Дагобер бросил лук:
-Кайру вообще стрелять ни к чему, чтоб ты знал. Это я только с тобой за компанию.
— А зря. Вот будешь ты в лесу с лордом, он проголодается, скажет: "Добудь-ка мне мясца!" И что — за голубем с мечом погонишься?
— Голуби — грязные твари, летучие крысы.
— Ну не голубь, так белка или заяц — всяко меч не поможет.
— А я кабана зарублю. На неделю мяса хватит, не то что твоей белки!
Тем временем голубь, не задетый стрелою, уже почти исчез из виду.
— Эй, — спохватился Дагобер, — ты будешь его бить, или как?
— Пущай летит. Он же не почтовый.
— Откуда знаешь?
— Почтари летят тревожно, они здешних краев не знают. По солнышку берут курс и все глядят, как бы не сбиться. А этот — здешний: не вверх глядит, а в землю, где бы чего сожрать.
— Ученый выискался! Ты лучник или птичник, а?
— Если б ты знал, Дагобер, сколько я этих почтовиков перестрелял. На Мельничной войне сбивал, чтобы бароны не просили подмоги. На Мудрой реке сбивал, чтобы ваш герцог не заслал солдат нам в тыл. Под Лабелином сбивал — не знаю зачем; приказали — я лупил. Дюжин шесть их набил на своем веку. Я почтовика не то что по виду — по звуку крыла опознаю! Только не тут, больно шумно.
— Нашел, — поднялась над лестницей голова Пайка.
— Чего так долго?! — в один голос рыкнули кайр и лучник. Пайк был агентом протекции. Ни Меррит, ни Дагобер не видели причин уважать его.
— С бродягой подрался. Он говорит: "Это мой ужин, Праотцы послали!" А я ему: "Отдай сюда!" А он...
— Отбил голубя?
— Бродяга, скажу я вам, был не маленький. Тяжеленько мне пришлось...
— Птицу давай!
Пайк отдал голубиную тушку и, освободив руки, принялся чесаться. Дагобер оглядел лапки:
— Снова Шейланд. Так и должно быть: важные вести шлют парами.
— Бродяга-то этот каков: достал из-под полы костяру — что твоя дубинка! Я еле увернулся...
— Да плевать нам!
Меррит подошел к Дагоберу осмотреть трофей.
— Оцени выстрел, а! Точнехонько в плечо. Крыло перебито, а тушка цела, все мясо на месте.
— Я не стану кормить лорда голубем, даже не проси! Это грязная тварь, от нее все заразы. Видишь, я его перчаткой беру, а не голой рукой.
— Хорошо, вот тебе другое. Вы с лордом на краю ущелья, а сзади идет лавина. Куда спасаться? У тебя есть веревка и лук, а на том краю ущелья — дерево. Попадешь одним выстрелом — спасешь себя и сеньора. Что скажешь?
— Ты в горах-то бывал, умник? Где растут деревья, там лавин не случается.
— Почему это?
— Деревья сдерживают снег. В лесу лавина не сойдет.
— Ну, там не лес, а одно деревце. Представил?.. Эй, гляди: вон еще летит.
Оба прищурились, рассматривая голубя. Тот двигался прямо на них, стало быть, на юго-запад.
— В Надежду, — определил Меррит. — В Сердце Света. Будешь стрелять?
Дагобер буркнул что-то, напустил на себя равнодушный вид и поднял лук.
— Послюни оперенье, — посоветовал Меррит.
— Я тебе скажу, что послюнить, — гоготнул кайр.
— Да не шучу я. Всерьез послюни. Помогает на ветру.
— Ветра же нет.
— Уже снова есть. Флаг на башне погляди.
Голубь приблизился к крыше, и ветер стал совершенно очевиден: борясь с ним, птица припадала на правое крыло.
— Помоги Праматерь, — сказал Дагобер и выстрелил.
Оперенная искра пронзила голубя насквозь. Он кувырнулся и стал падать. Меррит с бешеной скоростью выпустил две стрелы — одна едва задела голубя, вторая пробила крыло. Дырявая тушка упала на крышу, под ноги лучнику.
— Зачем ты схватился? Я ж попал в него.
— Я не говорю, что ты не попал. Но я ему довесил так, чтобы упал точно на крышу. Вот тебе мастерство. Так только Джон Соколик умел.
— Хорош врать. Он и так падал на крышу.
— Нет, мимо.
— А я говорю — на крышу!
— Эй, парни... — сказал Пайк, согнувшись над голубем.
Дагобер угостил его пинком под зад.
— Какой я тебе парень?!
— Виноват, кайр Дагобер! Поглядите: на нем письма нет.
— Значит, не почтовый.
— Почтовый, точно! У него кольцо на лапке!
Все трое присели у птичьего тельца.
— Верно, кольцо. С гербом Фарвеев. Почтовик в Надежду.
— Но без письма! Что за напасть!
— Меррит, может, ты сбил письмо?
— Я что, баран без мозга?
— Может, случайно?
— Случайно девки рожают. А я знаю, куда бью.
— Так где же письмо?
Лицо агента Пайка стало очень неспокойным. Забыв про ушибы и чесотку, он стал на четвереньках ползать по крыше:
— Авось, тут где-то... Авось отвалилось...
Его тревога отчасти передалась и Мерриту. Тот не опустился на колени, но стал пристально оглядывать крышу — авось... Дагобер пока еще не понял трагизма положения, потому позволил себе глянуть вверх.
— Эй, глядите!
Новый голубь — окрасом точь-в-точь как лежащий на крыше — прохлопал крыльями над головами людей и взял курс на юго-запад, в Надежду.
— Это повторный! Бей его!
Меррит сорвал с плеча лук, впопыхах зацепился, потерял секунду. Дагобер рванул тетиву, взял прицел, звонко выстрелил. Прошло в футе перед голубем и тот, испуганный шарахнулся в сторону. Стрела Меррита, выпущенная вдохом позже, ушла в небо. Дагобер взвел, прицелился.
— Не мешай! — крикнул Меррит, но стрела уже мчалась к цели.
Голубь снова вильнул и полетел теперь строго на запад. Красное пылающее солнце садануло по глазам.
— Мать... — выдохнул Меррит, спуская тетиву.
Конечно, он промахнулся. Тут и шансов-то не было. Голубь еще секунду маячил пылинкой на солнце — и пропал из виду.
— Гм... — сказал Дагобер. — Ну, сдадим первого. Он тоже надеждинский.
— Братцы... то есть, того, господа... — проблеял Пайк, — а как мы докажем, что на нем не было письма?
— То есть как — не было? — спросил Ворон Короны, пронизывая взглядом каждого из троицы по очереди.
Ворон был ищейкой. Главным и лучшим в Империи, но все же — ищейкой. Дагобер не слишком-то боялся его. Но рядом с Вороном восседал легендарный судья, меч Праматери Юмин, справедливость Севера. Он внушал Дагоберу благоговение и оторопь.
— Милорд, позвольте доложить. Мы сбили его тремя выстрелами: два точных попадания, одно вскользь. Голубь упал прямиком нам под ноги. И имел тот вид, который сейчас: с кольцом, без письма.
— В каком направлении он летел? — уточнил Ворон.
— На юго-запад. Вероятно, в Надежду.
— И герб на кольце, если не ошибаюсь, принадлежит Надежде?
— Так точно. Герцогу Фарвею.
— То бишь, некто взял надеждинского голубя и послал его прямиком в Надежду, но не привязал письма?
— Так и было.
Марк усмехнулся:
— Конечно, я вам верю. Я — человек доверчивый, как сказано — так и принимаю. Особенно если еще дадут слово чести. Вы же даете слово, кайр?
— Тьма сожри!
— Но вот беда: герцог Ориджин приказал со всей строгостью — письма читает только он сам или судья. "Со всей строгостью" — это значит, если какое-то письмо прибудет к герцогу вскрытым, то виновнику оттяпают голову.
— Наше письмо не вскрыто. Его нет.
— А вы можете поклясться, что там, где оно сейчас есть, оно все еще запечатано?
— Клянусь!
— Как, тьма сожри, вы клянетесь? Вы не принесли письма! Я не знаю, было ли оно отправлено, было ли вскрыто, прочтено, сожжено! Его просто нет!
— Клянусь, что его и не было.
Судья, доселе хранивший молчание, задал вопрос:
— Подобные письма обычно имеют дубликаты и посылаются парами голубей. На второй птице имелась лента?
— Гм... виноваты, милорд. Мы не сбили вторую птицу.
Судья приподнял бровь, одним этим движением вынудив Дагобера пуститься в оправдания:
— Милорд, мы были очень озадачены отсутствием письма на первом голубе. Стали обыскивать крышу — не потерялось ли. А тут порхнула вторая птица, пролетела над головами — и в сторону солнца. Нельзя было прицелиться.
— Так точно, милорд, — подтвердил Меррит. — Выпустили четыре стрелы, но безнадежно. Солнце слишком слепило.
— Ситуация непроста, — отметил судья. — Будь второе письмо в наличии, мы бы не волновались о первом, ибо оно наверняка есть копия второго. Но одна птица доставлена без письма, а вторая и вовсе не поймана.
Дагобер счел нужным сказать — вот именно сейчас ощутил, что будет крайне уместно:
— Милорд, мы с Мерритом славно послужили герцогу Ориджину. За нашу доблесть при обороне дворца каждый из нас был удостоен личной похвалы от герцога и большой награды золотом.
Судья поднял бровь:
— Какое значение имеют эти факты в вопросе о письме? Я не усматриваю связи.
— Ну, милорд... я имел в виду, что мы доказали герцогу свою преданность. Он должен поверить нам, что мы не брали письма!
— Ни разу не слыхал, чтобы кто-нибудь был обязан во что-нибудь верить. Вера бывает только добровольною. Есть на сей счет одна занятная история...
Ворон кашлянул, Судья запнулся:
— Впрочем, теперь не лучшее время для историй. Верить ли вам — может решить только сам герцог.
— Позвольте доложить ему лично!
Ворон сказал:
— Пожалуй, в этом будет смысл. По крайней мере, письма для Шейланда вы принесли целыми, это хоть что-то.
Стол герцога Ориджина устилали несколько слоев отчетов, писем, документов и книг. Сам герцог имел такой вид, будто пытался впихнуть себе в голову все содержимое этих бумаг, но не влезала и половина. Он долго взирал на пришедших пустыми глазами прежде, чем осознал факт их присутствия.
— Почему вас так много? — спросил герцог. — Вы переполнили пространство моей мысли.
Ворон ответил:
— Мы с Дедом руководим делом перехвата, а это — трое наших подчиненных: кайр Дагобер, стрелок Меррит и агент Пайк.
— Прекрасно, толпа еще и обрела имена, которые мне теперь придется запомнить... Зачем вы явились впятером... с дохлыми голубями в руках? Я не люблю голубей — это грязные птицы...
Дагобер втихаря толкнул Меррита локтем. Ворон Короны доложил:
— Ваша светлость, у нас непростое дело, которое требует вашего внимания. Изволите видеть...
Он рассказал все. Брови герцога поползли на лоб:
— Как — не было письма?
— Совершенно не было, ваша светлость! — отчеканил Дагобер. Еще раз, с нажимом и чувством, описал стрельбу по голубю, а затем тщетные поиски письма на крыше.
— Что ж, допустим, — хмыкнул герцог. — Я всегда знал, что Фарвеи хитры. Вероятно, они послали первую птицу без письма именно потому, что ожидали перехвата. Но за ней должна была лететь вторая — вы сбили ее?
— Гм... Виноват, милорд. Никак нет.
Дагобер перечислил все трудности стрельбы против заходящего солнца. Говоря, он чувствовал растущую тревогу, и причиною ее были слова герцога: "имена придется запомнить". В каком таком смысле — запомнить? Герцог не помнит ни его, ни Меррита?
— Одно письмо исчезло, второе улетело, — подвел итог Ориджин.
Дагобер счел необходимым сказать:
— Милорд, при осаде дворца вы отметили нас с Мерритом. Меррит командовал дюжиной стрелков на Причальных воротах, а я — дюжиной мечников прикрытия. Когда Бэкфилд устроил обходной маневр, на наши ворота навалились три сотни солдат — и мы устояли.
Герцог растерянно моргнул:
— Вы сегодня потеряли письма потому, что зимою отбили атаку Бэкфилда?.. Я совсем не понимаю связи...
— Ну, ваша светлость... вы сказали, что придется запомнить имена. Но вы-то их помните! Я — Дагобер рода Людмилы, а это Меррит по прозвищу Ястреб. Он был стрелком у Соколика, пока того не убили, а я — мечником у вашего кузена, пока его не убили. Мы спасли причальные ворота, и вы похвалили нас и наградили...
Ориджин потряс головой:
— Боги, как много лишних слов! Возможно, я вас наградил — и что из этого?! Для разгадки тайны пропавших писем я должен вспомнить всех награжденных воинов?
Дагобер смешался, до крайности подавленный:
— Ваша светлость, я только хотел сказать... если вы нас подозреваете в краже письма, то мы же... ну, мы послужили вам, доказали...
Меррит пришел ему на помощь:
— Ваша светлость, помните, когда убили Джона Соколика, вы опасались, что все наемные стрелки сбегут? Тогда уже лед стоял на реке, а дела шли очень скверно. Вы созвали нас и обещали каждому по сто эфесов, если мы...
— Снова лишнее! — вскричал герцог. — Вы только путаете, а тут и без вас идов хаос! Скажите, наконец, толком!
Меррит сказал:
— Милорд, я для вашей женщины сбил шишку с елки.
— Для Аланис?.. Зачем ей шишка?.. Какой абсурд! — И вдруг герцог улыбнулся: — А, точно, было такое! Вы — Ястреб Меррит, помощник Соколика?
— Так точно.
— Вы были раньше лесным разбойником?
— В зеленом братстве.
— Да, помню! Хорошо. И к чему вы вели?
— К тому, милорд, что мы не брали письма.
— Конечно, не брали. Я вам с самого начала поверил.
— Поверили, милорд?
— Разумеется. Фарвей придумал хитрость, вы попались. Но чтобы вы сами украли письмо — этого я и не подозревал.
— Вы не вините нас, милорд?
— Вы могли бы стрелять и поточнее.
— Мы научимся, милорд. Дагобер будет упражняться ежедневно.
— Дважды в день, и без увиливаний! Тренируйтесь на воробьях: тяжело в учении, легко в бою. А теперь ступайте, дайте мне подумать.
Агент Пайк боязливо поднял двух дохлых голубей:
— В-ваша светлость, а ч-что делать с этими?
— Похороните их со всеми почестями, закажите молебен.
— Ваша светлость, у них на лапках письма. Для Ш-шейланда. Их подстрелили раньше, до всей этой оказии.
— Давайте сюда.
Пайк протянул герцогу птичьи тушки. Ориджин внимательно поглядел на агента. Тот хлопнул себя по лбу:
— Ох, простите, ваша светлость!
Содрал с лапок бумажные ленты и положил на стол. Ориджин взломал печати, пробежал письма глазами, слегка нахмурился.
— Ммм... господа, не знает ли кто-то из вас что-нибудь о Светлой Сфере?
— Звучит как название Священного Предмета, — сказал Ворон. — Пожалуй, его можно найти в реестрах.
Судья добавил:
— Если Предмет упомянут в письме для графа Шейланда, то он, наверное, входит в достояние графа.
— Благодарю, милорд, — хмыкнул Ориджин, — очень тонкое наблюдение. Я понимаю, что это — Предмет. Он упомянут в странном контексте: "Милорд, как быть в связи со Светлой Сферой?" А что такого связано с нею — не знаете ли?
— Никак нет, милорд.
Все пятеро отрицательно покачали головами.
— Ладно, спрошу у сестры... Благодарю, господа, можете быть свободны.
Они потянулись на выход, и Меррит вернул Дагоберу тычок локтя:
— Учись стрелять, братишка. Слышал приказ герцога?
