Возможно, коснется.
"Из-за проклятых нервов совсем не могу сосредоточиться. Словно мальчишка ожидаю чуда".
Больше не в силах сидеть на месте Тиберий поднялся, бросил быстрый взгляд на Авлу, Кретику и гиганта Септима и приказал лекарю, сидящему на спинке саней, разжечь два сосуда с топливом. Он объяснил это тем, что больным нужно было согреться, однако прекрасно понимал ради кого на самом деле так старался.
Ради Авлы. Тиберий представил на её месте свою жену. Смог бы он смотреть, как его Юлия корчится на морозе? Смог бы терпеть эти тихие стоны? Конечно нет. Авла мало походила на его супругу: слишком грубое лицо, непропорциональное тело, крупные мозолистые руки крестьянки, все дни проводившей на фермах Юменты. Видимо, бедняжка с детства много и упорно работала. И можно было понять, почему она поверила словам вероотступников. Те предлагали не только доброго и всесильного бога заместо пантеону жадных до крови и мстительных сверхъестественных существ, но и свободу выбора. Лжепророки наивно верили в народовластие.
"Вот и ты стал думать как враг Мезармоута. Стоит ли напомнить, что твоя некогда верная рабыня высыпала прах Юлии и заменила статуэткой их длинношеего идола?"
Неожиданно Немерий поднялся, перелез через костяное ограждение и сел на колени напротив Авлы. Он снял перчатки, положил их рядом с собой и, не отрываясь от лица девушки, вытащил мешочек с жиром. Губы бедняжки впервые за долгое время растянулись в благодарной улыбке. Она даже попыталась приподняться, но кудбирион опустил ладонь на её грудь и замотал головой. Через некоторое время Немерий аккуратно размазывал жир по лицу Авлы.
Наблюдая за ними, Тиберий понимающе закивал. Он, старый дурак, совсем забыл про то, что между парочкой зародились чувства. Кудбирион по жизни был одиночкой. Разумеется, женщины любили его, а он — их. Но никогда Немерий не воспринимал всерьез эти отношения. Для него превыше всего стояли его палангаи. Он не мог их предать. И лишь в ледяной пустыне кудбирион отказался от прежних принципов и... влюбился в вероотступницу.
"Надо как можно быстрее ему обо всем рассказать. Иначе будет поздно".
Хотя уже было поздно. Тиберий понял это по тому, как смотрели друг на друга Немерий и Авла, как пытались словно бы невзначай коснуться рук, как жадно перешептывались. Когда-то очень давно и он так любил свою Юлию. Вот только в его жене текла благородная кровь. И они жили в Юменте...
Тиберий ахнул. Неожиданная догадка кольнула сердце. Только сейчас до него дошло, о чем именно говорил старейшина. Ведь по сути все они, члены похода, — самоубийцы. Если на краткое мгновение предположить, что слова Актеоуна верны, то впереди их ждал монстр-червь. А это означало: живым, скорее всего, никто не вернется. Старейшина Димир и не рассчитывал на возвращение членов экспедиции. Их послали на убой.
И что остается? Приказать палангаям разворачиваться и уходить? Нет, так не получился. Но и идти вперед было нельзя. Устроить привал, дабы обдумать всё? Вряд ли. Ущелье слишком узкое, места недостаточно, чтобы поставить переносные костяные домики.
Чуть слышно вскрикнув, палангай, тащивший сани, вдруг упал и забился на снегу. Тиберий тут же приказал всем остановиться, подбежал к солдату. Тот страшно заорал и затрясся. Его лицо стало белым как мел, глаза загорелись безумием, зубы обнажились как у зверя. Королевский прокуратор стоял над палангаем и не понимал, что происходит.
Через несколько мгновений воин затих и обмяк. Из носа густым потоком хлынула кровь.
"Что произошло с ним, дагулы его дери?"
Тиберий сел на колени, коснулся шеи солдата. Пульса не было. Мертвец. Но отчего? Только что палангай казался здоровым и полным сил. Что убило его? Вопросы роились, как хунфусе. Охваченный паникой, Тиберий принялся ощупывать уже остывающее тело воина, расстегнул плащ, порвал на груди линумные рубашки.
Ничего.
Тогда он снял варежки с мертвеца, и тут же понял, что поразило солдата: указательный палец по линии фаланг опоясывал костяной нарост. Белая смерть. Болезнь крайне редкая и опасная. На персте формируется твердое образование, которое перекрывает ток крови. Эта кровь застаивается, портится, а затем она прорывается через костяное отложение и расходится по всему телу.
— Болезнь дагулов, — прошептал один из палангаев. Тиберий узнал голос блондина. — Нерона сразила белая смерть! Нам нельзя идти дальше, королевский прокуратор! Сам Сир дает нам понять, что впереди нет ничего хорошего.
Не говоря ни слова, Тиберий поднялся.
— Королевский прокуратор... — начал ныть солдат.
— Закрой рот. Дай мне подумать.
К мертвецу подошел кудбирион, скептически оглядел больную руку и подозвал к себе лекаря. Но Тиберий знал: врачеватель в данной ситуации ничем не мог помочь. До сих пор был неизвестен источник заразы. Хотя белая смерть считалась благородной болезнью. Старейшины убеждали, что её насылают дагулы, дабы взять душу усопшего к себе.
Лекарь покрутился вокруг трупа, побряцал склянками, зачем-то вытащил скальпель, но затем лишь покачал головой и огорченно развел руками.
— Тело палангая оставить здесь, — приказал Тиберий. — Продолжаем путь!
Глаза блондина расширились в ужасе.
— Королевский прокуратор, но так нельзя! Мы должны сжечь труп, дабы душа...
— Здесь приказы отдаешь не ты, — перебил кудбирион и сурово взглянул на солдата. — Делайте, что велят.
— А привал, — робко заметил блондин. — Вы обещали устроить привал, как только мы найдем вход в долину. Братья устали и хотят есть.
Немерий вытащил из ножен длинный меч и направил лезвие в лицо палангаю.
— Еще одно слово, — сказал он, — и ты лишишься носа, как гигант. Ясно?
Солдат часто закивал.
— Привал будет, только мы должны выйти к дагулу, — попытался разрядить обстановку Тиберий. — К тому же ущелье слишком узкое. Здесь негде ставить домики. Выполняйте мой приказ.
Нехотя, палангаи расходились по своим местам. Тиберий с другом вернулись в сани.
"Кажется, на этот раз пронесло".
Мертвеца аккуратно посадили спиной к каменному валуну, дабы тело не мешало солдатам тащить бегунки. Уходя, многие воины вскидывали руки, отдавая последние почести усопшему. Все прекрасно понимали, что ни сжечь, ни взять с собой труп не могли.
Между тем, стены ущелья преобразились: в камнях ярко поблескивали драгоценные минералы, переливаясь всеми цветами радуги. Тиберий сначала подумал было, что ему померещилось, однако друг тоже завороженно глядел на вплавленные в горы алмазы, сапфиры и золотые кругляшки. Они загадочно и странно блестели в свете подожженных сосудов, маня к себе. Некоторые из палангаев касались стен ущелья и пытались оторвать драгоценности, но ничего не получалось. Кудбириону пришлось окрикнуть воинов, дабы те не теряли бдительности.
Экспедиция двигалась вперед. С обеих сторон горы все выше и выше поднимались над их головами. Казалось, стены ущелья вздымались до самых облаков. Алмазы и голубые сапфиры с красивыми оранжевыми прожилками по сиянию могли сравниться со звездами. Огромные богатства раскинулись перед воинами. Хватило бы нескольких драгоценных камешков, дабы до конца своих дней жить в богатстве. И детям, и внукам, и правнукам хватило бы. Тиберий боялся, что палангаи воспротивятся приказам и будут выковыривать алмазы, но пока они держались. Видимо, усталость давала о себе знать.
Кудбирион положил ладонь на его плечо и кивков показал на стены ущелья. Дорога, что петляла меж гор, ширилась, а каменные валуны с каждым пройденным эмиолиусом становились все дальше. Вскоре экспедиция выйдет к долине, Тиберий чувствовал это. Губы сами раздвинулись в улыбке. Осталось совсем чуть-чуть. Еще немного, и он отправится домой.
Чувствуя прилив сил, Тиберий откинулся на спинку саней и расслабился. Возможно, в горах удастся построить новый город. От этой мысли в груди разлилось приятное тепло. Эта идея не казалась безумной: в ущелье не дул пронизывающий ветер, а драгоценные минералы могли хорошенько пополнить королевскую казну. Богочеловек будет доволен.
Но стоило бросить взгляд на небо, как страх, до того прятавшийся на задворках сознания, вырывался из клетки и начинал затмевать разум. Противный шепот вновь проникал в уши. Сколько Тиберий не старался, но не мог понять ни слова. И оттого становилось только хуже.
"Город здесь не построить. Люди попросту сойдут с ума в горах".
За спиной раздался взрыв смеха. Поежившись, королевский прокуратор обернулся. Кретика, сияя от счастья, гладила лоб мужа. Гигант умудрился сесть и теперь переводил непонимающий взгляд от одной каменной стены на другую. Там, где у него под повязкой был когда-то нос, теперь — ровная поверхность. Бурча ругательства, лекарь попытался уложить великана обратно, но тот отмахнулся от него как от назойливой мухи.
— Парень все-таки выкарабкался, — заметил Тиберий. — Никогда бы не подумал, что он очухается. С такой раной на морозе...
— Возможно, упавший дагул как-то помог ему, — сказал друг.
Они оба не могли поверить в то, что Септим очнется. Его лицо покрылось синюшными пятнами, отчего гигант еще больше походил на ожившего мертвеца. Огромные глаза заблестели, словно он вот-вот расплачется. Всхлипнув, великан взглядом отыскал Кретику и крепко сжал её в своих объятьях.
— Авла тоже поправится, — дружелюбно, с обаятельной улыбкой, произнес кудбирион. — Вот увидишь, друг.
— Немерий, я хотел тебе сказать...
Глубоков вздохнув, Тиберий попытался было выдавить из себя правду про девушку, когда вопль, полный неподдельной радости, резанул по ушам.
— Дагул! Упавший дагул Сир!
Время остановилось для всех членов экспедиции. В тот момент их сердца замерли при виде колоссальных размеров существа. Узкая расселина вмиг сменилась необъятной долиной, укрытой цепью высоких гор. А в центре этой долины был бог. Тот, которому они молились, дабы получить толику удачи детям и женам. Тот, которого они задабривали жертвами. Тот, который откусил себе лапу, дабы спасти людей от тварей ночи.
Сердце Тиберия пронзило холодом, словно кто-то воткнул в него ледяной нож. Он пытался осознать, кто предстал перед ним, но мозг отказывался служить. До поверженного бога было, конечно, очень далеко, однако из-за невероятных размеров тот казался так близко, протяни руку — и коснешься сияющих белым светом чешуек.
Старый бог лежал на каменных валунах, присыпанный снегом, и усмехался безгубой ухмылкой. Его идеально круглые, как золотые монеты, глаза с вертикальными зрачками наливались кровью, и было сложно понять — светились ли они жизнью? Порванные кожистые крылья распластывались по долине и звенели, как железные, от каждого порыва ветра.
Палангаи опускались на колени и шептали молитвы. Тиберий соскочил с саней и тоже упал ниц перед дагулом. Он не верил, что богам было дело до просьб и восхвалений людей. Для них все жители Мезармоута — всего лишь снежинки, чья жизнь быстротечна. Но он не мог с собой ничего поделать. Лишь от одной мысли о близости упавшего ящера сердце билось чаще.
Воины синхронно выкрикивали слова молитвы и раскачивались из стороны в сторону.
— БОГОЧЕЛОВЕК, ПОЖЕРТВОВАВШИЙ ИМЕНЕМ РАДИ ДУШ ЛЮДСКИХ...
Вместе с их словами из ртов вырывался пар, который моментально превращался в облачка ледяных кристаллов.
— ПРОСИМ ТЕБЯ УКАЗАТЬ ИСТИННЫЙ ПУТЬ, ИБО МЫ ОТПРАВИЛИСЬ ДОРОГОЙ ТЬМЫ...
Тиберий поначалу боялся ошибиться и испортить молитву, однако постепенно страх исчез, на место ему пришло спокойствие и уверенность, что старейшина заблуждался. Никакая тварь была неспособна подобраться к упавшему ящеру.
— О СОЗДАТЕЛЬ МИРА И ЗВЕЗД, СЖАЛЬСЯ НАД НАМИ И ЗАЩИТИ ОТ НЕПРАВДЫ И БОЛИ...
Все члены экспедиции сейчас озвучивали не только надежды на скорое возвращение, но и делились друг с другом болью своих сердец.
— ПУСТЬ ДАГУЛЫ, СЛУГИ И ПОМОЩНИКИ ТВОИ, ОДАРЯТ НАС МИЛОСТЬЮ И ЛЮБОВЬЮ...
Повысив голос, Тиберий сжал кулаки. Тоска терзала его, глубокая, как норы монстров-червей. Все что хотелось сейчас, так это хоть на мгновение увидеть детей и услышать их нежно любимые голоса. Хоть на мгновение узнать, как они там, в Венерандуме, без него. Скучают ли?
— И ТВОЙ БОЖЕСТВЕННЫЙ СВЕТ ПРОГОНИТ ТВАРЕЙ БЕЗДНЫ!
Странная тишина окутала людей, накрыла выход из ущелья и долину. Палангаи неотрывно глядели на упавшего дагула, наивно веря, что их молитва сможет вернуть Сира в небеса. Но секунды сменялись секундами, а ничего не происходило. В чернильных небесах сияли колкие звезды; дул пронизывающий ветер; ярко полыхал огонь в сосудах; поверженный бог не шевелился, лишь противно звенели гигантские кожистые крылья.
Тиберий был первым, кто нашел в себе силы подняться. Ноги плохо слушались его, в ушах гудело после короткой молитвы. От цепкого взгляда не ускользало, как опускались плечи воинов, как надежда на чудо растворялась в ночи.
Что-то изменилось во всех них. Бесповоротно, раз и навсегда.
— Привал! — выдавил из себя Тиберий. Голос был слабым и хриплым. — Нам всем нужно отдохнуть. Завтра мы коснемся чешуи дагула...
Глава четырнадцатая. Безымянный Король
Юмента, дом Дуа Нокс
Я бросил взгляд на стопку свитков и книг на столе, тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. День только начался, а сил уже не было. Веки слипались, в голове вертелись неясные образы, мысли вязли. Чтобы хоть как-то успокоиться, надавил пальцами на глаза. Слабая боль немного привела в чувство, однако желание разбираться с книгами не появилось. Дагулы меня дери! Ведь давно уже пора изучить биографии Фертора, Грациана и Агенобарда! И каждый раз откладываю...
— Ваше Высочество, вам опять плохо?
Мастер Гуфран попытался сесть в кровати, но как только рука легла на подушку, лицо исказила гримаса боли.
— Прекрати, учитель! — воскликнул я и поднялся. — Тебе надо отдыхать. Швы разойдутся.
Во время битвы с лжепророками у ворот витамов мастеру удалось выжить. Его тело обнаружили под десятком трупов палангаев. Хотя меня не покидало чувство, что Гектор не проткнул гладиусом учителя, как дегена вертелом, специально. Убийца Врагов играл со мной. Каждым поступком словно говорил: смотри, твоя жизнь в моих руках.
Я подошел к кровати, взял с тумбочки графин, налил воды в кубок и поднес его к губам Гуфрана. Благодарно кивнув, мастер принялся жадно пить. Я затаил дыхание, глядя, как задвигался его кадык. Взгляд, несмотря на все мои старания, всё равно падал на шрам, изуродовавший левую часть лица учителя. Глаз затянула молочная пелена, из-за грубого рубца губы искривились в противной полуулыбке. Я не мог поверить, что мастеру вообще можно было нанести рану. Тот всегда двигался быстрее любого воина, гладиус в его руках превращался в смертоносный вихрь.
А потом вспомнил, как Гектор без особого труда расправился с претором-демортиуусом, и к горлу подступил противный комок.
Гуфран оторвался от кубка, благодарно кивнул. Несколько капель слетело с губ, повисли на подбородке.
— Спасибо, Ваше Высочество, вы так добры к человеку, который давно заслуживает смерти.
