраснеть и начать нелепо одёргивать безнадёжно испорченный сарафан, предательски липнувший к телу. Принц до названия прекрасного явно не дотягивал и ликующей толпы, благоговеющей перед величием момента, не наблюдалось, но всё происходящее было удивительно правильным. Именно так и заканчиваются героические баллады, именно этого просят в награду у прекрасных дам. И пусть поцелуй для юной травницы был не первым, томительное предвкушение чего-то таинственного, опасного и волшебного не отпускало её. Наконец-то всё идёт именно так как и должно...
Манипулирование, как же легко он манипулировал! Не будь многих часов одинокого размышления о смысле бытия, обостривших восприятие, артефактор мог просто и не заметить таких мелочей. Стасий крепче сжал ногу товарища и с опасением следил за происходящим, боясь помешать страшному человеку и лишь уповая на то, что в планах его нет двойного убийства.
Чернокнижник щёлкнул каким-то механизмом на поясе, вынул плоский диск с замысловатым рисунком зелёной эмалью, в котором к великому ужасу Стасий опознал телепортационный портал из фолиантов с утраченными технологиями, и сунул его в карман, будто то был не бесценный артефакт, а рыночная побрякушка.
— Странно, ты мне кажешься каким-то знакомым, — проговорила девушка, пытаясь скрыть волнение. — Где я могла тебя раньше видеть?
— Только в кошмарах, девочка. Только в кошмарах.
Приподняв пальцами острый подбородок прикрывшей в предвкушении глаза девицы, мужчина медленно склонился к синему лицу и затянутыми сизой плёнкой губами коснулся лба.
Яркая вспышка озарила бескрайние горизонты бурой пустоши.
Чуждых Межмирью существ выдавило в реальность силой отдаляющейся Кометы.
День третий. Продолжение.
Густела ночная мгла. Затухало сияние высеребренных лунниц. Облачками призрачной дымки кружила их потревоженная пыльца над стремительно тающими морозными росчерками. В окошках свежих луж, блестя, отражались звёзды, трепещущие язычки пляшущих в безветрии свечей и огоньки боевых светляков прорвавшихся на место запрещённого ритуала чародеев. Удушливый чад трав постепенно рассеивался, гонимый первыми неловкими движениями летнего ветерка. Тяжёлая аура, дробящая сознание и подавляющая резерв, утихала, впитываясь в древний камень кротко и покорно. По краю её в нерешительности пробивались первые робкие звуки живого мира. Неслось над пустырём нестройное хоровое пение, тянув на один мотив здравницу и поминальную. В пьяные завывания удачно вплетались печальные стоны голодной нежити. Где-то полузадушено вскрикнул встревоженный петух.
— Что за херня? — одной фразой выразил мысли всех собравшихся один из боевиков.
Вопрос был риторическим, ибо смысл произошедшего оказался недоступен пониманию собравшихся, а его стремительность ошарашивала и смущала даже бывалых бойцов. Отряд захвата, что, прорывавшись сквозь ловушки чернокнижника, бросился по следу своего отчаянного предводителя, ожидал столкнуться с вражеским войском или каким-нибудь неведомым монстром и теперь был слегка обескуражен. Не меньше был удивлён и сам командир: он монстров не ждал и на штаб-квартиру заговорщиков не рассчитывал, стремясь лишь избавиться от предателя, но и к полномасштабному ритуалу готов не был. Тем более смущало смутное предчувствие, что втянутые в небесный разрыв люди ему знакомы, по крайней мере, за двоих из них он мог даже поручиться, приняв правила жестокой кармы. Но больше всего удивлял вид отчаявшегося Воронцова, предающегося глубокому горю с самоотдачей религиозного фанатика, невольно преступившего один из многочисленных запретов. Окружающий мир для него, казалось, утратил последние краски, и смысл его растворялся по мере затухания ритуальных огоньков. Могущественный чернокнижник, гроза и ужас Академии Замка Мастеров был окончательно сломлен. Что не смогли сделать царские палачи и расплавленная палама с лёгкостью проделал неизвестный пособник.
— Н-невиноваты я-а-а-а, — завыл вдруг подвешенный в воздух пьянчужка, грязным кулаком размазывая по лицу слёзы и сопли. — Мне пап-пка сказал сдавать артефакты я и сдава-а-ал. Я ж ни-ни, только в клуб относил. Даж не знаю, хто их там бра-ал. А что плохого-то? Вун Арбентовы туда звёздную пыль толкают и траву всякую, а я ж прост... ик... артфакты... Они ж всё равно на складе ненужные валялись. А чё? Все продают, а нам нельзя? У нас даже усадьбы за бугром нет, как у всех Советников. Что Советники, у нас каждый занюханный министр на три поместья наворовал. Не хочу, чтоб меня разорвало... Н-не убивай меня, Важич,... ик... я тебе ещё пригожу-усь...
Далее следовали чистосердечные бормотания на тему вечной дружбы, верности и высоком долге перед Отчизной отдельно взятых глав чародейских организаций. Араон Важич поморщился: вот только пьяных откровений беглого заговорщика ему сейчас не хватало!
Глава Замка Мастеров пребывал в состоянии, именуемом в чародейской среде "задолбленным". Он и в лучшие свои времена (как бы дико не звучали подобные выражения для молодого чародея) был не самым талантливым организатором и даровитым руководителем и не слишком стеснялся этого. С самого детства, ещё до пробуждения дара он готовился к стезе охотника за нежитью, упорно взращивал в себе необходимые для этого черты и повадки. На практике же они оказались совершенно бесполезны в кабинетной работе. Да скажи ещё месяц назад кто-нибудь самому перспективному боевому чародею, что он променяет милые сердцу урочища и кровавые битвы на подковёрные интриги и поиск шпионов, драка была бы знатная.
Поэтому сейчас молодой человек, обличённый властью, чувствовал себя немного растерянным и, пожалуй, обманутым в лучших ожиданиях. Захваченный жаждой возмездия, он ставил конечной своей целью раскрытие заговора, поимку Медведя и, по возможности, его жестокое убийство. Что делать в ситуации, когда неизвестный, но явно ужасающе сильный ритуал сорван, злодей рыдает и вокруг вроде как благополучный конец, он совершенно не продумал. По ощущениям Араона, ситуация должна была завершится кровавой битвой с гибелью главного злодея, разрушением прилегающего участка и парочкой локальных катаклизмов. Умирать по-другому Медведь после всего содеянного просто не имел права. При этом сам мститель мог оказаться убит или ранен в такой степени, чтобы ближайший месяц-полтора пролежать где-нибудь в удалённой лечебнице, попивая травяные настойки и сбросив на плечи вездесущих бюрократов разгребание всего навороченного. В вопросе устранения последствий заговора и восстановлении Замка вариант со смертью был даже предпочтительнее.
— Командир, что дальше? — к нему подошёл чародей из отряда поддержки, предусмотрительно держа на прицеле жезла скорчившегося рядом с Главой чернокнижника.
"А действительно? — подумал Араон. — Дальше то что? Как из этой задницы выбираться? Пока мы здесь будем торчать, инквизиция разгромит административный корпус, заговорщики в купе с нечистью возьмут штурмом княжескую резиденцию, а всех чародеев признают государственными изменниками".
Подумал, но озвучивать подобные мысли при подчинённых не стал. Вместо этого постарался придать голосу непоколебимой уверенности, чтобы окружающие решили, что именно так и было задумано. Для этого тон должен быть не просто строгим, а оптимистично лихим, может чуть-чуть развязным. Главное не переусердствовать до придурковатого.
— Палама есть? — спросил Важич, пытаясь изобразить охрипшим голосом всё перечисленное.
— Только вот это, — боевику протянули обломок крепления кандалов.
Очевидно, нынешний хозяин прежде служил в ямах для чародеев, а, уходя, подобрал сувенирчик на долгую память. Ему очень повезло: из подобных мест в основном выносили профессиональные травмы, обширное отравление и прочие радости длительного воздействия зловредного металла. Глава досадливо поморщился, представив, как такой грозной защитой будет стращать рецидивиста.
— Плохо, — констатировал очевидное Важич. — Запихните ему в глотку, пока не очухался — на время желание чаровать отобьёт. Ломахова — просто оглушить, потом. Разрыв не тревожить. Ты — свяжись с Иглицыным, пусть отследит наши координаты. Вы двое, зафиксируйте детали ритуала: спецы разберутся. Не тормозим: здесь область отрицательная — скоро нечисть прорвётся. Вопросы?
Глянуть при этом он постарался так, чтобы желание спрашивать отбило даже у самых любопытных и неуверенных в себе. Совершенных идиотов в рядах боевиков, несмотря на зубоскальство других чародеев, всё же не держали. Без лишних слов бойцы приступили к выполнению приказа. К сожалению, состояние многих из них оставляло желать лучшего, и в случае прорыва нечисти, что уже копошилась за границей зыбкого света, у Важича было бы лишь мясо для приманки.
"Демон меня задери! Чего я не догадался захватить ещё парочку телепортов?"
На лицах некоторых чародеев читались подобные мысли. Оставалось надеяться, что два схваченных с поличным заговорщика не станут создавать лишних проблем. Надежды рухнули, когда Воронцов, глухо рычавший в экзальтированном припадке подобно раненому зверю, вздрогнул всем телом, а под его изукрашенной чернокнижными письменами кожей прошла волна спазмов. Будто один из оборотней, что были давно истреблены, случайно выжил и теперь готовился к обращению, отслаивая человеческую личину от дикого нутра.
— Щенок, — прохрипел чернокнижник, царапая обломанными ногтями тощую спину, — наглый, зарвавшийся щенок. Вернуть Владыку... пробудить некромантию... разжечь силу... Предатель! Проклятый ублюдок!!! Обманул меня... Обвёл вокруг пальца... а сам выполнил ритуал, уйдя за Владыкой. Подставил... с самого начала знал... знал всё. Специально заманил... враньё, всё враньё... моя сила, эти заклятья. Он не вернёт мне силу... не отдаст свою Книгу... тва-а-арь...
К безумцу подходили осторожно, не отпуская разряженного оружия, будто собирались при малейшем неповиновении забить артефактами вместо дубинок. Пока чернокнижник был относительно спокоен, но кто знает, сколько он стянул разлитой в пространстве энергии сорванного ритуала и как поведёт себя несостоявшийся диктатор, попробуй кто его связать. Не найдётся такого чародея, что согласился бы добровольно глотать паламу, которая на долгие часы, а то и целые сутки обеспечит ему незабываемые ощущения. Тем более, когда это не литая капсула инквизиторов, а кривой осколок, вытащенный из-за голенища солдатского сапога.
— Лжец! Все заклятья, все артефакты лишь для отвода глаз... он не отдаст мне Книгу, не передаст... Книги нет и никогда не было! Ублюдок, сам захватит власть, а меня выпотрошат, как свинью, но я не дамся...
Араон предусмотрительно отошёл назад: сил для нового раунда против размалёванного мерзавца у него не было. Взгляд чародея отчаянно метался вокруг в поисках выхода. Бросать уставших парней против сумасшедшего было нельзя, но и бездействовать ситуация не позволяла. В любой момент пьяный заговорщик мог попытаться чаровать, что грозило уже настоящей катастрофой для всех. Вот медленно окружают чернокнижника смертники: они не видят, как пробегают вдоль рисунков блёклые искры силы, или не придают тому большого значения, не зная азов использования запретных слов. Вот гаснущий алтарный камень, ещё пульсирующий силой, но скорее от потоков сквозящей через разрыв энергии. Вот вздыбленный дёрн; именно отсюда затянуло в небытие всю компанию. Чуть дальше — чахлая ёлка, за ней рассыпь обломков, уходящая во тьму. Наконец, взгляд зацепился за что-то интересное: под алтарём, припрятанный от посторонних глаз лежал заплечный мешок. Чародей стал подбираться к нему, стараясь не привлекать к себе внимания Воронцова.
— Меня сделают козлом отпущения... очередным козлом для очередного Важича, — бормотал страшный мужчина, раскачиваясь из стороны в сторону. — Выпотрошат на потеху грязному царскому ублюдку... а он будет с Владыкой... будет наслаждаться властью... Я не позволю! Не позволю пленить меня никому... Слышишь? Не позволю!
Чернокнижник подскочил с прытью, едва ль угадывавшейся в исхудавшем теле, скрючился, вытягивая перед собой длинные руки, оскалил пожелтевшие от курева зубы. Чёрные глаза налились кровью и редкие багровые всполохи в зрачках отражали беснующуюся внутри стихию. Пусть Книги и отравляют природные способности чародеев, давая большие способности, окончательно погасить в их сущность не может ни одна. И теперь эта сущность рвалась наружу, питаясь яростью владельца, готовая в любой момент разнести все в районе версты.
— Ашхрабитар! — взревел Воронцов — и чёрная плеть заклятья, сорвавшись с его поясницы, отбросила в стороны окруживших боевиков, как деревянные болванки. Кто-то плашмя рухнул на землю, кого-то кубарем протянуло через взрытые грубо бугры и вышвырнуло во тьму под радостные возгласы оголодавших тварей. Удушающим облаком взвилась в воздух насыщенная травяным крошевом пыль ритуальных трав. Подвешенного Ломахова несколько раз провернуло вокруг застрявшей ноги. Арн устоял. Край алтаря так крепко впился боевику в поясницу, что чародея не сдвинуло бы с места и стадо грифонов. Молодой человек постарался воспользоваться положением и потянулся к чужому тайнику.
Чернокнижник начал подниматься. Не вставать на ноги в привычном понимании, а гонимый потоками воздуха, вздыматься над людьми, как левитировали на площадях балаганные иллюзоры. Разлитая в пространстве тёмная энергия рванулась к новому центру своему, яростная, безжалостная, ищущая достойного воплощения. Плотной, чуть искрящейся сферой объяла она тело парящего чародея и ширилась, пухла, стремясь поглотить собою все отблески трепетного света. Чуть тронь — и пелена порвётся, сметая на своём пути жалкую материю. Струйки влажного песка устремились к босым ступням, жадно и благоговейно раскручиваясь смертоносными завихрениями вязкого, горячего стекла. Их посвист вплетался в отголоски заклятья, ещё звенящего в воздухе. Гудел сотрясаемый алтарь, вибрируя. Мигали огоньки свеч. В глазах пригвождённых к земле боевиков читалось понимание: минута другая и всё здесь погибнет, оставив за собой лишь гигантское урочище, с которого не пройдёт и часа во все стороны хлынет бездумная жаждущая крови нечисть.
