Маришка покончила с собой две недели спустя после того, как первый корабль с людьми вернулся в Солнечную систему. С людьми? Нет. Ими мы уже не являлись. Только твердотельные носители психоматриц, разработанные гениальным Ройко, позволили нам перенести путешествие внутри конструкции, которую и кораблем-то сложно назвать. Никаких систем жизнеобеспечения и жилого пространства, только каркас, запасы рабочего вещества, силовые установки да отсек с носителями некогда человеческих сознаний. И ускорения, которые биологические тела не смогли бы выдержать даже в гравикомпенсаторах. Вот еще одна глупость, на которую способен лишь человек: не было ни единой причины посылать к Земле драгоценные человеческие психоматрицы. Субсвязь вполне могла передать нашим рецепторам поток данных с любых приборов и установок, управляемых искинами. Но мы не могли иначе — точно так же, как я до сих пор являюсь к Земле лично вместо того, чтобы просто подключиться к массивам своих сенсорных блоков. Мы, дети Солнца, стремились назад, чтобы увидеть случившееся своими глазами.
Я убил Маришку — и не только ее. Полные безотчетного ужаса сообщения нашей экспедиции погубили многих и многих. Тех, кто, как и я, полагали себя свободными от детской колыбели, жестоко ошибаясь в своей гордыне. Безжизненные космические заводы и лаборатории, фермы и энергостанции, детские сады и развлекательные комплексы стали лишь первым предупреждением. Мы стремились к Земле — и в то же время как можно сильнее старались оттянуть момент истины. Траекторию подхода специально проложили в плоскости эклиптики, и те месяцы, что мы шли к Земле сквозь насыщенное мертвыми конструкциями пространство, мы всеми силами заставляли себя не думать, что найдем на планете. Заставляли — хотя уже подсознательно знали правду.
Погибли не только люди. Неведомый злой дух, обрушивший свой гнев на нашу родину, уничтожил все, до чего дотянулся. Биологическая жизнь в системе полностью прекратила свое существование. И не уцелело ни одного искина, способного сообщить, что же случилось на самом деле: водород-керамические схемы распались точно так же, как и углерод-водородные связи в органике. Лишь выл над мертвой Землей ветер, наметающий барханы стерильного песка над руинами некогда гордых небоскребов...
Мы до сих пор не знаем, что же случилось на самом деле. За четыре с половиной миллиона лет фантомные зонды перетряхнули каждый кубический миллиметр пространства в окрестностях трех лет от Солнца в надежде найти хоть какую-то подсказку. Тщетно. Зато мы примерно знаем количество людей на Станциях, покончивших жизнь самоубийством в течение стандартного планетарного месяца после нашего прибытия: около двух тысяч. Потом эпидемия суицидов пошла на спад, но Первое поколение — первопроходцы и исследователи — практически перестало существовать. Почему остался жить я? Из-за науки и своих изысканий? Маришка не оставила мне никакого сообщения. Она просто уснула навсегда, отправив мне реквизиты доступа к своему личному архиву. Прошло четыре с лишним миллиона лет, а я так и не решился заглянуть в ее дневник. Возможно, потому, что боюсь понять ее — и уйти так же, как она.
Четыре с лишним миллиона лет я существую, не зная, зачем. Многие и многие Ушли, не выдержав бессмысленности существования. Нас осталось меньше тысячи — Демиургов, когда-то бывших людьми, а сегодня бессмысленно убивающих время на виртуальных и реальных игровых площадках. Меньше тысячи — из восьмидесяти миллиардов.
Я подобно некоторым своим товарищам с головой ушел в науку. Физика пространственного континуума стала для меня стержнем жизни. Я не участвую в играх и не поддерживаю Рейтинг, так популярный среди молодежи. У меня свои развлечения — "набери побольше данных" и "придумай теорию позаковыристее". Залежей накопленной мной информации иной цивилизации вроде паллийской хватило бы на тысячи лет вдумчивого изучения. Кажется, кличка "харлам" давно стала нарицательной для сухого бесстрастного зануды, хотя в глаза мне о том никто не говорит.
Я с головой погрузился в свои эксперименты. Я создаю карманные вселенные, зажигаю звезды и играю с законами физики, как ребенок играет с цветной мозаикой. На старой Земле меня, наверное, назвали бы богом. И я изо всех сил пытаюсь забыть о случившемся четыре с половиной миллиона лет назад. Безуспешно. Иногда что-то заставляет меня бросать все дела, концентрировать сознание в одной точке — и смещаться к Земле. Рядом с планетой, которая старше меня в тысячу раз, я ощущаю странное спокойствие со стрункой негромкой печали. Возможно, раньше люди то же самое чувствовали на могиле родителей. Я смотрю на неспешно вращающийся желто-серо-голубой шар и пытаюсь не думать о том, что ждет нашу расу в будущем.
Возвращаются ли к колыбели разума другие мои ровесники? Вероятно. Иногда, по крайней мере раз в две-три терции, зонды ловят всплески возмущений, характерные для создающейся точки восприятия. Но мы никогда не говорим об этом друг с другом. Никогда.
Зачем я постоянно возвращаюсь к Земле? Зачем я, угрюмый педант и затворник, поддался на уговоры Джао и примкнул к фарсу так называемых "паладаров"? Ответ "не знаю" — и там, и там. Но, кажется, я постепенно начинаю понимать.
Мертвая серо-желто-голубая Земля — и живая, пока еще живая зелено-голубая Палла. Две планеты: одна возникшая спонтанно и давшая жизнь голой бесхвостой обезьяне, сумевшей добраться до звезд — и другая, созданная искусственно, тщательно, с прилежанием, чтобы другой вид бесхвостых обезьян никогда не заподозрил, что создан на потеху пресытившимся богам. Планеты такие разные — и такие похожие в своей судьбе. Изучая сумасшедший дом, в который превратилось пространство вокруг Паллы, я не могу отделаться от мысли: а что, если Земля погибла по той же причине? Что, если вот такой же неведомый Арасиномэ явился к ней из глубин космоса, чтобы... зачем? Возможно, их притягивают звезды определенного типа, как коал притягивают эвкалиптовые листья. Или же они реагируют на следы разумной активности, чтобы уничтожать конкурентов до того, как те станут опасными. Или же речь просто о случайных совпадениях. У нас слишком мало данных, чтобы заниматься спекуляциями, но если совпадения не случайны — что я стану делать? Попытаюсь отомстить за кошмар, пережитый в юности? Дам местным обезьянам пространственный деструктор, чтобы те отомстили вместо меня? Или с обычной холодной отстраненностью исследователя изучу явление, разложу его по полочкам, отправлю результаты в Архив и найду новую тему для изучения?
И опять я не знаю ответа. Возможно, научные изыскания для меня тоже самое, что Игра — для остальных: просто способ убить ни на что не пригодную вечность. Вполне возможно, когда-то мне окончательно опостылеет такая жизнь, и тогда я Уйду, даже не в темный сон, а совсем. И останутся после меня лишь огромные залежи информации, в которые больше никогда не заглянет ни одна живая душа.
Игра... Я всегда относился с презрением к тем, кто ей занимается. Я не одобрял даже Джао, своего ученика, который случайно изобрел ее, а потом использовал для проведения социологических экспериментов. Вроде бы тоже наука, но какая-то примитивная, приземленная, с постыдно-чувственным оттенком. Но оглядываясь назад, я вижу, что все не так просто, как мне хотелось бы представлять. Игра — потакание низменным чувствам, сохранившихся в наших психоматрицах еще со времен бесхвостых обезьян, да. Однако кто мог представить, что глупая драка двух мальчишек, Камилла и Джао, в песочнице Текиры в конечном итоге даст нам новое поколение молодежи? Кто знал, что юная девчонка, по стандартной шкале времени не разменявшая даже первую секунду, окажется в состоянии собрать в единую команду не только нескольких своих сверстников, но и нас, Старших? Фактически — всех, кому еще не совсем безразличен окружающий мир. Когда мы с Твереком и Квентором в последний раз работали вместе? Ах, да — совсем недавно, по Джамтерре, любимому проекту Джао. А до того? И не вспомнить без копания во внешних кольцах памяти. Я, Квентор, Тверек, Миованна, Камилл, Майя, Джао — и Карина, Саматта, Масарик, Палек, а также несколько десятков других юнцов, которых пока еще без пригляда не выпускают из детской комнаты. Спроси меня еще секунду-другую назад, возможно ли такое, и я лишь скептически хмыкнул бы в ответ. Возможно, мир наконец начал меняться, потихоньку, постепенно, но меняться. Я боюсь спугнуть робкую надежду, а потому даже не стану задумываться, так ли это.
Все, хватит. Время для очередной бесплодной когитации закончилось. Я тянусь сознанием к ниточкам гиперсвязи, соединяющим мое сознание с сенсорными массивами и лабораториями — и только сейчас обращаю внимание на настойчивый сигнал срочного вызова. Ах, да, я же обрезал все каналы, чтобы не мешали думать, а форсировать сигнал вызывающий не захотел. Или не решился. Впрочем, для Джао последний вариант не проходит, малыш со мной давно не церемонится. Значит, дело важное, но не из серии "гибель Вселенной".
"Джао, контакт. Харлам в канале. Звал? Извини, только что заметил".
Пауза, потребная на переходы пакетов между вселенными.
"Джао в канале. Харлам, ситуация с Паллой становится все интереснее. Робин хочет с тобой пообщаться прямо сейчас".
Робин? Что вдруг потребовалось от меня юному застенчивому искину — или небу, как их стало модно называть с подачи нахального молокососа Палека? Впрочем, Робин — наша единственная ниточка к джамтанам, и если тем есть, что сказать...
"Подключай его по полному каналу. Ты сам присутствовать намерен?"
"Я, в общем, уже в курсе ситуации, но если пустишь, краем уха повторно послушать не откажусь".
"Хорошо. Включайтесь в мой кабинет".
Мне два с половиной дня — галактического дня! — от роду, я один из старейших живущих, но так и не научился толком пользоваться системой символьных каналов связи. Узнает кто — не поверит или даже поднимет на смех. Возможно, дело в том, что я был слишком стар уже тогда, когда они появились. Возможно, я просто ленив и туп — хотя нет, сливаться с лабораторными искинами я научился безо всякого труда. Так или иначе, для общения я предпочитаю древние, но проверенные методы виртуальных кабинетов.
Какое окружение выбрать для встречи? Пожалуй, так... Бескрайняя глубина космоса, испещренная мириадами звезд, тает и сменяется обстановкой небольшой уютной гостиной. Плотные шторы на окнах, монотонные зеленые обои на стенах, серо-желтые плюшевые диваны... и, наверное, еще камин с ярко пылающим огнем. Вряд ли обстановка подействует на Робина, не обладающего нашими эмоциями, но так комфортнее мне. Если уж узнавать новости об эпохальных потрясениях, то в маленьком привычном пространстве, где они кажутся далекими и не страшными.
Негромкая трель — и посреди комнаты возникает беловолосый мужчина в непривычной одежде. Я уже видел такую — и в музейных экспозициях, и в картинках с Джамтерры: деловой костюм начала двадцатого века того периода, когда время еще отсчитывали от рождества Христова. Похоже, Робин настолько вошел в роль координатора проекта, что не хочет из нее выходить даже при общении со своими. Тут же рядом оказывается голый негр могучего телосложения.
— Привет, Харлам, — небрежно машет Джао рукой и шумно падает на ближайший диван, проседающий под его тяжестью почти до самого пола. Недовольно стонут пружины. — Не обращай на меня внимания, я в разговоре участвовать не намерен. Тяжко, однако, существовать одновременно в двух разных вселенных, башка кругом.
— Так переместись сюда целиком, — советую я, устраиваясь в любимом кресле. — Гонять синхронизацию психоматрицы через пакетный канал — занятие для мазохистов. Здравствуй, Робин. Садись.
— У меня шесть параллельных проекций на Джамтерре и четыре на Текире, -отмахивается мой любимый ученик. — Пока заглушишь все корректно, пока потом снова поднимешь в нужных местах... Ну его. В общем, дальше без меня.
— Я благодарен за предложение, но мне все равно, — информирует меня Робин. — Расположение моей визуализации не влияет на мой психологический комфорт.
Впрочем, он все-таки аккуратно присаживается на диван, поддергивая на коленях брюки. А ведь хорошо у него проекция проработана, достоверно. Впрочем, он все время общается с Эталонами и первой стратой на Джамтерре, ему иначе нельзя.
— Я только что говорил с джамтанами, — без дальнейших предисловий говорит Робин. — Они обеспокоены.
Я молча жду продолжения.
— За последние минитерции я не слишком продвинулся в понимании Чужих. Проблема уже не лингвистическая, а, скорее, мировоззренческая. Их дробно-личностная природа не позволяет находить общие точки, способствующие пониманию. Однако их последняя передача в мой адрес на удивление ясна и недвусмысленна. Даю перевод.
Робин поднимает руку ладонью вверх, и над ней загорается пульсирующий желтый шарик.
— Я/мы вызываем дискретную сущность Робина, — в такт пульсации звучит бесстрастный мужской голос, использующийся искином для озвучивания передач джамтан. — Тема: события в...
Голос прерывается статичными помехами, обозначающими непереводимые участки.
— Следящий зафиксировал провал в континууме. Причина: энергичное взаимодействие Дискретных с Арасиномэ. Предоставляем рекомендацию: избегать контакта с объектом. Крайняя опасность. Возможно разрушение больших объемов континуума. Возможно исчезновение Дискретных. Прежние контакты Сферы с Арасиномэ вели к уплощению меня/нас с безвозвратной утратой отдельных сегментов. Арасиномэ ведет активную охоту на высокоэнергетические объекты. Арасиномэ обладает широким углом зрения. Сейчас Арасиномэ молодой и уплощенный, но быстро увеличивает размерность. Сфера разрывает канал к Дискретным для минимизации риска уплощения меня/нас. Восстановление канала после разрешения кризиса. Конец передачи.
— Вероятность точности перевода не менее восьмидесяти трех процентов, — поясняет Робин, опуская руку. — Я использовал термин "Арасиномэ", потому что наверняка речь идет именно о нем. Должен ли я дать свои выводы?
— Конечно, — соглашаюсь я. Та часть меня, которая когда-то являлась искином Тайшлеком, уже проанализировала передачу, согласилась с Робином и выдала список неотложных рекомендаций. Но сейчас мне интересно мнение молодежи.
— Во-первых, джамтане продолжают следить за деятельностью Демиургов во всех точках их присутствия, включая Игровые миры. Предположение, что они наблюдают только за Паллой, имеет чрезвычайно низкую достоверность. Во-вторых, Арасиномэ настолько опасен, что джамтане полностью разорвали связи с нами. С учетом гибели операционного блока в районе Паллы следует предположить, что Арасиномэ действительно умеет находить точки финиша каналов субсвязи и при необходимости способен пройти по всей сети наших коммуникаций, что ставит под угрозу саму цивилизацию Демиургов. В-третьих, "широкий угол зрения" почти наверняка означает, что Арасиномэ, как и джамтане, естественным образом воспринимает не только стандартное трехмерное пространство, но и минорные измерения. Следовательно, он способен пройти отсюда в нашу Вселенную и, возможно, именно оттуда и прибыл сюда.
