Палларис полностью занимал всю площадь высокого (всего шесть километров ниже уровня океанов) плато, раскинувшегося от стены до стены Каньона. Это был один из крупнейших мегаполисов на планете. Город населяли восемнадцать миллионов жителей, из которых аивлян и других инопланетников было чуть более сорока тысяч; большинство жителей было сосредоточено в башнях-коммунах, высота которых достигала аркад. Каждую башню окружал парк с многочисленными водоёмами; башни были связаны меж собой тщательно спланированными магистралями, каждую из которых дублировала подземная линия высокоскоростной транспортной системы. На улицах Паллариса было умеренно людно, без столпотворений или пробок (транспортная система работала слаженно), а в его парках и скверах всегда можно было найти уединённое местечко.
Город произвёл на Хариба приятное впечатление: в нём не было совершенно никакой спешки; никаких носящихся на высоких скоростях машин; никакой толчеи. Мегаполис напоминал тихую провинцию.
Поглядывая по сторонам из салона везущей его «черепахи», Хариб видел неспешно идущих куда-то сфагов, одетых в длинные разноцветные одежды. Сфаги держались небольшими группками, реже — парами; они что-то обсуждали, часто приветствовали встречных прохожих как знакомых. В одеждах сфагов, ярко подчёркивавших стройность их изящных тел, не было ни малейшего намёка на сексуальность. Хариб знал, что у этой расы секс как таковой попросту отсутствовал. Он вспомнил учение низверженной агарянской Церкви и похожие учения религиозных культов некоторых других миров об ангелах — слугах различных и, вместе с тем, поразительно похожих друг на друга божеств — существах, наделённых этими божествами особыми полномочиями: карать грешников и покровительствовать праведникам. Сфаги, как никто иной, подошли бы на роль таких служителей: они были красивы, величественны и абсолютно асексуальны — идеальные кандидаты. Вот только крыльев у них не было, как и глупых верований в сверхъестественное. Наблюдая за этими существами, Хариб попытался представить их с мечами, секирами и алебардами, карающими несчастных богохульников и скептиков, и не смог. Сфаги были абсолютно миролюбивы и невоинственны.
«То, что у этих ребят нет херов, которыми они могли бы меряться, пошло им явно на пользу...» — отметил про себя Хариб.
Когда машина остановилась у невысокого — всего четыре этажа — здания, в котором расположилось посольство Аиви, Хариб взглянул на часы: прошло немногим более часа по агарянскому времени с момента, когда «черепаха» тронулась от космопорта.
Хариб вышел из машины на тротуар перед главным входом в здание. (Пикнув и зашипев, машина медленно отъехала в сторону и припарковалась на стоянке неподалёку.)
Он испытывал чувство волнения; несколько минут назад он получил ответ из посольства, сообщавший ему, что посол Эин на месте и готова его принять тотчас по приезду. Ответ был официальным, сухим и сдержанным; к нему обращались с учётом его высокого статуса контактёра, в чём Хариб увидел намёк на то, что вовсе не упоминание имени Эвааля стало причиной того, что его столь скоро принимают (всё-таки послы — люди занятые).
Постояв с минуту и осмотревшись, агарянин поправил хламиду и решительно зашагал к входу.
Когда Хариб вошёл в холл, она уже была там.
— Контактёр Хариб!
Он сразу её узнал. Эин была одета в длинное платье сфагов зелёного цвета; голова её была гладко выбрита, невысокий (в сравнении со сфагами) рост, нежно-голубая кожа, женственная осанка и количество глаз выдавали в ней аивлянку.
— Посол Эин... — Хариб учтиво показал кончики клыков. — Мы с вами незнакомы...
— Я знаю, кто вы, — вежливо остановила его женщина. — Вы — известный ученик вашего учителя, — сказала она. Хариб не заметил в её словах иронии.
— Для меня это незаслуженный комплимент, посол, — смущённо прогортанил он. — Я стал контактёром уже после...
— И, тем не менее, вы стали свидетелем его работы на вашей Родине, на Агаре.
— Мне выпала честь, — сказал Хариб, взглянув в глаза аивлянки и невольно задержав взгляд. Огромные глаза её на миг превратились в бездонные зелёные океаны. Эин была прекрасна. Гармоничные линии её тела (далеко не бесстрастные в сравнении с изящными, ангельски-асексуальными телами сфагов), овал лица совсем юной девочки и тонкие чёрные брови цветущей женщины, чуть пухлые оттенка лазури чувственные губы — всё это ушло на второй план, когда Хариб взглянул в её глаза.
— Я рада за вас, — она вернула его в реальность. — Искренне за вас рада. Я знаю вашу историю... — Эин не стала продолжать. — Простите, если сделала вам больно!..
— Вы о моей семье?.. — Хариб лишь пожал плечами. — Не стоит извиняться. Время — хороший врач. Я ведь тоже знаю вашу историю.
— Это неудивительно... — нервно улыбнулась Эин. — Кто только её не знает...
Она немного помолчала.
— Хотите прогуляться, контактёр Хариб? — предложила она после короткого молчания. — Я как раз собиралась пройтись... Здесь замечательный парк!
— С удовольствием, посол Эин!
Они стояли всё это время посреди холла, в котором они были не одни, и Харибу от того было несколько неуютно: он то и дело ловил на себе любопытные (но вполне дружелюбные) взгляды.
«Похоже, наших здесь видят нечасто...» — подумал агарянин.
Они не спеша шли по чистой белой тропинке. Вокруг цвели низкие пушистые деревья, источая из жёлтых и красных цветов-кувшинов сладкий аромат; в траве под деревьями то и дело мелькали маленькие птички; на разбросанных художником камнях грелись пёстрые ящерки; среди ветвей пушистых деревьев вились местные пчёлы. Воздух был чист и свеж — Хариб дышал с наслаждением, полной грудью. Некоторое время они шли в молчании, и это молчание не было неловким: Эин не торопила Хариба, тот же старался прежде унять внутреннее волнение, которое испытывал, осознавая важность предстоявшего разговора. Наконец он собрался с духом и заговорил:
— Вашу с Эваалем историю действительно знают многие... Во всяком случае, долгожители... — Хариб старался не смотреть в глаза Эин. — И мнения у всех разные. Одни осуждают Эвааля, другие жалеют, иные точно знают, как следовало бы поступить Эваалю, и вообще... Но никто из этих знатоков и советчиков не видел слёз в его глазах, не слышал боль в его словах... — Хариб замолчал. Они успели сделать несколько шагов, прежде чем он докончил: — Я видел. И слышал.
Тщательно выговариваемые слова звучали грубо, гортанно. Аивлянская речь с трудом давалась агарянам из-за их физиологии. Мелодичный язык аиви в устах агарянина приобретал лающие интонации, — как если бы кто выучил собаку мяукать по-кошачьи. Впрочем, речь Хариба была понятна.
Он остановился и снова посмотрел в глаза Эин:
— Я здесь потому, что меня просили... — сказал он.
— Кто вас просил? Эвааль?
— Нет, — покачал головой агарянин. — Меня просила другая Эин, корабль, что носит ваше имя... Она вернула его...
Хариб рассказал ей всё, о чём узнал от аватара корабля.
Когда они расстались, солнце уже садилось на западе, окрашивая белоснежные стены Каньона багряным. Прощаясь, Хариб сделал то, чего сам от себя не ожидал — жест, который глубоко тронул аивлянку.
Много веков он был при нём. Камень. Хариб носил его на плече, в золотой застёжке, скреплявшей его хламиду. Камень, обычный тёмно-серый, с большой примесью металлов — такой мог валяться где угодно — был обрамлён золотом наивысшей пробы.
Перекинув через левый локоть край серебристой хламиды, Хариб тремя пальцами коснулся застёжки у себя на плече: сработал механизм, и края хламиды разошлись; хламида скользнула с плеч и повисла у него на локте, а застёжка с камнем оказалась в его ладони.
— Прежде чем проститься с вами, посол Эин, я хочу подарить вам это... — Хариб протянул Эин застёжку. — Этот камень, в некотором смысле, часть моей Родины... Он с Прит, луны Агара. В своё время он стал для меня знаком, символом надежды... Надежды на то, что мой народ, рано или поздно, освободится из оков проклятой Церкви, сбросит с себя тряпьё тёмных веков, вырвется из лап кровожадного бога и обратится к истине, которая не в священных книгах, не в слепой вере в выдуманных подлецами богов, а в знании, в подлинной смелости и отваге видеть мир таковым, каков он есть.
Хариб стоял перед Эин наполовину обнажённый. Из одежды на нём остались только свободная, жёсткая на вид серебристая юбка, доходившая ему до колен, золотой пояс и открытые сандалии. Эин не сразу заметила на груди агарянина множество шрамов, которые снова и снова воссоздавались, каждый раз, когда тот бывал в капсуле-сборщике.
— Когда мой друг, — продолжал он, — человек, занимавший высокое положение в церковной иерархии и ставший при этом одним из вождей революции, дал мне этот камень, я ещё не знал, что всего через несколько дней тирания Церкви падёт... Тогда я впервые узнал о том, что нога человека уже ступила за пределы Агара... — получил подтверждение своей надежде... основание верить в то, что следующие шаги уже недалеко. Впереди. И я поверил тогда. Я поверил в то, что мой народ вырвется из плена, отправится к далёким мирам, к звёздам... Вот, что значил для меня тогда этот кусок камня! — Говоря это, агарянин прямо смотрел в глаза женщины. — А после камень был для меня памятью, напоминанием о тех днях, изменивших мой мир... Я хочу передать его вам, Эин. Прошу. Примите... — (Эин протянула ладонь и Хариб положил в неё свой дар) — Помните! — сказал он, отводя руку. — В том, что произошло с Агаром, есть не только вина, но и заслуга Эвааля. — Сказав это, он низко поклонился аивлянке (жест, принятый у агарян, означавший глубокое уважение и почтение) и, развернувшись, зашагал прочь, на ходу накидывая хламиду и завязывая её узлом на плече.
Эпилог. Человек Вселенной
Советник Элиот стоял, сложив руки на груди перед голограммой удаляющейся Земли. До контакта с кораблём цивилизации Аиви оставалось немногим более получаса.
Это был первый официальный визит землян на корабль Аиви, и он, Элиот, был избран и назначен Советом Планеты возглавлять делегацию.
В состав делегации вошли направленные от множества организаций представители: учёные и общественные деятели, представители региональных Советов, сотрудники Службы Охраны Мира и Безопасности... Полчаса оставалось до момента, который войдёт в историю земной цивилизации. Полчаса.
Элиот не желал отправляться на прибывший с далёкой Родины корабль. Его вынудили. Он, конечно же, знал, что его избрание в делегацию не обошлось без участия оставшихся на Земле Альреса, давно привыкшего зваться Александром и Ивилиты-Ивори, которую друзья и теперь звали просто Ив. Он не сердился на них: они надеются на то, что он, оказавшись на корабле, увидев аватара корабля, может быть даже кого-то из старых друзей, окунувшись в знакомую атмосферу, переменит своё решение...
Он не переменит. Он давно всё решил. Очень скоро он уйдёт насовсем — перестанет быть. Он не согласится на архивацию, нет. Он желает истинной смерти. Он устал. Он запутался. Он уже давно не чувствует себя аивлянином... Он прожил многие жизни. Эвааль, Аиб-Ваал, Элиот... — он то, что он есть — человек мира, человек Галактики, человек Вселенной. Уставший, запутавшийся человек. Он сделал всё, что мог. И на этот раз у него вышло намного лучше. У него?.. Нет! У них! Эти двое... он смотрит на них и вспоминает себя... и её... Ему есть что вспомнить. Он будет вспоминать её, будет держать её образ перед глазами, когда вернётся на Землю и... возьмёт пару дней выходных (у него уже лет сто не было выходных!). Он отправится по местам, которые ему запомнились, которые стали дóроги. Он посмотрит на Землю в последний раз, а потом он умрёт. Дальше они смогут без него. Так что, этот полёт будет последним в его многовековой работе. Работе ли? — Земля давно стала для него домом.
Две тысячи сто семьдесят два года прошло с тех пор как Эвааль, Альрес и Ивилита ступили на эту израненную, разорённую страшной войной планету. О том, кто они, на самом деле знали единицы. Им пришлось столкнуться с чужим, одичалым, жестоким миром, в котором против них плелись интриги и заговоры, в котором им желали смерти — с миром, в котором им не раз приходилось переступать через собственные принципы.
Ему приходилось убивать. Своими руками...
Он был президентом, министром, советником, генералом, промышленником... был олигархом, писателем, философом, учёным, входил в состав тайных организаций и корпоративных правительств... «Вечный жид» — называл он себя иногда с иронией. Но каждую минуту своей жизни на Земле он был революционером. Он сделал всё, что планировал сделать и даже больше. Он научил Альреса и Ивилиту всему, что знал сам, и теперь они — лучшие из контактёров. Его утешала мысль о том, что, когда о них заговорят в других мирах, на кораблях и в симуляциях, возможно, будут вспоминать и его, как их учителя.
