— И... куда это прилепить? Что за "шара" такая?
— Шар, — поправила она. — Единица измерения времени.
— И... — Я почувствовал себя, как на скользкой почве. — Чему он равен?
— Как и у вас, — заявила она со скромной улыбкой. — Одному обороту планеты вокруг звезды.
Я выпал в осадок:
— Ты хочешь сказать, что тебе только два года от роду?!
— Два шара, — поправила она. И пояснила, ревниво наблюдая за моей реакцией: — В один шар укладывается три тысячи шестьсот ваших лет.
— Что?!! — вскричал я в ужасе. — Три тысячи?!!
— Три тысячи шестьсот, — поправила она с нарочитым спокойствием.
— Это что ж за планета такая?!! — продолжал орать я, как на митинге — Она что? Где-то на задворках Вселенной ползает, что у неё год такой длинный?!!
— Я думала, тебя больше мой возраст обеспокоит, — удивлённо усмехнулась она. — А ты — про планету...
— Не, ну извини, но это же брехня какая-то! Я не настолько наивен, чтобы верить в такие сказки! И что это за звезда такая? Где она находится?
— Да вон она, — небрежно махнула она в сторону высоченного окна. — Каждый день на тебя смотрит.
Я обернулся. За окном расстилался уже намозоливший глаза индустриальный пейзаж, видимый с высоты птичьего полёта и освещаемый из-за гряды рваных скал низко висящим Солнцем. Вокруг него на фоне чёрного неба едва просматривалась россыпь далёких мелких звёздочек, затмеваемая яростными лучами нашего светила. Да ещё в зените торчал им же подсвеченный рыжий глобус Икара.
— Это ты про какую же из них?
— Что с тобой? — удивилась она. — Ты Солнца не видишь?
Я насмешливо покосился на неё:
— Это что? Шутка такая? Надо признать — довольно неудачная.
— Да какая там шутка? — оскорбилась она. — Посмотри на меня: разве похоже, что я шучу?
— Нет, не похоже, — согласился я, разочарованно откидываясь на спину и устремляя глаза в прозрачный купол потолка, через который во всех подробностях просматривался Икар в грязных разводах атмосферных циклонов. — Но и планеты такой в Солнечной системе нет. Это я знаю совершенно точно! В этом вопросе ты меня не обманешь.
— Я и не собираюсь. Просто я родилась на ней. А здесь, на базе, я нахожусь в рабочей командировке. По специальному заданию Создателя.
— Блин! — нервно хохотнул я и звонко хлопнул в ладоши. — Ещё одна! Там Прометей по ушам ездил, якобы с самим Богом на короткой ноге знается, теперь ты взялась лапшу мне вешать. Хочешь сказать, что лично сама Его видела? Говорила с Ним?
— Говорить — не говорила, но видеть — видела, — просто ответила она. — Перед тем, как сюда попасть. Для общения с Ним я пока статусом не вышла. Отец с Ним все дела обсуждает. А... кто это — Прометей? — в свою очередь спросила она.
— Здрасссьте-приехали! — съехидничал я. — Сочиняете одну легенду, но друг друга не знаете! Вы уж как-нибудь договоритесь на досуге, чтобы оно складно было!
— Нет, ну правда! Мне же интересно!
— Ай, да ладно! — отмахнулся я с досадой. — Потом как-нибудь. Длинная история. Сейчас не то настроение, чтобы разные сказки пересказывать... И вообще — не уходи от темы. Ты так и не сказала, как зовётся эта твоя сильно загадочная планета?
— Мардук.
У меня вдруг возникло невольное ощущение, что где-то это название я уже то ли читал, то ли слышал. А она пояснила:
— У неё очень сильно вытянутая орбита, как у долгопериодических комет. И поэтому она только раз в три тысячи шестьсот лет возвращается к Солнцу.
— Ну, конечно! — ядовито подхватил я. — А остальное время она болтается в темноте без тепла и без света! Только одно мне интересно: как это вам удаётся без всего этого ещё и цивилизацию свою на должном уровне поддерживать? Я уж не говорю о флоре и фауне! Знаешь, ты лучше не смеши меня! Придумай что-нибудь пооригинальнее! Если хочешь знать, то по астрономии у меня в школе была абсолютная "пятёрка"! Так что, я знаю, о чём говорю!
— "Пятёрка" — это оценочный балл? — догадалась она, смотря на меня с едва заметной снисходительной усмешкой, будто на зазнавшегося первоклашку.
— Вот именно! И — заметь! — самый высокий!
— Я не сомневаюсь... Но как быть с тем, что мой Мардук — реальность?
— Хорошо! — Я как-то не заметил, что отчаянно жестикулирую, увлечённый спором. — Хорошо! Но скажи ты мне, отчего орбита у него такая... гм!.. ну, не совсем, так скажем, обычная? Не как у всех планет? С чего вдруг такая привилегия?
— "Привилегия"! — вступилась она за свой мир. — Да такой "привилегии" и врагу не пожелаешь! Это наша беда, постоянная головная боль! С тех пор, как произошла катастрофа, мы только тем и заняты...
— "Катастрофа"? — перебил я на той же волне. — Опять, блин, "катастрофа"... Ну, и что за катастрофа?
Её слегка покоробило от моей бесцеремонности, но она продолжила с затаённой печалью:
— Это было ещё в глубокой древности... Произошёл захват Мардука вашим Солнцем. В период, когда наша звезда со своей Системой проходила слишком близко от вашей. До того времени у Мардука и орбита вокруг нашей Асолы была круговой, а не эллиптической, как сейчас, и жизнь на планете — комфортной. А теперь даже плоскость вращения нашего Мардука не совпадает с плоскостями вращений ваших планет. Она входит в Солнечную систему под непозволительно большим углом. И после того, как Солнце, провернув вокруг себя, выстреливает им, как из пращи, Мардук опять уходит в глубокий космос. На тысячи лет. И всё равно не может оторваться. Тяготение звезды слишком велико. В конце концов, он замедляет свой бег и поворачивает обратно к Солнцу, постепенно всё больше разгоняясь под действием его силы тяготения. И так — до бесконечности... Это беда, а не "привилегия"... Сколько людей погибло от холода и голода, пока мы научились жить в новых условиях...
Я как-то сразу притих в своём напускном нигилизме. Почувствовал, что она говорит лично выстраданную правду. И правда эта на поверку оказывалась такой древней, что до нашего времени информация о ней попросту не дошла. Если уж об этом времени, где мы сейчас пребываем с моими друзьями, мало чего осталось известно (да и то — в форме невразумительных легенд!), так чего уж там говорить о более ранней истории...
Кстати, о друзьях! Я о них как-то совсем позабыл с этими страстями! Они же остались вообще без защиты! Помогай ушёл. Я — вообще расслабился. Правда, браслет чего-то там обещал...
Я стряхнул оцепенение и стал собирать разбросанную по комнате одежду. Но она воспротивилась:
— Останься...
Уговаривать меня особо не пришлось. В её обществе мне было по-домашнему комфортно. А друзья — они поймут.
Я с усмешкой провёл рукой себя по животу:
— Ты даже не спросила, что это на мне за покрытие такое?
Она фыркнула:
— Главное, что не мешает. А зачем оно — догадаться нетрудно. Прячешься. От того, кто в нашем пространстве слеп, как младенец кифалы.
— Младенец кого? — удивился я.
— Животное такое. Из домашних любимцев... И вообще! — вдруг сверкнула она глазами с прежней страстью и обдала жарким дыханием. — Хватит о ерунде болтать! Иди ко мне!.. Ещё хочу... Не насытилась...
* * *
**
Но "насытиться" на сей раз нам не удалось. Страсть, конечно, вновь разгорелась буйным пламенем. Она лихо изображала из себя наездницу, а я, блуждая руками по её потному телу, в сладком забытьи пялился в прозрачный купол потолка.
Там, как я уже говорил, красовался Икар, будто пригвождённый к зениту среди звёздной россыпи.
Вот тут-то оно и полыхнуло! Прямо на моих глазах!
В первый момент я как-то не придал увиденному значения. Подумалось мимолётом, что от напряжения со зрением начались какие-то проблемы. Даже недовольно поморщился и сморгнул пару раз, пытаясь прогнать наваждение. Но не тут-то было...
На освещённой Солнцем стороне планеты возникла яркая точка. Очень яркая. И с катастрофической быстротой стала разбухать, увеличиваться в размерах. Дымка атмосферы, подсвеченная ею, поначалу огибала её по контуру, вспучиваясь над ней, потом схлынула и пошла волнами во все стороны, как от удара по воде.
А по телу планеты, с невероятной быстротой захватывая всё большее пространство, поползли зловещие изломанные багровые трещины, с каждой секундой увеличиваясь в толщине и в накале. Их цвет моментально изменялся на ослепительно-белый. Они лавиноообразно вспарывали тело несчастной планеты и, когда их багровые щупальца встретились на обратной, пока ещё тёмной стороне, Икар взорвался, многократно затмив собою свет Солнца!
Ослепительнейший свет залил собою всё вокруг!
И мне тут же открылась пронзительная истина!
День Икара нам отменить не удалось!!! Астероид-убийца был попросту не один!!!
Я практически мгновенно принял решение.
Надо срочно эвакуироваться на Землю и переждать катаклизм на дне океана!
Хотя и там будет несладко... Но мы выдержим...
Мы переживём!!!
На несколько секунд я ослеп. Глаза инстинктивно закрылись и, вот так, вслепую, я выскользнул из-под своей наездницы, схватил её за руку и, ещё ничего не понимающую и невольно сопротивляющуюся, потащил к двери.
— Веди обратно!!! — заорал я, тормоша её, чтобы привести в чувство. — В зал!!! Туда, где остались мои друзья!!! Я дороги не знаю!!!
Как были, в чём мать родила (тут уж не до приличий!), мы выскочили в тёмный (после убийственного света Икара!) коридор.
На что-то всё время натыкаясь и падая, мы стали пробираться в одном ей известном направлении.
— Быстрее!!! Быстрее!!! — подгонял я свою проводницу. — Смерть будет здесь через несколько минут!!!
— А что случилось?! — задыхаясь от бега, наконец, спросила она меня. — Я ничего не понимаю! Какая смерть?!
— Икар погиб! Взорвался! Давай, давай, не останавливайся!!! Надо успеть уйти на Землю!!!
Я почувствовал, как внезапно сопротивление её руки усилилось. Уже более-менее различая что-то в полумраке туннеля, я остановился и гневно обернулся на неё:
— Ну?! В чём дело?!!
И опять не поверил своим глазам!
Моей спутницы рядом не было! Держа меня за руку и пытливо смотря мне прямо в глаза, стоял... Настин дед!!!
Я его сразу узнал. Хоть и было в туннеле достаточно сумрачно.
Мне стало жутко не по себе. До самых мурашек по спине. Это что? Галлюцинации? Или опять чьи-то злобные выходки?..
— Сейчас я досчитаю до трёх... — очень спокойно заявил дед. — И вы проснётесь... Раз...
— Вот не было печали!!! — заорал я, вырывая руку. — Вы не могли другого времени подобрать для своих дурацких фокусов?!!
— Два... — не отпускал дед мою руку. При этом не прилагая никаких усилий. Хотя вырывался я изо всей дури.
— У меня там друзья погибают!!! — уже умоляюще заверещал я, стараясь вырвать руку из железной хватки. — Через несколько секунд обломки Икара обрушатся на Луну!!! Вы это понимаете?!! Они же все погибнут!!!
Как бы в доказательство, почва под ногами сильно дрогнула и раздался мощный подземный гул. С потолка посыпались какие-то обломки.
— Вот!!! — заорал я, делая отчаянную попытку вырваться. — Это первые ласточки!!! Сейчас здесь будет море огня и расплавленной лавы!!! Отпустите!!! Я должен их спасти!!!
— Три... — так же спокойно обронил дед. — Проснитесь...
И всё окружающее исчезло.
Кроме деда. Он всё так же держал меня за руку и пытливо заглядывал в самую душу.
— Ну? — спросил он. — Как вы себя чувствуете?
Я затравленно огляделся.
До боли знакомая квартира...
Шкаф, набитый старинными книгами...
Старый диван, кое-где аккуратно заштопанный заботливой рукой...
Два кресла рядом с ним.
А на одном из них с язвительной улыбкой сидит... Настя!!! В своём прежнем голубом платьице.
Я молча потряс головой, совершенно ничего не понимая! Похлопал глазами, уставясь на неё.
— Что, очухался? — спросила она, нехорошо усмехаясь. — Дон Жуан несчастный...
Она презрительно фыркнула и выпорхнула на кухню.
Дед, наконец, отпустил мою руку и устало опустился в кресло. Я непроизвольно отметил, что он теперь на него не вскарабкивается! Будто выше ростом стал. Или кресло съёжилось.
— Ну, вы, батенька и фантазёр, однако! — вздохнул он. — Едва угомонил... Нельзя же так буквально...
* * *
**
33. Проверка на вшивость
Как чувствует себя лошадь, остановленная на полном скаку?
Я не знаю.
Но чувствовал я себя именно такой лошадью! Внутри ещё всё кипело и гудело в предчувствии большой беды! Я готов был бежать, спешить, спасать, преодолевать!
Но только не стоять истуканом посреди комнаты!
А меня тормознули "на полном скаку", да ещё и с притворным таким сочувствием интересуются моим состоянием!
Ну, может, и не с притворным...
Да хреновое у меня состояние! И даже хуже! Только природная деликатность не позволяет высказаться определённее.
Ох уж, эта деликатность! Кабы не сей природный тормоз, заложенный изначально, я бы сейчас такого наговорил! И не посмотрел бы, что Настя рядом! Та самая Настя, на которую... С которой... От которой...
Ага, вот именно! "От которой"! Именно поэтому она так вызывающе гремит на кухне посудой!..
Я, наконец, стал потихоньку приходить в себя. Дед всё это время пристально меня разглядывал. Оценивающе. Как лошадь на торгах. Хорошо хоть в зубы не заглядывал. Пока.
Да что я всё "лошадь", да "лошадь"! Привязалось словечко...
Короче, я собрал всю свою волю в кулак и, несмотря на бушевавший в крови адреналин, спросил как можно спокойнее:
— Что всё это значит? Потрудитесь объяснить. У меня мало времени.
Дед скроил невинную физиономию:
— Гм! А я вас, мил человек, и не задерживаю. В любой момент — пожалуйста! Дверь перед вами! — И он со всей любезностью указал на выход.
— При чём тут дверь?! — грубо оборвал я его. — Верните меня на базу! Там погибают мои друзья!
Со стороны кухни сквозь неплотно прикрытую дверь послышался язвительный смешок.
— Да нет никакой базы, — спокойно, будто разговаривал с умалишённым, ответил мне дед. — И друзья ваши пребывают в полном здравии. Будьте покойны! Небось, телевизор смотрят. Или, вообще — почивают себе самым преспокойным образом. Да вы присядьте, присядьте! В ногах ведь правды нет! Бежать уже точно никуда не надо! Уверяю вас!
— Да как же так!.. — Я беспомощно завертелся по сторонам, как бы ища хоть в чём-нибудь поддержки. Позади меня в полуметре над полом висел экран перехода, где застыла картинка залитого зелёным свечением коридора, с потолка которого как начали сыпаться плиты облицовки, да так и застыли в стоп-кадре. — Вы что? — промямлил я, указывая на экран. — Хотите сказать...
— Да-да! Вам всё это просто привиделось, дорогой вы мой! — продолжал увещевать меня дед. — Это был самый обычный гипнотический сеанс. А его течение мы наблюдали вот здесь, — указал он подбородком на зеленую картинку. — И я не предполагал...
— Сеанс, растянувшийся на долгие годы?! — вскричал я, ничуть не церемонясь.
— Да ну, какие там "годы"! — довольно хехекнул он. — Все события уложились... ну, максимум — часа в два! Вон, — кивок на окно, — даже ночь ещё не успела закончиться.
