Гермиона задумалась и позвала Дорни, который принёс мне шоколад и чай, много чая, супер-сладкого. Перекусив, я восстановил энергию и более-менее неплохо себя чувствовал. Только на мели.
— Герм, вон там на полке лежат накопители. Кристаллы, дай мне их.
Гермиона тут же встала на диван и с полки телекинезом попыталась взять кристаллы. Не получилось, пришлось ручками. Она протянула мне кристаллы, наполненные под завязку маной. Я высушил четыре кристалла и поднялся, приведя мышцы в тонус.
— Подожди здесь ещё немного…
* * *
Вернулся я в Англию очень скоро. На этот раз я действовал так же, как всегда — Джунгли. Огромный океан жизненной энергии, из которого я зачерпнул сколько смог сохранить. Заодно и на себя потратил, подлечив магическое ядро, и прозапас оставил. И вернулся в тот же момент, когда уходил. Прошло всего пять минут — а я снова свеж и полон сил.
Гермиона сидела в гостиной и думала, пила сверхсладкий чай и кушала сникерсы.
— Гарри, — она подскочила, — где ты был?
— Слетал кое-куда, зачерпнул жизненной энергии сколько смог, — я поднял руку с налившейся цветом татуировкой, — Пошли. Подстрахуешь финальную стадию операции.
— Ты уверен? — она была вся в сомнениях, — всё-таки тело…
— Да, пошли.
На входе в оперблок Гермиона вздрогнула и посмотрела на лежащее тело на операционном столе с отвращением. Потом — с интересом. Я прокомментировал:
— Тело приведено в посмертное состояние. Смотри, оно тёплое ещё, — положил ладонь на лоб пациентки, пока ещё мёртвой, — я законсервировал его магией, так что гнилостные процессы остановлены.
Гермиона подошла и с любопытством взглянула на тело. Теперь было не так страшно. На столе лежала женщина, симпатичная, с рыжими волосами, в украшениях, и выглядела чуть бледнее, чем живая, иначе бы можно было сказать, что она просто спит. Гермиона цыкнула зубом:
— Красивая. И на тебя немного похожа.
— Ещё бы. Что ж, вон там стоит диагност, включи его.
Пришлось делать самому, Гермиона в технике не разбиралась. Я включил все диагностические и медицинские приборы, следящие за работой органов, состоянием тканей, работой мозга. Мозг был мёртв, но по телу проходили слабые нервные импульсы — как остаточные токи после выключения электричества — редко и слабо.
Наконец, я продолжил операцию и вместе с жизненной энергией начал откат во времени, стало намного сложнее, энергия уходила, но с каждой минутой тело розовело и приобретало жизнь. Через десять минут работы, когда я перекачал уже больше половины энергии, приборы показали резкое увеличение количества нервных импульсов и жизнь тканей. Я выбрал момент за пять-десять секунд до смерти и погрузил пациентку в глубокий сон. Приборы показывали обычную магическую искусственную кому. На этот раз я не свалился, просто сел на стульчик и расслабился. Гермиона всё ещё была до крайности напряжена и поглядывала с опаской:
— Всё в порядке?
— Ладно. Поскольку ты маг не то чтобы сильный, но теория у тебя великолепно идёт, тебе прямая дорога в медицину. Вот и попробуй себя на этом поприще, — по правде говоря, приборы и гора чар на столе и прочих предметах сами бы обеспечили реанимацию пациента, но я готов дать подруге почувствовать себя…. Скажем так, особой. Это возможно предрешит её жизнь.
Гермиона побаивалась, но под моим руководством включила несколько приборов, приложила к лицу пациентки кислородную маску, искусственное дыхание, пока грудь не стала вздыматься в нормальном, пусть и слабоватом, дыхании. Гермиона радовалась как ребёнок, получивший в подарок на рождество весь магазин игрушек. Я же просто был доволен хорошо проделанной работой.
Вот только дальше всё пошло не по плану — пациентка резко вскочила и наставила на Гермиону палочку, заставив Герми завизжать и… окаменить пациентку.
— Ну ёпоть-копоть, — я встал со стула, — Герм, не используй свою силу просто испугавшись!
Гермиона, кажется, поняла, что натворила и разревелась. Так что мне пришлось сначала успокаивать её, утирая слёзы, а потом откатывать время ещё раз на пять минут назад. И превращать статую Лили Поттер в живую и здоровую Лили Поттер, ещё раз наставившую на меня палочку. А, ну понятно, адреналин зашкаливает. Она не бросилась обнимашки делать — огляделась вокруг недоумённо:
— Кто вы? — прозвучал красивый, но требовательный голос, — где я? — она посмотрела на заплаканную Гермиону и немного смягчилась, — Что здесь, во имя Мерлина, происходит?
— Чудеса, да и только, — я посадил Гермиону на стульчик и встал перед пациенткой, — ты палку то убери, мы не враги. Что последнее ты помнишь?
— С какого я тебе отвечать должна? — она была ещё на адреналине, — а, впрочем, плевать. Волдеморт? Где эта скотина?
— Сдох. Предположительно. Да ты садись, — я вытащил из рук её палочку и усадил на стул, — итак, проверим память. Назови себя?
— Э…. — Женщина, хотя скорее симпатичная девушка, была ошарашена изменением обстановки и в лёгком шоковом состоянии, — я Лили. Лили Поттер. А вы…
— Хорошо, Лили. Какой сейчас год?
— Восемьдесят первый, — ответила она абсолютно уверенно, — что за вопросы? Где я?
— Я отвечу на все вопросы, но после вас. Вы помните вашу сестру?
— Петунию? — Лили удивилась, — откуда вы её знаете?
— Очень хорошо, — кивнул я, — оперативная и долговременная память в порядке. Предположительно. Ментальных дефектов не наблюдаю, сердцебиение учащённое, чуть-чуть завышен адреналин, угнетена нервная система…
Я взял настой из валерьяны из большого шкафчика с лекарствами:
— Закатайте рукав.
— Эй, — она возмутилась.
— Ну или просто выпейте это, — протянул ей валерьянку, — валерьяна обыкновенная. Двойная доза. Вам будет полезно.
Пациентка наконец-то выпила валерьяну, проверив её на яды и обнюхав, после чего начала с любопытством оглядываться вокруг. Гермиона притихла в уголочке.
— Что ж, Герм, похоже, неизлечимых болезней нет. Даже смерть лечится, если правильно подойти к делу.
Гермиона коротко кивнула, похоже, из-за нервов и собственной оплошности потеряла желание говорить. Ушла в себя. Я не давал ей и дальше потеряться в собственных мыслях, впрочем, были пациенты и нужно было ими заниматься.
— Боюсь вас огорчить, Лили, но ваш муж мёртв.
— Я как бы догадалась, — язвительно сказала она, — а что с моим сыном? Где он? Что с ним? — она похоже вспомнила обо мне и порывалась бежать спасать. Но было поздно.
— Лили. Успокойтесь, все остальные живы. Ну, почти все. Во-первых — всё, что здесь произошло — абсолютная, непреложная тайна. Сейчас тысяча девятьсот девяносто третий год нашей эры, четвёртое августа, восемь вечера, если вам вдруг интересно…
Лили удивлённо на меня посмотрела:
— Вы издеваетесь?
— Ничуть. Ни в малейшей мере, — абсолютно серьёзно сказал я, — боюсь, прошедшие двенадцать лет вы были немного не в форме. Вернее, в состоянии трупа лежали в собственной могиле.
— Это бред, — она поднялась и серьёзно на меня посмотрела, — никакая магия не может воскресить мёртвого!
— И да, и нет, Лили. Есть лишь одна сила, перед которой пасует даже смерть. Это время, — я улыбнулся Маме, — нет ничего сильнее времени. Но не буду голословным, если быть точным, я использовал одно из сильнейших заклинаний, которое только существует и выдернул вас из времени. Изменил время персонально для вас и для вас нападение Волдеморта на семью Поттеров было полчаса назад, — я встал и взяв с полки газету, протянул её Лили, — читай, вопросы потом.
Она схватила газету и начала пристально читать. Это была газета восьмидесятых, о нападении на семью Поттеров, о смерти их обоих и том, что Дамблдор спрятал малыша где-то. Лили посмотрела на дату газеты. Прикусила губу и посмотрела на меня изумрудно-зелёными глазами, точно такими же, как у меня.
— И что это значит?
— Добро пожаловать в мир живых, — я улыбнулся, — правда, есть сложности с возвращением в общество. Я не хочу, чтобы каждая собака знала, что я умею возвращать мёртвых к жизни. Поэтому придётся либо подготовить общество к этому, либо вообще отказаться от идеи возвращаться под именем Лили Поттер.
— Да? — она пристально на меня посмотрела, — а вы, молодой человек, не представитесь ли?
— О, я Генри Поттер. А это моя подруга и ассистентка, Гермиона Грейнджер, — представил я Герми, — впрочем, весь мир знает меня под именем «Гарри». Хоть кол на голове теши, ничего не помогает… — покачал я головой.
Лили удивлённо на меня посмотрела, нашла сходства и бросилась обниматься, чего я не ожидал. Но не удушала, как Гермиона, а быстро отступила:
— То есть ты…
— Да, да, он самый, — я улыбнулся.
Лили наконец-то признала меня и минут пять снова обнимашки делала, пока я не запросил пощады. А потом меня ждало тяжелейшее испытание — любопытство. Подумать только — столько всего неизвестного. А женское любопытство — страшная сила!
Примечание к части
___________ По традиции пишу здесь просьбу помочь автору вылезти из финансовой жопы. Поел печеньку, написал главу. На выходные понадобится много печенек и будет много глав. Так что сбор средств открыт! https://money.yandex.ru/to/410014117795315 #Зима_Близко
>
39. Microchiroptera
Мама была просто ужасно энергична. Казалось бы, ничего особого не произошло — она была просто квинтэссенцией гиперактивности. Мама выела все мозги Гермионе, перечитала всю подшивку пророка, при этом матерясь сквозь зубы и восклицая самыми нелестными эпитетами в адрес Дамблдора. Наконец, добралась до моих похождений и долго радовалась. И, признаться, я никогда ещё не чувствовал столько радости, что мама меня хвалит и гордится мной. Это по поводу спасения Лонгботтомов. Я не отходил от неё ни на шаг, всё, что мне нужно сделать — делал в безвременьи и повторах, но и сейчас не мог много раз повторяться — потому что желание побыть поближе с мамой было огромным. Гермиона покинула нас, приняв обет молчания, а я уже со следующего после операции утра был разбужен и чуть ли не обнюхан мамой. Она выглядела при этом очень строго, вернее, пыталась выглядеть строже. Она тут же начала меня расспрашивать:
— И как ты жил все эти годы? Где?
— Эм… — не лучший разговор за завтраком, но…
— У Петунии и её борова-мужа с хрюшкой-сыном.
— О, боже, — мама вскочила, — как такое могло случиться? Это невероятно, это… — она заходила туда-сюда по кухне. Очень… знакомо. Я тоже так хожу туда-сюда, когда нервничаю. Мама остановилась:
— И как ты кушал? Они поди тебе поесть не давали нормально?
— Мам, я в порядке. Это я тебе как доктор говорю, у меня прекрасное состояние тела. Здоровое, сильное и симпатичное, чего греха таить. Это у меня от мамы с папой, — сделал ей комплимент, — позволь кое в чём разобраться. Просто позволь посмотреть некоторые воспоминания о папе.
— Воспоминания? Ты хочешь залезть мне в голову?
— Если ты сконцентрируешься. Я хочу выяснить, что он за человек, прежде чем решить его судьбу.
Мама задумалась и тряхнула копной рыжих волос, грустно вздохнула. В глубине её изумрудных глаз промелькнуло беспокойство:
— Не думаю, что ты захочешь вернуть Джеймса. Он был хорошим человеком. Смелым, но жестоким. И чего греха таить, заносчивым…
Значит, я был прав. Папа не был ангелом, скорее даже наоборот, засранцем. Которого, конечно же, полюбили девушки. Девушки любят засранцев, на себе проверено. Но если я… А, впрочем, чего греха таить? Я такой же засранец, как и мой отец, вот только я сбрасываю всю свою деструктивно-хулиганскую составляющую в повторах, оставляя на поверхности истории только милого, умного, со всех сторон хорошего человека. Но я не зазнаюсь, и упаси боже — не издеваюсь над слабыми. Не моё!
Было странно, что мама так быстро решила судьбу папы. Наверное, не всё у них было так гладко в семейной жизни, как писали газеты. Я вообще склонен верить газетам — если в них написано что-то — значит в реальности всё наоборот. И это точно.
Мама была одета в одежду нарциссы, тем более, что у них одинаковые размеры, за мелкими исключениями. Нарси хранила гардероб в моей квартире, поэтому проблем с женскими вещами у меня не было. Мама облокотилась о стол, поводив кусочком бекона с соусом по тарелке, оставляя из соуса ровные следы и спросила, глядя в белизну фарфора:
— Гарри, мне немного непривычно то, что происходит. Это кажется бредом.
— Согласен. Но у твоего сына есть способности, равных которым нет ни у кого. Практически неограниченная сила. Смотри, — около камина лежали спички, большие, каминные. Я взял спичку и зажёг её, охватил хронокапсулой верхушку спички и откатил. Огонь застыл, словно твёрдый, а потом медленно пополз обратно, оставляя после себя не уголь, а дерево… И наконец, вспыхнул обратно и медленно впитался, вернув в первоначальное состояние серную головку спички…
— Магия времени?
— Она самая.
— Эх, — Мама грустно улыбнулась, — Гарри, ты стал таким большим… Мне непривычно, только вчера я тебя на руках держала и грудью кормила, а сегодня ты такой большой и важный… подросток.
Я улыбнулся:
— А уж мне то как непривычно. Всю жизнь я был сиротой, ребёнком героически погибших родителей. А теперь… бац, и ты жива.
— Да? По-моему, ты многое сделал. Да и не выглядишь ты на тринадцать, какой-то ты не такой.
— Знаю. Власть над временем — серьёзная штука. Я прожил гораздо больше, чем кажется. Больше, чем ты в разы, — сердце заполнила грусть, — скучная, долгая, бесконечно долгая жизнь, наполненная тренировками, тренировками и учёбой, и снова тренировками.
— Сколько? — она удивилась и спросила несколько затравленно, — сколько тебе?
— Ну, я не считал точно. Около полусотни, может, больше. Я прошёл долгий путь, чтобы вернуть тебя к жизни. Изучил медицину на уровне лучшего в мире врача, научился сражаться с магами много сильнее Дамблдора, прошёл множество трудностей…
— Ах, Гарри, — она растрогалась, — Мальчик мой, как ты так себя загонял? Так нельзя, нужно же отдыхать! Ты должен быть ребёнком, веселиться, играть с друзьями….
— Мам, это пройденный этап. Хотя я умею веселиться, и играть с друзьями… — я улыбнулся, — Главное, что я теперь не один. У меня есть ты, мамуль. А остальное… что ж, остальное — мы переживём.
— Но Гарри, милый мой, как же ты тогда живёшь? На что? Почему с тобой нет никого?
Я задумался. Сказать? Определённо, не нужно делать секретов из своей жизни. Собравшись с силами и убрав щелчком пальцев замызганные тарелки с остатками бекона, я попросил дорни принести вина и налил маме бокал. Мама хотела воспрепятствовать, но я, как доктор, настоял. Да и нервы успокаивает.
Она отпила вина и заметно повеселев, продолжила ждать моего ответа.
— Со мной есть все, кто мне нужен. Сначала я поехал в Японию, учиться магии настоящим образом. Там встретил девушку… Аки… Она была очень милой японкой, мы были маленькими и глупенькими. Влюбились, лыбзались некоторое время…. А потом её дедушка захотел меня использовать в политических играх. Думал, что я не пойму. Понял и бросил Аки.
