До двери Центра Оживления он добрался. Дальше уже нет. Дверь не открывалась. Будто забыла хозяйский голос... Мы пошли медленнее, чтобы не спугнуть господина И. Издалека мы слышали, как он кричал компьютеру за дверью:
— Почему ты не впускаешь хозяина? Ты же запрограммирован не восставать против людей! Не лишай меня бессмертья!
Дверь оставалась неподвижной.
Мы притаились на лестнице, ожидая, когда дверь наконец раскроется. Осматривались в удивлении. Рядом с лестницей висели галстуки правителя. Всех цветов, просто какие-то заросли галстуков. Наверное, по одному на каждый день на всю вечность. Видно, мы попали в державный гардероб вселенских масштабов. И ведь не носил всего этого, просто запасы делал.
Правитель все еще объяснялся с дверным компьютером. Телепортироваться внутрь он не мог. Он же сам рассказывал нам, что особое силовое поле не дает проникнуть в Центр Оживления таким хитрым способом. Я подумал, что он расплавит непослушную дверь своим унилазером или слетает в прошлое и притащит какое-нибудь устройство для взлома. Потом вспомнил, что он говорил: если попытаться сломать дверь, то унилазер пристрелит на месте.
Правитель осторожно скребся в дверь и упрашивал компьютер впустить его, а тот будто уснул или оглох. Тогда, в последнем отчаянии, хозяин подземелья стал ломать себя о непробиваемую дверь. Наконец оцепенел от безнадежности и, наверное, заплакал.
Тихо было, как зимой в лесу. А потом послышались мерные дробные удары. Это вода океана начала просачиваться через вентиляционные люки, и ее капли слету били в пол.
Правитель решил пойти на риск. Вскочил, дрожащей рукой извлек свой супер-мега-бластер из чехла, пробормотал команду: "Расхуячить до температуры кипения металла!". Будто испугавшись, дверь стала открываться. Но не вся — а лишь ее верхняя часть. В узкой амбразуре вспыхнуло грозное рубиновое сияние. Правитель замер в ужасе, опустил свое лазерное ружье, но поздно. Проем в двери расширился, и из него, со свистом рассекая воздух, вырвалось бронированное подобие оружия правителя, но не портативное, а огромное, калибра тяжелой артиллерии. Оно стало медленно, угрожающе прицеливаться. Повелитель острова крикнул ему:
— Ты же запрограммирован не восставать против людей, своих хозяев!
Рубиновое сияние приобрело странный цвет, за пределами солнечного спектра. Имя для этого цвета наверное есть только в иных мирах. Сплав света и тьмы, холодной электрической голубизны и багрового огня, полыхающего в жерле вулкана. Сгусток пламени, готовый обратиться в убивающий луч. Энергия рождающейся звезды, сконцентрированная в оружии, имя которому: Мельница Богов. И ведь это был всего лишь предупреждающий сигнал. Ленивый оскал зверя, уверенного в своей силе.
А ведь наверняка наш правитель сам некогда повелел привинтить это сооружение над дверью! Голосом, одновременно обиженным и извиняющимся, он пробормотал команду своему телепортационному скафандру и отправил сам себя в добровольное изгнание. Потеряв цель, звездно-огненный вихрь в темном жерле утратил свое неистовое сияние и сжался до размеров змеиного глаза. Но недремлющее рубиновое пламя все еще угрожающе поблескивало в нем, будто стерегущее дверь существо следило за нами, готовое напасть, если мы сделаем хоть одно неосторожное движение.
Но ведь мы не собирались ничего ломать! Надеясь, что компьютер-охранник будет играть честно, мы осторожно подошли к двери. Наугад пробовали разные команды, пока смертельно не устали от этого бессмысленного занятия. Оставалось только ждать: вдруг дверь сама откроется. Мне в это мало верилось. Но Змеелов не боялся, хотя у него не было телепортационного комбинезона, как у меня. Он сказал, что рано или поздно вода перестанет прибывать и постепенно впитается в землю. Лишь бы выдержала крыша. Лишь бы нам хватило воздуха.
Мы сидели рядом на полу у двери и тупо смотрели на нее. Скоро Змеелов истосковался от этого однообразного занятия и попросил рассказать что-нибудь такое, чего он еще не знает. Я сказал ему, что на санскрите конец света называется Пралая, то есть погружение. В Ведах написано, что придет день, когда под разлившимися водами станут невидимы перекрестки дорог.
Змеелов удивился:
— Да ты интеллектуал, дери тебя медведь за ногу! Ты ведь родился ненамного позже меня, и по матери родом из моего племени. А нравом ты не похож на людей из наших земель и из наших времен. Тебя что, друиды воспитывали?
Я объяснил ему, что отец моей приемной матери, Исмон, приплыл из Египта. Говорят, женщины обычно стараются сделать из своего сына подобие своего отца. Вот она и вырастила из меня свой идеал — любителя книг и размышлений.
Змеелов заинтересовался:
— Ты, значит, читать любишь. Тогда вот объясни мне современный мир. При нашем родовом строе люди были лучше — правда ведь, Волчонок? Про мое племя Медномордых не говорю, но нас ведь и считали тогда отребьем без чести и совести. Я сам потом от них ушел — да ушел, и проклял на прощание! Но ты вспомни, как люди общин помогали друг другу в нашем древнем мире. А теперь сравни с их хвалеными новыми временами! Каждый за себя. Запрет на убийство невиновного давно забыли. Зверье лесное и то к сородичам добрее, разве нет? Знаниями своими тоже не делятся. "Монополизация информации", слово-то какое придумали, порви их рысь. Разве в древних племенах было так! Что было бы, если бы тот, кто придумал, как добывать огонь, не рассказал бы другим тайну кремня? Если бы скрыл свои познания охотник, который первый сделал лук и стрелы? Или про заячьи и птичьи ловушки бы умолчал? Если бы люди нашего времени так себя вели, эти умники сейчас бы корешками питались. Понятия о чести у них нет, доброе имя им не дорого. Все продается, все покупается. Неужели мир сгнил от старости? Или я не понял чего?
Я объяснил ему:
— Змеелов, никто никого не лучше. Просто в наше время слишком трудно было сохранить богатство. А доброе имя отнять нельзя. Вспомни: дома сжигались, поля вытаптывались, владельцы сгонялись с их земель, коров и овец уводили, имущество вырывалось из рук. Иногда из отрубленных рук. Оставалась только дружба и честь — если они были. Тогда люди говорили друг другу: "Помоги мне, а когда-нибудь и я тебе пригожусь". Теперь жизнь спокойна и безопасна, квартира на замке, полиция не дремлет, деньги под охраной. Поэтому каждый за себя, а вместо чести рода — счет в банке и кредитная карточка. Со стороны посмотреть: их души — как поляна, вытоптанная ночным сборищем ведьм. А на самом деле никто не лучше, никто не хуже, а просто другой контекст.Кстати, ситуация уже в наше время начала меняться. Мы жили в переходный период. Твои соплеменники, Медномордые, это поняли раньше других. Семья моей жены, дочери вождя, тоже оказалась догадлива. Потом и остальные доросли до их уровня сознания. А те, кто не адаптировался к новой ситуации — или уничтожены, или сбиты с ног и не имеют власти изменить что-то. Но если власть придет к ним в руки, то ничего менять им уже не захочется. Они изменятся сами.
Змеелов все-таки оставался при своем мнении:
— Ты прав, но не совсем, сын Семи Зверей. Ведь изобретатель пространственно-временной телепортации был современный человек. Но он дорожил честью, как древние герои, и хотел дать вечную жизнь всем.
Я говорю ему:
— Просто неприспособленный, как теперь говорят. К тому же он все-таки стал работать на Господина И.
Змеелов приободрился:
— Ты мне все хорошо объяснил, сын Семи Зверей. Приятно поговорить с умным человеком.
Я эту теорию придумал для самооправдания и был рад, что она понравилась Змеелову. Он замолчал и стал размышлять о чем-то. Где-то внизу раздался грохот. Видно, там вода уже срывала решетки вентиляционных люков. Однако Змеелов не был испуган. Он лишь стал смутно-задумчив, а потом положил мне руку на плечо:
— Слушай, Волчонок, ты, наверное, в жизни видел меньше опасностей, чем я, старый матерый головорез. Могу понять, что тебе страшно. Но если ты сорвешься в прошлое, то неизвестно, сможешь ли вернуться, когда страх пройдет. А мне может понадобиться твоя помощь. Я все еще верю, что мы откроем эту дверь. Я бы на твоем месте снял телепортационный комбинезон, от соблазна подальше.
Мне и правда страшно было в этом затопленном подземелье. Я снял комбинезон и положил в дальнем углу коридора, чтобы не искушаться... Пусть я современный человек и понимаю всю неуместность древних законов... но какое-то глубинное омерзение запрещало мне уйти и бросить Змеелова одного. Ведь мы пришли сюда вдвоем и должны уйти вдвоем. Тем временем Змеелов, совсем не испуганный, снова заинтересовался дверью в Центр Оживления. Потом обернулся и ткнул пальцем вверх:
— Волчонок, вроде над дверью что-то написано, но телевизор погубил мои некогда зоркие охотничьи очи. Может, ты сумеешь прочесть?
Я стал разглядывать стену над дверью. Никаких букв, даже трещин. А за моей спиной вдруг — тихий звук удаляющихся шагов. Неужели Змеелов решил поискать другой вход? Но ведь даже правитель его не нашел.... Мои руки оказалась умнее меня — они поняли все. Я еще думал, что собирается делать Змеелов, а мои руки уже задрожали в предчувствии беды. Я обернулся и увидел, что мой новый приятель уже надел мой телепортационный комбинезон — и стоит так далеко, что я не смогу поймать его раньше, чем он даст команду лететь в прошлое.
Что я делал, что я говорил ему, я не помню. Наверное, ничего.
Змеелов исчез. Там, где он стоял, я увидел лишь стену, по которой текла вода. Первой моей мыслью было: Змеелов опомнится и вернется. Если бы он передумал даже через много лет, даже в старости, он мог бы вернуться сюда, в то самое мгновение, из которого унесла его машина времени. Но он не так и не пожалел о том, что сделал. Я вспомнил, как шел сюда вслед за Змееловом и восхищался его храбростью. А чего ему было бояться? У нас ведь было устройство для телепортации — одно на двоих.
Когда ты понимаешь, что тебя предали, будто что-то умирает в тебе. Слушайте меня те, кто ищет лучшее место под солнцем, кто хочет быть среди сильных, среди победителей! Помните: там вы встретите таких, как Змеелов.
Обернувшись, я увидел, как отражается в воде на полу металлическая дверь без единой кнопки. Я не знал что делать. Ведь компьютер, управляющий этой дверью, не открыл ее даже для своего хозяина. А о способах взлома компьютерных программ я знал не больше, чем о внутренней структуре Ада и о языках дальних галактик.
Вода в полутемном коридоре уже не стекала вниз. То, что раньше было океанскими волнами, текло из того, что раньше было системой вентиляции.
В моем племени верили, что в криволесье на болоте живет много разных смертей, и они разыгрывают умирающего, бросают себе на удачу мертвые кости. Кто из них явится за мной? Та, что ворвется через пролом в крыше? А может быть, она обернется роботом-охранником, который найдет меня здесь? Или я умру от страха? В старинных книгах пишут, что такое возможно. Но скорее всего, за мной придет самая жестокая и медленная из смертей, та, что затопит это подземелье и выдавит из него остатки воздуха. Я устал от ожидания. Что ли повеситься на галстуке господина правителя? Я вспомнил, как Рейг говорил о встрече со смертью, там, в океане. Ему хотелось на нее посмотреть. Когда мы шли в резиденцию Правителя, Рейг рассказал мне, что в детстве ему хотелось увидеть все, что есть на свете. Но жил он недолго и увидел мало — только гибель родных, разбойничью пещеру, путь через леса, океан и свою смерть. Даже осла ему компьютер не успел показать.
А что видел я? Я захотел вспомнить что-нибудь хорошее из прошлого. Вспомнил мою мать. Хитрая деревенская ведьма. Увесистое ожерелье из золотых монет. Угрожающая усмешка. Холодное лицо с тяжелой челюстью. Любимое моим отцом лицо кулачного бойца. Стоит ли вспоминать детство?
Почему-то особенно жутко было то, что со дна темного подвала поднимался соленый запах Атлантики. Он напомнил мне кое-что из моей второй жизни. Когда я только что появился здесь, я был диким и малограмотным и еще не нашел хорошей работы. Однажды нас послали красть пресную воду из прошлого. Мы перенеслись в иной век и теперь стояли на лесистом склоне над берегом одного из четырех океанов. Тогда все океаны и все острова для меня были безымянными, и я не знаю, где я оказался. Внизу, рядом с узким мелководным заливом, виднелась деревушка — рыбацкая, судя по тому, что у берега белели паруса лодок. Необъятный голубой океан был спокоен, а рядом с нами, на вершине горы, в ложбине среди скал сияло чистое древнее озеро. Я знал, что из прошлого можно красть то, что все равно пропало бы — в пожарах, под бомбами... Но я не мог понять, как может сама собой исчезнуть эта пресная вода в озерке. Ребята знали. Они сказали мне: смотри вниз, Волчонок, не пожалеешь.
Сверху океан казался неподвижным, гладким, как тихое озеро рядом с нами. Но вдруг его поверхность содрогнулась, он зазмеился странной рябью, будто множество подводных чудовищ поднимались из его глубины. Водяные холмы росли, они стали подобием горных хребтов, покрытых снегом, они врывались в узкий залив. Первая гора взорвалась облаком пены и обрушилась на деревню рыбаков. Уцелевшие люди, задыхаясь, бежали вверх по склону. Они видели нас, они молили нас о помощи. Видно приняли нас за богов. Ребята не прятались от них. Бессмертные могут показываться тем, кто обречен на смерть, ведь они не смогут рассказать живым о появлении странных существ в серебряных комбинезонах. А эти люди погибнут через несколько минут: океан наступает быстрее, чем они бегут от него.
Жители рыбацкой деревушки простирали к нам руки, надеясь на чудо. Склон был крут, и бежали они медленно. Мы стояли неподвижно, мы ждали, и мы увидели самое страшное. Или самое долгожданное — для любителей безопасного экстрима. За первыми валами шла их повелительница, немыслимо высокая, изголодавшаяся по человеческой плоти волна. Ее гребень сокрушал все на своем пути, и теперь вместо листьев и травы мы видели перед собой лишь холодную зелень океанской воды. А тем временем наша машина времени перекачивала в будущее обреченное на гибель чистое горное озеро. В последнюю секунду мы дали команду нашим комбинезонам и исчезли. Но я не забыл ту волну. Видно она тоже не забыла меня. Вот и встретились мы с ней, в этом сыром подвале.
А я ведь — язык бы мне оторвать — рассказал эту историю Рейгу, когда говорил про конкурс Правителя "Кто придумает, что еще можно украсть из прошлого". Вот Рейг и придумал... Первый приз. Посмертно.
Стоило мне подумать про Рейга, как он снова заговорил в моей памяти. Небось, таких, как он, и смерть не заставит замолчать. Его голос зашептал мне:
— Волчонок, страх хороший советчик только зайцу. Гони от себя отчаяние, думай, как захватить эту крепость злого колдуна. Ради этого я выбрал не вечную жизнь, а гибель от жары и жажды. Оживи всех нас, умерших, ведь из всех нас ты один дошел до этой двери.
Так шептал мне Рейг, то ободряюще, то с гордым презрением. И тут мне стало еще страшнее, но уже другим страхом. Вдруг Рейг вернется в будущее? Он сумеет, у него ума хватит. Придет, просмотрит записи с видеокамеры, которая конечно вмонтирована где-нибудь в этом коридоре. Я не хотел, чтобы Рейг думал обо мне, как я думаю о Змеелове. А правда, что бы сделал на моем месте Рейг? Здесь ведь ничего уже невозможно придумать. Даже находчивый Рейг не смог бы.
