— Андрюш, я понимаю, что это твое дело, — мама отбросила со лба темную прядь, скрывая за этим жестом некоторую неуверенность. — Ты ведешь себя не очень красиво. Пусть Ульяна и Игорь не пара, — тут на её лице промелькнуло что-то непонятное, похожее на смесь облегчения и сожаления одновременно, — но...
— Если ты про то, что мы с ней уединились на несколько минут, то мне по этому поводу уже все высказали, — догадаться, о чем именно она хочет поговорить, оказалось не так сложно. Но тот факт, что Уля оказалась абсолютно права, не особо порадовал.
— Кто?
— Сама Ульяна. И я с ней никакому разврату не предавался, просто поговорили без свидетелей. Ну, и оделись, она только что переболела, до сих пор мерзнет.
Последнее было уже некоторой отсебятиной, но может так получиться, что Уле с его родителями придется довольно часто видеться, так что лучше исправить все прямо сейчас.
— Да? Ну, тогда извини... И все же постарайтесь больше так не исчезать.
— Хорошо.
Конечно, постараются, он её через полчасика увезет, все равно тут невозможно нормально поговорить. Да и Улька перестанет зажиматься, как только попадет на знакомую территорию, где, кроме них самих, никого не будет.
Все-таки за двое суток, которые прошли с момента предложения Игоря поработать сводней, Андрею пришлось о многом подумать. Даже если этого сильно не хотелось. Потому что с каждым днем нервозность только усиливалась, и ему это категорически не нравилось.
Сейчас его не тянуло ни к какой женщине, кроме Ульки. Если её можно назвать женщиной, а не девчонкой. Все-таки слишком уж он привык считать младшего брата ребенком, поэтому теперь, зная, что они одногодки, испытывал что-то, вроде угрызений совести. Хотя Ульяну ребенком не назовешь, если только не по годам умным и развитым. И это откровенно радовало, потому что чувствовать себя латентным педофилом не такое уж большое счастье.
Сейчас она о чем-то тихо разговаривала с его отцом и улыбалась. Не так, как делала это раньше — из вежливости, а на самом деле. И от этого становилась очень красивой. Нужно будет сказать ей это, пусть чаще радуется.
Только вот поводов пока особо нет. Мартынова никто не видел, его родители ничего не знают, и сами пребывают чуть ли не в истерике. Хотя никто его специально не разыскивал — заявление же подавать не стали — но и подобного пристального интереса, который им устроил Сашка, хватало, чтобы начать всерьез нервничать.
Мама ушла обратно на террасу, где и поставили стол, пользуясь последними теплыми днями, так что у Андрея было время в тишине и одиночестве обдумать складывающуюся ситуацию.
Почему-то он был почти уверен, что Алексея можно уже не искать. Если он был исполнителем, то его нет в живых. За такой провал ему благодарность вряд ли вынесут, а вот пулю в затылок — запросто. Если он сам был инициатором, что весьма сомнительно, значит, уже давно уехал, причем, туда, где его не найдут. Потому что только клинический идиот будет думать, что сможет когда-нибудь незаметно вернуться в этот город. А Мартынов себя в таком заподозрить ни разу не дал.
Но ответ на вопрос, кому так мешала Ульяна, Андрей так и не нашел. Хотя искал внимательно и тщательно. И её бывшего проверил, там все глухо, парень как раз в армии, у него сейчас другие проблемы. И в дела Улькиного отца немного сунулся, тоже мимо. А больше она ни в чем замешана точно не была. Остается только личная неприязнь.
Возможно, это была такая месть за то, что порушила весь план. Кто его знает, зачем Мартынову так резко понадобились деньги...
Но от этого желание медленно и с удовольствием разделать его на мелкие куски, не прошло. Причем так, чтобы он был жив и в сознании.
Тряхнув головой, Андрей отвлекся от заманчивых картин кровавой расправы. Так и маньяком стать недолго...
И ведь за брата бы просто шею свернул, но за Ульяну... Нет, быстро и безболезненно подохнуть точно бы не дал.
Через окно ему было видно, что папа с Улей, мирно о чем-то говорившие, поднялись и вместе пошли в дом.
О том, что отцу она нравится, Андрей знал. И это было, мягко говоря, необычно, папа редко с кем вот так быстро находил общий язык. Конечно, актерское мастерство он освоил давно и почти в совершенстве, так что об этом никто, кроме семьи, не знал, однако тех, кто был ему действительно дорог, но не был кровным родственником, вполне можно пересчитать по пальцам. И Уля в их число уже попала.
Возможно, потому что относилась с уважением, но без подобострастия. Да и вообще она лицемерить не особо умеет, что, с одной стороны, хорошо, а с другой не очень — такое умение иногда бывает очень кстати. И она всеми силами старается не замечать болезни Ивана Петровича. А не увидеть это сложно — нужно быть совсем слепым.
Кто бы знал, как Андрею было тяжело видеть это и понимать, что исправить такое нельзя. Потому что это болезни, нервы и самый главный, но незаметный враг — возраст. А Улька никак это не подчеркивает, может даже немного пококетничать с отцом, пошутить...
Ладно, и ему пора присоединяться, хватит уже сидеть в углу и думать, пора начинать действовать.
— Спасибо, мне очень понравилось.
Мясо действительно удалось, вот только предшествующий разговор как-то отбил аппетит. Хотя Уля старательно пережевывала сочные кусочки, не желая показаться неблагодарной.
— У меня свой рецепт, передается от отца к сыну, — Иван Петрович подмигнул ей. — Теперь осталось решить, какому из них передавать, не разбазаривать же такие ценные знания.
Игорь отсалютовал им бокалом с соком, явно расслышав слова отца. И попытался скорчить умильное выражение лицо в сторону Ули. Но по сурово поджатым губам девушки стало понятно, что ему это не особо удалось, поэтому он вернулся к разговору с сидящими по левую руку от него Сашей и дядей. О чем они там шептались, слышно не было, но Ульяне как-то было не до того.
Если ещё пять минут назад, когда Андрей вышел вслед за окликнувшей его матерью, девушка почувствовала некоторое облегчение, то теперь начала немного волноваться. Хотя, это даже волнением нельзя было назвать, просто стало как-то неспокойно. Видимо, слишком уж привыкла, что при всех неоднозначных ситуациях он рядом, вот теперь и не могла успокоиться. И ведь ничего такого, в конце концов, это же просто обед.
Семейный.
И каким боком к их семье прибилась она, пока непонятно, но положение выходило несколько двусмысленным.
Тут и аппетит потерять немудрено.
— Помнишь, ты спрашивала меня о дамасской стали? — Иван Петрович отложил салфетку и поднялся.
Уля только в последний момент смогла себя остановить, чтобы не подхватить его под руку. Вряд ли он будет рад, если она подчеркнет его немощь. Пусть даже все о ней и знают.
— Да, конечно.
— Тогда пойдем, расскажу.
Она положила ладонь ему на локоть и кивнула.
Теперь главное, проходя через гостиную, не посмотреть на себя в зеркало. Одной моральной травмы, когда сделала это в комнате Андрея, было более, чем достаточно. Это ещё надо умудриться, выглядеть побирушкой в дорогой вещи. Пусть и великоватой размеров на пять.
— Тебе, правда, интересно, или просто хотела поддержать разговор?
Этот вопрос она задавала накануне того дня, когда Лешка её похитил. Они с Иваном Петровичем говорили по телефону, как и каждый вечер до этого. Кто знает, зачем, но им обоим становилось после этого если не легче, то как-то умиротвореннее... Ульяне даже стало стыдно, что потом она ни разу ему не позвонила.
— Да, мне интересно. Я же учусь на инженерной специальности, и металловедение проходили. Просто стало любопытно, почему она так ценится в оружейном деле, ведь по составу сплава нельзя сказать, что он так уж редок или обладает какими-то необычными свойствами, — она снова с удовольствием оглянулась, оказавшись в кабинете. Все-таки нравится ей тут. — Вы меня простите, что давно не звонила, просто...
— Прощаю, — Иван Петрович кивнул, не дав ей договорить. — Ты же с температурой слегла, а ангина дело такое, что говорить особо нельзя, да и больно. Но раз выздоровела, не забывай старика.
— Нарываетесь на комплимент, — Уля хмыкнула, кивком поблагодарив, когда он подвинул ей стул, усаживая возле своего стола.
— Вот только так их и приходится выпрашивать, — он как-то проказливо, немного по-мальчишески улыбнулся. — И если ты не звонила, потому что Игорь рассказал про ваш договор, то зря. Его, конечно, бы выпороть, но, боюсь, уже без толку.
— А меня? — Уля с удовольствием провела ладонью по холодному глянцу стола и переглянулась с металлическим львом. Все-таки этот зверь внушал уважение.
— Тебя бы тоже неплохо, но это уже обязанность твоего отца, — Иван Петрович откинулся на спинку кресла, положив крупные, но красивые, несмотря на возрастные изменения, кисти на массивные подлокотники. — Давай, расскажи, что ты знаешь про этот вид стали.
Почему-то появилось ощущение, что она на экзамене, и после её ответа он укоризненно покачает головой и скажет: "НизачОт, Ульяна Юрьевна!".
— Это сталь со сверхвысоким содержанием углерода, под два процента. Легирующих элементов почти нет, поэтому она твердая, но при этом хрупкая, потому что близка к белым чугунам. Низкая коррозионная устойчивость. Изначально относится к тиглевым сталям, если не ошибаюсь, её начали производить едва ли не в начале нашей эры.
— Почти правильно, но ты не права насчет хрупкости, — голос Андрея раздался совсем близко, за спиной, поэтому Уля, не заметившая его приближение, чуть подпрыгнула. — Извини, не хотел напугать.
— О, Андрюш, ты вовремя! — Иван Петрович на удивление резво встал с кресла и обошел стол. — Ульян, я больше по чашкам и фарфору, а вот он у нас эксперт по холодному оружию. Так что не буду мешать.
Исчез он с такой прытью, что Уле захотелось кинуть Ивану Петровичу что-нибудь вслед. При всем уважении. Пусть даже и тем самым пресс-папье со львом. Уж во всяком случае, статуэтку она вряд ли повредит, а вот выразить свои эмоции сможет.
— Я не совсем поняла, это ты предложил отцу привести меня сюда?
В конце концов, кинуть пресс-папье можно и в Андрея.
— Вообще-то я ни сном, ни духом. Честно, — он приложил ладонь к груди, но судя по сомневающемуся взгляду Ули, клятва особого впечатления не произвела. — Если было интересно, почему не спросила у меня?
— У нас как-то все время находились более неотложные темы, чем моё любопытство.
— Зато сейчас время есть, все расскажу.
Прозвучало слишком уж многообещающе. Уля не то, чтобы расслабилась, но руку ото льва отодвинула. Хотя и недалеко.
Вместо того, чтобы сходу начать рассказывать, Андрей отошел к одному из закрытых шкафов и поколдовал над замком. Что именно он делал, девушка не видела, поскольку обзор был закрыт его широкой спиной, но приготовилась внимать. Никогда не поздно расширить кругозор и узнать что-то новое. Даже если это происходит, когда ты выглядишь, как погорелица, а лекцию тебе будет читать обалденно сексуальный мужчина с довольно сомнительными моральными принципами.
— Иди сюда, — он вынул продолговатый футляр темного бархата и повернулся к Уле. — Просто у окна свет ярче, будет лучше видна структура.
Оказалось, что в футляре лежал кинжал. Или, возможно, это называется как-то по-другому, но для бутербродного ножа у него был слишком хищный дизайн.
Прямое узкое лезвие темного серо-голубого цвета с характерными разводами. Рукоятка бежеватая, с янтарными подпалинами, удобный упор для пальцев... Ну, она так думала, потому что трогать пока не решалась.
Зато заметила, как его держит Андрей — осторожно, без нажима. Как будто может неосторожным движением повредить оружие.
— Возьми, не бойся. Только осторожнее, дамаск очень острый, не порежься.
Уля все-таки подошла вплотную, ничуть не опасаясь, что рядом человек, в руках которого нечто, способное одним движением лишить жизни.
Металл был на удивление холодным, даже стало немного неприятно его касаться, но вблизи кинжал оказался ещё более... не красивым, нет, вот как раз прелести в нем не было. Опасность, как от свернувшейся клубком гадюки. Не трогай её, и она не тронет тебя.
— Это слоновая кость? — она, едва-едва касаясь, кончиками пальцев погладила рукоятку.
— Да. Инкрустированная серебром. Это женский кинжал, он небольшой и довольно легкий. Да и служил, скорее, украшением, чем оружием, — Андрей зашел со спины, воспользовавшись тем, что Уля рассматривает клинок, и не особо следит за перемещениями. — Значит, хочешь узнать, как в средние века делали дамаск? — его руки осторожно легли на прикрытые его собственным свитером тонкие плечи.
— Да... — отодвигаться она не стала. И потому что приятно чувствовать его тепло, и просто пока ничего особо преступного он не делал. К сожалению. И тут же отогнала эту мысль, успокоив себя тем, что сейчас у неё единственный путь отступления — окно, а выпрыгивать из него она как-то не особо хотела.
— Хорошо, — ладони как бы невзначай провели по её шее, замерев на ключицах. — Ты знаешь, что такое тиглевая сталь?
— Конечно, — Уля с трудом сглотнула комок в горле, но продолжила, упорно делая вид, что не замечает легких поглаживающих движений больших пальцев на затылке. — Это стали, которые получают путем медленного плавления в закрытом тигле, чтобы предотвратить вторичное окисление железа.
— Все правильно. Но изначально этот процесс происходил немного сложнее, — судя по глубокому вздоху, от которого его грудная клетка расширилась, теснее прижавшись к Улиной спине, её только что понюхали. Но на зуб не попробовали, уже хорошо... — Сначала железную руду смешивали с древесным углем, который и является, по сути, углеродом, а потом плавили в каменной печи, пока смесь не становилась губчатой, и из неё не удалялся излишек кислорода. Получившуюся массу помещали в закрытый глиняный тигель и продолжали нагревать, пока не начинали раздаваться легкие хлопки, — пальцы ненавязчиво переместились под её подбородок, погладив нежную кожу и на секунду скользнув по губам. — А потом так же медленно охлаждали...
Его голос понизился до шепота, а теплые губы на секунду коснулись мочки её уха. Та сразу стала горячей и, скорее всего, ярко-алой. И в этот момент Уля, как никогда ненавидела реакцию собственного тела на прикосновения Андрея.
— Это сталь с неоднородной структурой, участки с бОльшим и меньшим содержанием углерода чередовались. И при ковке появляется этот узор, — плечи он оставил в покое, но Ульяна не успела понять, обрадовалась она этому или огорчилась, потому что отодвигаться от неё Андрей точно не собирался, зато перехватил оба запястья, повернув их так, что солнечный свет скользнул по темному лезвию кинжала. — Поскольку при этом заготовку разогревают докрасна, а не до белого каления, сталь не становится хрупкой, как чугун. Она остается пластичной и прочной. При заточке такого оружия более мягкая составляющая стачивается, а твердая — остается.
— Более мягкая — это феррит? — Уля постаралась говорить бесстрастно, но получилось хрипловато. Ну, и ладно, у неё недавно горло болело, такое иногда бывает, что потом голос сам собой неожиданно садится...
