— У вас тоже есть Арена, — Зевран оставил в покое голову зверя и взялся катать желваки. С момента исчезновения Морриган он не сказал ни одной шутки, что само по себе никогда не было для него свойственно. И вообще сделался немногословен, чего, как казалось ранее, с ним вообще не могло приключиться ни при каких обстоятельствах.
— Не сравнивай, эльф, — Эдукан выпрямился. — Наша Арена — это ристалище доблести. Немногие удостаиваются чести драться на ней. А та, что в Тевинтере — для развлечения праздной толпы и магистров, которые не ведают меры в своей жестокости...
— Как по мне — невелика разница, — Броска шмынул своим тонким носом и поморщился. — Че там погибель и кровь, че там — все едино.
— Ты неприкасаемый, — опальный принц одарил бывшего хартийца презрительным взглядом. — Тебе не понять.
— Не, благородный. Именно потому, что я неприкасаемый, я в таких делах понимаю куда лучше тебя. Вот брательник твой понимает, Белен. Того и весь Пыльный за него. Да и Средний Орзаммар. Вы, благородные, о честях своих печетесь, а проблем, реальных, в натуре, дальше носов своих не видите и не нюхали, хуч шнобели у вас — будь здоров. Че? Услышал? Услышал. Терь смотри, не лопни от злости.
Эдукан вскочил. Кусланд — тоже, уже не сдерживая лица, перекосившегося в гримасе сильного раздражения. Однако, несмотря на стремительность, ничего больше произойти не успело.
Раздавшиеся словно бы прямо за их спинами шлепки могли издавать только ступни босого, идущего ими прямо по сопливым лужам из скверны. Мгновенно забыв о ссоре, спутники Стража выхватили оружие, оборачиваясь, и обучено занимая круговую оборону вокруг заволновавшегося зверя. Шлепки, меж тем, делались все явственнее. Уже было понятно, что шел кто-то один, и этот один шел прямо на них, не опасаясь и не таясь. Наконец, в пятно света шагнула низкорослая бесформенная фигура. Отблески пламени воткнутого у скамьи факела заплясали в больших полубезумных глазах.
Женщина — а без сомнений, это была женщина, остановилась, не доходя до воинов всего несколько шагов. Ее длинные, покрытые пятнами скверны, руки чуть подрагивали, в такт отвисшему пустой кожаной складкой животу.
— Т-ты кто? — первым решился подать голос Кусланд, когда уже сделалось понятным, что странная женщина-вурдалак пришла одна, не приведя за собой стаи тварей. И, без сомнения, разыскивала она именно их. Точно знала, что найдет всех на этом месте.
Женщина медленно подняла голову. Грязные, полуседые волосы открыли беспокойное опухшее лицо с мутными глазами.
— Г-геспит, — Огрен шагнул вперед, срывая шлем. — Предки! Геспит! Это ты, мохоедка проклятая? Но... но что с тобой произошло? Что случилось? Где Бранка? Она жива, моя лапушка? Жива?
Гномка-вурдалак шагнула вперед. Ее большие серые губы тронула почти осмысленная улыбка.
— Огрен. Не думала... увидеть тебя... здесь. Ты... всегда был просто надутым пивным бочонком. Бранка... удивилась бы... удивится тоже.
— Ты из дома Бранки, — Кусланд помнил имя поэтессы, не раз слышанное в проклятиях, что посылал на ее голову рыжий проводник. — Где ваша Совершенная? Она не погибла? Ты можешь нас к ней провести?
Взгляд дрожащих глаз обратился к Айану. Лицо Геспит помрачнело.
— Столько крепких, могучих мужчин... не уберегли одну слабую девушку, — она клацнула зубами, заставив собеседников непроизвольно вздрогнуть. — Упустили... а беспокоитесь об одержимой, которая уже... пропала... для мира.
— Ты знаешь про Морриган? — пальцы эльфа выбивали нервную дробь на рукояти его мечей. — Видела ее? Она — у тварей?
— Да, — вурдалак впервые ответила на вопрос прямо. — У... тварей. Они... они послали меня, Геспит. Послали за ним. За тобой, — длинный заскорузлый палец уткнулся в грудь Кусланда. — Они... им нужен длинноногий. С круглыми ушами. Человек. Не ты и не ты, — она помотала головой в сторону эльфа и коссита. — И не вы... низкорослые. Нужен человек. Иначе не выйдет. Иначе все зря...
— Что — зря?
— Все. Все, что они делают. Что они... будут делать. Им... нужны новые. Много. Для... для войны. Нужны новые матки. Поэтому они забрали... ее. Она превратят ее... Но без такого же, как она, мужчины, ничего не... не получится. Поэтому они послали меня за ним.
Воины переглянулись.
— Тебя послали за мной? — Айан недоверчиво прищурился, осмысливая услышанное. — Чтобы превратить Морриган в... в матку? А матки... делают... новых порождений тьмы? Создатель милосердный! Но почему они не пришли за мной сами?
Геспит опустила руку, отступая на шаг.
— Всех увел Большой Хозяин. Всех... оставил лишь тех, кто следит за маткой... кормит ее. Заботится о новорожденных. Вы и ты убили... многих. Их, оставшихся, больше вас. Но они слабы. Знают, что не одолеть. Они хотят тебя в ловушку.
— Почему же ты не делаешь, как они говорят? — вмешался Эдукан, с брезгливостью разглядывая отвисшие едва не до пояса кжаные мешки, что ранее были грудями гномки. — Ты ведь вурдалак. Такие, как ты, служат порождениям тьмы. Отчего предупреждаешь нас?
Безумная женщина усмехнулась.
— Вурдалак я. Служу. Но наземница говорит — вы можете помочь... пробиться... к Бранке. Хозяева... не могут, а вы... да. Я, Геспит, хочу... нужно к Бранке. Она знает — зачем. Потому и не пускает. Но вы поможете... Я... отведу.
Часть 50
Стена, к которой пришли спутники Стража, следуя за своей более чем странной, проводницей, располагалась в самой дальней части Боннамара, сливаясь со скальной грядой, за которой, как им казалось раньше, ничего не было. Впрочем, они уже имели возможность убедиться в способности тварей умело прятаться, когда, по пути сюда, по указке Геспид, подожгли с виду не примечательную жижу из густой скверны, что преграждала выход из города дальше, на Тропы. Даже несмотря на предупреждение гномки, вид выскакивавших прямо из пламени визжащих порождений тьмы, порождал страх и омерзение. С трудом им удалось расправиться с этой засадой, впрочем, расставленной на них очень ловко. Не будь они предупреждены заранее, так или иначе, но, отправившись в путь, угодили бы прямо в нее.
— Хозяева вырыли яму, — окинув равнодушным взглядом догоравшие разбросанные големом останки порождений тьмы, бросила Геспит. — Натаскали жижи... скверны. Мне сказали: пришлые не знают — увязнут. Будет много мяса... свежего мяса. Только длинноногий... с круглыми ушами. Должен остаться жив. Он — для матки. Земная красота... его съест, — гномка вздохнула, махнув рукой. — Торопиться вам нужно. Начали уже с ней. Разум оставит ее... скоро.
Торопиться пришлось недалеко. Геспит подошла к самой стене и, пошарив за ней, с усилием отогнула несколько толстых жилистых мясных наростов, открывая узкий проход в глубокую нору. Однако, по мере того, как они протискивались во тьму вслед за гномкой, сбивая со стен мясные побеги, и перемазываясь в скверне с головы до скользивших в жиже ног, проход делался все шире, перерастая в пещеру. Здесь уже было так жарко, словно в непосредственной близости протекали раскаленные соки земли. Само дыхание под закрытыми шлемами обжигало, как испарения плавильных печей, и лишь мысль о том, что нагревшийся металл защищает от заразы, бывшей здесь везде, удерживала воинов от того, чтобы сорвать его с головы.
Издали, все приближаясь, доносились утробные взревы, шлепки чего-то большого и тяжелого по жидкой скверне, громкое бурчание и похожие мокрые звуки. Иногда сквозь них прорывались как будто бы голоса, или, быть может, даже приглушенные вскрики. Но последнее могло и показаться. В непрестанно доносившихся влажных бормотании, чмоках, всхлюпах и гулких стонах было непросто различить иные звуки и, в особенности, речь.
Меж тем, добравшись до края пещеры, оканчивавшегося переходом в другую, куда более темную, Геспит сделала им знак остановиться. С проворством, которое трудно было бы предположить в ее неуклюжем обрюзгшем теле, гномка в мгновение ока оказалась у входа и, заглянув куда-то во тьму, приглашающе мотнула головой.
— Идите. Справитесь. Только... не подходите к... Ларин. Не любит... чужих... плеваться... будет.
Кусланд первым шагнул в пышущий жаром и тептыми испарениями проход. После того, что уже довелось увидеть, казалось, удивиться ему было бы непросто. Однако увиденное в едва разбавленном полумраке новой пещеры на несколько мгновений заставило его замереть в оцепенении от ужаса и омерзения.
Скверна, разросшаяся и застарелая, была здесь уже везде — стены и пол пещеры полностью скрывались под ней, топорщась надоевшими мясными цветами и целыми коконами, из которых стекала и отваливалась цельными кусками невообразимая желеобразная дрянь. Царившие здесь духота и вонь, казалось, могли сгноить любые внутренности. Однако не это поразило застывшего Командора.
Большую часть пещеры занимало громадное, непонятное существо, что могло бы выбраться из его самых жутких кошмаров. Огромное кольчатое тело, несколько отливавших гноем и слизью, до неимоверности раздутых брюх и подрагивавшие в жиже щупальца — все это предавало твари сходство с исполинской гусеницей, если бы не ее самый верх, венчавшийся торсом, что был отдаленно схож с женским. На теле чудища тряслись два ряда огромных, сочившихся скверной сосцов, уже явно указывавших на то, что что-то женское в нем все же имелось. Существо вяло шевелилось и взгуркивало. Внимания на вошедших оно не обратило вовсе, будто бы будучи полностью поглощенным собой.
Несколько мгновений Страж был настолько занят созерцанием твари, что не сразу понял, что в пещере был кто-то еще. Лишь несколькими мгновениями позже, обернувшись на раздавшийся откуда-то сбоку полузадушенный стон и звуки борьбы, сумел разглядеть в стороне то, что было не частью чудовища.
Среди зарослей скверны, вросшая в нее руками и ногами, на коленях стояла Морриган. Хотя стояла — сказать было бы неправильно. Молодая ведьма беспрерывно корчилась, пытаясь высвободиться из лап или хотя бы отвернуться от обступивших ее порождений тьмы. Крепко ухватив за пропитанные слизью мокрые волосы, рослый гарлок не давал девушке опустить лица, притиснув одним боком к себе и пытясь помешать вырываться. Другой топтался рядом, разжимая пальцами ее израненный рот и пытаясь наклониться к ней, чему Морриган отчаянно пыталась противиться. Где-то в темноте копошился третий, что-то делая между разведенных бедер пленницы. Сознание Кусланда еще выхватывало раздутый, точно она уже носила дитя, грузно провисший живот ведьмы, в то время как его тело уже в несколько прыжков преодолело расстояние, отделявшее от мучителей. Никто из тварей не был вооружен, потому, к моменту, когда, вслед заа Стражем, в пещеру пробрались его спутники, все было кончено. Эдукан придержал эльфа, дернувшегося было помогать Кусланду, который, стоя по колено в жидкой мерзости, вырезал полубессознательную Морриган из цепких мясных захватов и отрицательно мотнул головой.
— Слишком много скверны.
Айан подхватил ведьму на руки, но та из последних сил оттолкнула его. Упав на колени, Морриган сунула пальцы в рот, и ее вырвало той же мясной мерзостью, что была вокруг. Не глядя, она приняла от Кусланда флягу и, давясь, стала жадно глотать бывшую в ней воду. Потом заставила себя вырвать еще и еще. Айану смутно припомнилось похожее — когда он и Алистер так же спасли из плена Дайлена Амелла. С трудом Страж и все-таки подоспевший Зевран смогли заставить трясшуюся и кацавшую зубами Морриган подняться. Переглянувшись с эльфом, Кусланд отрицательно покачал головой.
— Никаких следов скверны. Ничего. Не знаю, как такое могло получиться, но... она не заражена.
Они дернулись на звук. Лежавшее в пещере чудовище заволновалось. Гуркая и хлюпая чаще обычного, оно дрожало и перекатывало свое раздутое тулово, поводя в сторону короткими жирными руками и вскидывая морду. Нижняя самая толстая его часть напряглась, высвечиваясь жилами. Чудище волновалось все сильнее, взревывая и мотая башкой. Щеки-брыла тряслись, из безгубого рта летела пена вперемешку с тягучей слюной.
— Что это? — одними губами переспросил Зевран, глядя на тварь во все глаза. — Как...
Он не договорил. Огромное, бурчавшее брюхом порождение тьмы напряглось. По его тулову словно пробежали волны. С хриплым ревом оно стало исторгать из себя огромные куски густого дерьма, делая омерзительную вонь пещеры еще гаже. От натуги морда твари сделалась лиловой. Воины отряда, безумная Геспит, и даже Морриган замерли, в безмолвии созерцая испражнение чудища, надутые бока которого опадали по мере того, как в едва проглядывавшейся тьме пещеры появлялись все больше продолговатых затянутых мокрой пленкой из скверны кусков. Наконец, чудище выдавило из себя последнее, и, утомленное, замерло, свесив руки и тяжело и часто дыша. Его жирный верх и заметно уменьшившееся тулово были мокрее обычного, исходя стремительно выступавшей, блестящей жижей.
— Чтоб меня... мне... великие предки!
Впервые в жизни не сумев выругаться так, как того требовало его естество, Огрен в растерянности тискал секиру. Зевран с силой закрыл глаза, заставив себя моргнуть. Несмотря на то, что лица их были скрыты под наличниками шлемов, коссит, бывший хартиец и гномий принц казались не менее изумленными увиденным. Их изумление усилилось, когда исторгнутые куски дерьма начали понемногу шевелиться, взрывая изнутри затягивавшую их пленку...
— Это генлоки! — очнувшийся Дюран покрепче перехватил рукоять топора. — Гниль пещерная, так вот, как делаются эти твари!
Выползавшие из обвисавшей лохмотьями пленочной мерзости порождения тьмы казались еще бестолковее и тупее, чем являли себя без Зова архидемона. Но телесный вид был таким, какими привыкли их видеть люди — разве что без доспехов. Твари бесцельно копошились, неосознанно пытясь ползти к своей чудовищной матери. По-видимому, те зачатки разума, что даровал из Зов, еще не успели пробудиться в них.
Всеобщее оцепенение длилось недолго. Первой очнулась Морриган. Желтые, уже осмысленные глаза ведьмы, сверкнули. Стряхнув пальцы Зеврана, она шагнула вперед и вскинула руки. Между ее ладоней, уплотняясь и рассеивая все набиравшую силу, сплетались нити жаркого пламени. Огонь в руках ведьмы рос, полыхаая уже ярче большого костра, и бросая уродливые тени на стены и высокий потолок пещеры. Когда казалось, что пламя было готово поглотить всю ее фигуру, Морриган размахнулась, и швырнула полыхавший сгусток в копошившихся порождений тьмы...
Морриган открыла глаза. В первые мгновения ей показалось, что она досматривает успевший измучить старый сон — о том, что Кусланд пришел и спас ее. Всякий раз, когда она выныривала из глубин небытия, ей снилось одно и то же — лицо Кусланда, его меч и трупы тварей у их ног. Вот и теперь измученному рассудку ведьмы привиделось — на грудь и руки больше не давили путы из чьих-то жил, раздутое чрево не оттягивала насильно вталкиваемая рвотная жижа, а низ не тянуло тупой надсадной болью. Морриган вновь зажмурилась, а потом резко подняла голову.
Она лежала на полуистлевшем тюфяке, накрытая чьим-то плащом. Большая комната с высокими потолками, выстроенная, без сомнений, гномами, освещалась от сложенного в ее центре очага, над которым висел знакомый котелок. Возле костра, уткнувшись лбом в колени так, что его светлые волосы скрывали лицо, сидел Зевран. В руке у него подрагивала длинная ложка. Чуть поодаль, поджав ноги, друг напротив друга сидели гномы и втроем резались в карты.
