— Объединились? Зачем объединились , жабы поганые? Да разве они могут, — сколько уже грызут друг друга, и нас заставляют...
Алексей Петрович, слушая этот поток сознания, улыбнулся, почти с нежностью: нет , все-таки, каков разбойник этот старик , — для каждого найдет доброе словцо!
Тимофеич поднял на него глаза. В его глазах была видна работа мысли. Затем в них показалось и принятое решение.
— Вот что, Мао цзедун, иди-ка ты к своим. Времени Вам даю полчаса. Уходите. Догонять не буду. Оставьте циркуль и уходите.
— Циркуль? — удивился китаец. — Он в хранилище. Иди и возьми. Что ты к нам привязался, злой старик? Зачем мы тебе?
— Нет,— Тимофеич терпеливо пожевал губами, — он не в хранилище. На базе я уже был. Кстати, передай Сидорцову, отца его я... — он помедлил , выбирая слово, — упокоил... Извинись от меня. Так уж вышло, торопился я. За ученую крысу вашу извиняться не буду.
Если китаец и дрогнул , то только внутренне. Его лицо оставалось таким же бесстрастным и неподвижным, как монгольская степь в безветренную погоду.
— Хотел я вас сразу всех... чтоб не мучались... Все равно вам всем конец, хоть здесь , хоть там...— продолжил Тимофеич после короткой паузы.
— Ну это понятно, — китаец слабо улыбнулся, это я уже просчитал...
— А теперь я уже немного успокоился... дам, думаю, шанс, подлецам, хоть и сволочи Вы, щепотники, а все же живые души. Так даже лучше будет. Отдайте мне эту штуковину. От нее все беды ваши, это ты понял?
— Я передам Сидорцову... — китаец сделал шаг назад.
-Вот-вот, передай. Ты ж видел что я могу? Так и передай, Тимофеич, мол , всех вас пошинкует...
— Я передам... — китаец совершил еще один медленный шаг, — но и ты подумай, — по моим прикидкам — нашей конторы уже нет, твоей тоже... Зачем ты здесь? Что ты здесь делаешь?
— Не твоего ума дело... — бросил (так мясник бросает в ведро ненужные обрезки сухожилий) Тимофеич, в глазах его полыхнуло раздражение. — ты передай что я сказал. Полчаса даю. Передай.
-Передам, — китаец кивнул и бесшумно как привидение растворился в зарослях кустарника.
Тимофеич проводил его взглядом, в котором смешались тусклый свет тлеющих углей и спелеологический сумрак. Затем он задрал голову в небо, и испытующе посмотрел в него.
— Отче, — сказал он торопливо, — Отче, я просто боялся что эта штука поломается, во время... ну , когда я их того... Нужно отделить мух от котлет, Отче... Дай знак, что я не ошибся...
И знак в небе появился... В нем словно расцвели цветы, болезненного, отвратительно нежного розового, цвета, вызвавшие у старика воспоминания об умершей в детстве сестре, за которой он ухаживал. Они походили на язвы, разъедавшие ее кожу перед смертью. Воспоминание заставило сердце Тимофеича сжаться тоскливой судорогой. Затем цвета изменились, — зрелище было чудным, необыкновенным. Перемены цветов, их игра, были величественными и торжественными — но Тимофеича знамение напугало. Быть может в том виновато было воспоминание , некстати , всплывшее в его памяти, вмещащвшей слишком многое из того, что хотелось бы забыть навсегда... А может быть, причиной его страха было то, что в этом видении, более всего напоминавшем северное сияние , было что-то отвратительное, что-то страшное и завораживающее как взгляд змеи, что-то угрожающее и смертоносное. Тимофеич опустился на колени не отрывая глаз от неба, на лбу его выступил холодный пот, сердце громыхало в грудной клетке, как камень в железной бочке, он сжал руками голову, стараясь унять тяжелые злые молоточки в висках, его бледное лицо помертвело, в широко раскрытых черных глазах плясали отсветы небесного шоу.
— Мне страшно, Отец... — сказал он , и его голосе проскользнули детские, обиженные нотки, — зачем ты пугаешь меня? Я сделаю все по воле твоей, Отец... — он помолчал, а когда заговорил , в голосе его прозвучала безмерная, многолетняя усталость, —
— Мне иногда так трудно понять тебя, Господи...
Глава 25. Что ест крокодил на обед
...не представлял себе, как они могли бы лущить каждое отдельное зернышко, хотя эти кедры были значительно крупнее, и орешки были размером с лещину. Но они пошли совсем другим путем. Есть такая страна Украина. Если говорить о национальной гордости и культурных отличиях, то эта страна могла бы, помимо необыкновенной приверженности населения к свиному салу, гордиться также и необыкновенной приверженностью населения к употреблению в пищу семян подсолнечника. Если уйти, за кратостью, от многих ярких и душеполезных подробностей процесса употребления семян подсолнечника в пищу, то в любом случае необходимо сказать следующее: существует три основных способа указанного употребления: во-первых можно лущить семечки ногтями, и уже очищенное зернышко отправлять в рот, недостатком этого способа является почернение ногтей, во-вторых, можно лущить зубами, и тогда , раздавив скорлупку , остается лишь протолкнуть зернышко в рот. Недостатком второго метода является его неинтеллигентность и общая негигиеничность. Губы и язык в процессе такого поедания семечек становятся черными, а многочисленные субъекты поедания семечек с радостной и немного смущенной улыбкой говорят друг другу: как будто метр асфальта вылизал! Третий метод является и вовсе нечеловеческим и именно поэтому он как раз и подходил динозаврам-вегетарианцам: нужно набрать полный рот этих самых семечек и тщательно... да-да! ...разжевать их до разжижения! Образовавшуюся во рту пульпу, следует отжать зубами, губами и языком, съедобную часть ее с наслаждением проглотить, а несъедобную — с отвращением выплюнуть.
Впрочем , если ты — динозавр, то может быть тебе и не нужно выплевывать жмых? Жизнь покажет. Пока жизнь показала только , что когда Дхар жует шишки , то треск стоит как будто деревья валятся, а выражение морды у него при этом наиглупейшее. По крайней мере, так казалось Хугу. Этот насмешник никак не унимался. Дхар сплюнул мощной коричневой струей, пролетевшей на два пальца от носа Хугу. Только тогда последний ретировался, все еще продолжая хихикать.
— А я и думал , неужели они только мясо едят... — говорил Мишка , адресуясь Шочи, — ведь и грибы же есть... и эти , как они их называют-то , — хафотха, — очень питательная штука, и вкусная...
Шочи поморщилась.
— Это вам она вкусная, а по мне... Все же , пока до храма доберемся, придется еще пару налетов на рынки сделать...
— Ну , если пару то ладно... Погоди, что ты сказала? Пару дней? А я настроился на неделю, не меньше!
— В том-то и дело, — деловито отозвалась девчонка, — чтобы ты не раскисал.
— А я не раскисаю.
— Вот и не раскисай...
Мишка поискал, что бы ей еще сказать, но не нашелся. Они помолчали, наблюдая за Мишкиными 'учениками'. Затем Шочи ткнула в его жесткий бок маленьким острым кулачком, — Ну что , доволен?
Мишка и правда был доволен. Ему было приятно созерцать сытых (наконец-то) молодых чеширрапторов, разыгравшихся на солнышке. Их оперение блестело, движения стали пружинисты и легки, да и на их кхартах (лицах) отражалось довольство. Сейчас четверо братьев развлекались отработкой приемов боя. Зрелище было занятное, не уступающее по увлекательности игре котят из одного помета. Дхар сражался с Тхором, пытаясь подмять его и задавить своей внушительной тушей, Тхор же при этом юлил и вился угрем, норовя применить к массивному противнику удушение. Пхыт в паре с Хугу, наносил прямые жесткие удары передними лапами, то целя кулаком , то метя раскрытыми когтями, Хугу, по обыкновению ухмыляясь, прыгал и уворачивался, припадая к земле, стараясь, видимо, выйти на прием, лишающий противника равновесия.
Наконец, бой закончился. Хугу завалил командира, швырнув его так, что тот пошел винтом, весьма напоминая маленький черный вертолет, и лишь потом грохнулся оземь, Хугу подскочил к нему, собираясь добить, но нарвался на неожиданный удар из положения лежа, и тоже был повержен. Тхор добился своего и поймал Дхара на удушение, но тот, уже полупридушенный, вместо того , чтобы просить пощады, навалился на юркого спарринг-партнера всем телом, и таким образом, тоже придавил его. Мишка горячо заплодировал (в свое время он вынужден был пояснить братьям значение этого действия) Как ни крути , это была братская ничья. Однако Пхыт явно не испытывал радости по этому поводу. С мрачным взглядом он приблизился к Мишке и склонил голову.
Мишка понял что, видимо, он должен спросить — что гнетет достойного охотника.
— Что гнетет достойного охотника? — участливо спросил он, также склонив голову перед товарищем и сложив лапы как подобает.
— Прошло три дня, Аолаги... — сказал тот. — Прошло три дня... А силы... — он сделал акцент на слове 'силы' — силы у нас не появились!.. Мы не овладели огнем, даже огнем... Никаких изменений...
— Потерпи, брат, — доброжелательно сказал Мишка, — значит для очищения просто нужно больше времени.
— Но разве есть у нас это время? — упавшим голосом пробормотал Пхыт. — Через два дня мы будем у подножия Храма... Какие испытания нас ждут там?
— Когда Текущий создавал время, — вмешалась Шочи и Мишка недовольно покосился на нее (девчонка, лезет не в свое дело, подрывает его авторитет, — пронеслось у него в голове, и он поморщился, вспомнив, что она действительно знает гораздо больше него, и гораздо больше чем говорит... Так пусть уж говорит...) — он создал его достаточно. Но вам, мальчики, нужно не время, нет...
— А что же? — Мишка прищурился и поглядел на Пхыта. Охотник , похоже, разделял его настроение.
— Вам нужен хороший пинок под зад, вот что!
— Ах вот как! Слушай, откуда ты взялась такая?
— А какая я? — заинтересовалась девочка.
— Вредная, — Мишка вздохнул.
— Из Локондона я взялась такая вредная. — Шочи казалась даже довольной тем, что Мишка ее так назвал.
— Ха! Графиня! — Мишка засмеялся, — Шочикетсаль Локондонская.
— Ага, графиня, — девочка гордо вскинула голову, тряхнув короткой черной гривкой.
-Кстати, а что такое Локондон? — Мишка наморщил крепкий черный лоб, — что-то я по географии такого не помню. Где это?
— Это... — Шочи сделала паузу и уставилась Мишке за плечо, вытянув шею, как встревоженная кошка, — Там, там, смотри!.. — шепотом сказала она.
— Это там? — Мишка недоуменно обернулся. — Что это значит? Что там?
— Вверх смотри! Видишь? — прошипела Шочи и потянула его за хохолок, задирая ему голову в небо. Над ними покачивались раскидистые ветви гигантских кедров. Хотя ветра, как-будто бы не было?..
— Ну вижу, — жалобно сказал Мишка, чувствуя себя непроходимым тупицей, — и что это? Какой-то знак свыше?
— Нет, — девушка свирепо усмехнулась, — это он!..
-Да кто он? — Мишка почувствовал, что теряет терпение.
-Ваш пинок под зад, сэр!.. — внезапно Шочи прыгнула на него и схватив за шею, повалила на землю, пронзительно взвизгнув: Берегись!!! И сразу же над ними с воздушным шумом — Фффухх! — пронеслось что-то большое...
Когда Мишка пришел в себя, он был в центре настоящего вихря, циклона событий. Вокруг него развернулась скоротечная ожесточенная драка. Он сразу почувствовал что бой не затянется. Это было видно уже по тому, как заходила на них стая черных охотников. Они, словно из ниоткуда выпрыгнули из крон исполинских деревьев, в которых маскировались, и по спиральным траекториям, причудливо совмещенным, так чтоб не мешать друг другу, стремительно снижались, как легендарные гарпии, уже вытягивая опасные острые когти, причем явно не для приветствия. Мишка словно окаменел, он не мог заставить свои конечности двигаться, он приказывал своему телу действовать — сражаться, но тело презрительно отвергало приказы ума, не веря в его компетентность. И Мишке ничего не оставалось, кроме как наблюдать, как падают на них охотники, словно струится сверху черный серпантин. Шочи и четверо мальчишек-храйдов не растерялись. Они приняли бой. Они не позволили прикончить себя в первую же секунду нападения. Между прочим, на фоне рослых, отборных тел охотников, было особенно хорошо видно, что с ними сражаются именно мальчишки, подростки. Куда им против опытных , взрослых убийц? — Мишка остро почувствовал обреченность и собственную глупость — болтал здесь, поучал, фокусы показывал... И все попусту... Сейчас всех нас разорвут в лоскуты и делу конец...
Шочи между тем пыталась разрешить для себя неразрешимую тактическую задачу: не отходя далеко от Мишки , которого она прикрывала, размахивая хлестким стволом молодого хвоща, в то же время оказаться настолько вне схватки, чтобы улучить момент и достать из наплечной кобуры пистолет, не говоря уж о том чтобы пустить его в ход, не рискуя попасть в своих. Этот маневр никак не удавался ей , едва она отступала от одного охотника, как к ней прилипал другой, когда же она финтом уходила за него, к ней пристраивался третий, — и так охотники постоянно занимали девушку, не давая ей ни малейшей паузы, ни секунды роздыху... Во время очередной ее попытки удлинить дистанцию, все трое подступили к ней, стремительно придвинувшись с разных сторон, и полностью завладев ее вниманием, в то же время четвертый воин прыгнул, пролетев над Шочи, и приземлился далеко , метрах в пяти, но зацепил ее. Мишка не видел удара. Удар был молниеносен. Он только видел как дернулась голова девчонки, и сразу же кровь залила смуглое худенькое лицо, которое затем запрокинулось и исчезло за массивными черными фигурами врагов.
— Неееееет!!! — Мишка вскочил, чувствуя, как вскипает его дух. В это время срок исполнился, шарик лопнул, и оборона маленького клана легла. Мишка видел как один за другим падают под ударами превосходящего врага его друзья: первым был сбит с ног и упал мордой вперед прямолинейный Пхыт, затем, засыпав градом ударов, завалили Хугу и Дхара, дравшихся спина к спине, и лишь затем, ловкий, гибкий и подвижный Тхор был пойман за хвост. Тогда его ударили в основание шеи , сзади. И он выдохнув — хух! — боком-боком завалился на землю, словно искал место помягче.
Мишка, незадачливый мессия, миссионер-недоучка, динозавр-недоделок стиснув черные трехпалые кулаки, бесполезно стоял над местом проигранной битвы, над местом гибели друзей.
— Как же так? — сказал он , задрав голову к небу, которое беспечно текло себе в будущее, бесконечной синей рекой, и несло обрывки облаков. — И все? — Облака расплывались. Слезы душили, слезы гроздьями нависли в глазах.
— Что с этим делать? — устало и озабоченно прокашлял кто-то на храйд-лахе.
— Вяжи ублюдка, — равнодушно проскрипел другой голос.
И его повязали. Он даже не поднял лапы. Он обвис как макаронина спагетти, воля, дух, рассудок покинули его. Мальчик не находил в себе сил даже поднять голову , и смотрел в землю. Затем и вовсе закрыл глаза. Только от звуков он не смог отгородиться. Тот самый, хриплый даже для храйда голос произнес:
— С этими понятно... — говорящий помолчал, — а это что такое? — он снова задумался, и Мишка понял что речь идет о Шочи.
— Так ведь говорили, Горотху, старшие, что...
— Заткнись, Камху, я слышал, а теперь и вижу... Какое оно страшное!.. — сказал он и в голосе явно прозвучало удивление смешанное с ужасом и отвращением. Вместо того , чтобы оскорбиться за девушку, Мишка почувствовал внутри себя некое слабое подобие улыбки. Чтоб они понимали в красоте, нетопыри облезлые, — подумал он. -И между прочим, — совершенно некстати пришло ему в голову , — где же этот чертов Локондон?..
