— Заботит.
— О? — Каладин хрюкнул и вернулся к работе. — А привести человека к навозу чулл честно?
— Ну, это другое. Так, шутка.
— Не очень понимаю, чем...
Он замолчал, подходил другой бригадник. Каладин не сомневался, что только он и Камень видят Сил, и не хотел, чтобы думали, будто он разговаривает сам с собой.
Невысокого жилистого мостовика звали Шрам, хотя на его лице не было ни одного шрама. У него были короткие темные волосы и угловатые черты лица. Каладин попытался втянуть его в разговор, без всякого успеха. Шрам даже зашел так далеко, что, уходя, показал Каладину кукиш.
— Что-то я делаю неправильно, — сказал Каладин, качая головой и спрыгивая с повозки.
— Неправильно? — Сил подошла к краю повозки и поглядела на него.
— Я думал, что вид этих троих, которых я спас, даст им надежду. Но им по-прежнему на все наплевать.
— Некоторые глядели, когда ты бегал раньше, — сказала Сил. — С перекладиной.
— Да, глядели, — ответил Каладин. — И никто не позаботился помочь раненым. Никто, кроме Камня — да и тот только потому, что обязан мне жизнью. Даже Тефт не захотел делиться едой.
— Они эгоистичны.
— Нет, не думаю, что это слово применимо к ним. — Он поднял камень, пытаясь объяснить то, что чувствует. — Когда я был рабом... ну, я еще и сейчас раб. В самые плохие времена, когда хозяева старались выбить из меня способность сопротивляться, я был как они. Не эгоистом. Скорее животным. Делал то, что от меня требовали. И не думал.
Сил задумалась. Маленькое чудо — Каладин сам не очень понимал, что сказал. Тем не менее, высказавшись, он попытался пояснить свои слова.
— Я показал им, что мы можем выжить, но для них это не имеет значения. А если собственная жизнь ничего не значит, почему они должны заботиться о чьей-то другой? Как если бы я предложил им кучу сфер, но запретил их тратить.
— Похоже на то, — сказала Сил. — Но что ты можешь сделать?
Он посмотрел обратно, поверх каменистой равнины, на военлагерь. Из кратера поднимался дым множества костров.
— Не знаю. Но, как мне кажется, нам нужно намного больше тростника.
* * *
Этим вечером Каладин, Тефт и Камень шли по самодельным улицам военлагеря Садеаса. Номон — средняя луна — светила голубовато-белым светом. Перед некоторыми домами висели масляные фонари, указывая на таверны или бордели. Сферы дали бы более ровный, возобновляемый свет, но за одну сферу можно было купить связку свечей или бутыль с маслом. А это намного дешевле, особенно если фонарь висит в таком месте, где его может украсть любой прохожий.
Садеас не вводил комендантский час, но Каладин уже давно выяснил, что одинокому мостовику лучше всего оставаться в бараке. Повсюду бродили пьяные солдаты в запачканной форме. Они шептались со шлюхами или похвалялись перед своими приятелями, а завидев мостовиков, выкрикивали оскорбления и задиристо хохотали. Несмотря на луну и фонари, на улицах было темно, а бессистемная застройка лагеря — смесь каменных зданий, деревянных лачуг и палаток — делала его опасным, плохо организованным местом.
Каладин и два его товарища отступили в сторону, пропуская большую группу солдат. Их мундиры были расстегнуты, а они сами — слегка пьяны. Один из солдат заметил мостовиков, но вид сразу троих — один из которых был здоровенным рогоедом — убедил его только громко засмеяться и мимоходом толкнуть Каладина.
От солдата несло потом и дешевым элем. Каладин сдержал себя. Ударь в ответ, и дорого заплатишь за храбрость.
— Мне это не нравится, — сказал Тефт, оглядываясь через плечо на группу солдат. — Я вернусь в барак.
— Лучше тебе остаться, — проворчал Камень.
Тефт округлил глаза.
— Ты что, думаешь, я боюсь неуклюжих чулл вроде тебя? Я пойду, если захочу, и...
— Тефт, — мягко сказал Каладин. — Ты нам нужен.
Нужен. Это слово странно действует на людей. Некоторые сбегают, едва услышав его. Другие начинают нервничать. Однако Тефт как будто ждал его. Он кивнул, что-то пробормотал себе под нос и остался.
Вскоре они добрались до хозяйственного двора. Не огороженный изгородью каменный квадрат находился около западной стены лагеря. Ночью там никого не было, фургоны стояли ровными рядами. В загоне рядом дремали чуллы, похожие на небольшие холмы. Каладин прокрался вперед, опасаясь часовых, но, вероятно, никому даже в голову не могло прийти, что кто-то захочет украсть громоздкий фургон.
Камень слегка подтолкнул его в бок, указывая на тень рядом с загоном чулл. У входа сидел мальчишка, глядя на луну. Чуллы стоили достаточно дорого, присматривать за ними имело смысл. Бедолага. Сколько же ночей он провел здесь, сторожа медлительных животных?
Каладин скорчился за повозкой, остальные два сделали то же самое. Он указал на один ряд, и туда двинулся Камень. Каладин указал в противоположном направлении, Тефт округлил глаза, но сделал то, что от него требовалось.
Каладин пополз по среднему ряду. Всего было около тридцати фургонов, по десять в ряд, но проверить каждый — плевое дело. Надо только провести пальцами по заднему борту в поисках метки, которую сделал Каладин. Через несколько минут к ряду Каладина подошла темная тень. Камень. Рогоед кивнул в сторону и поднял пять пальцев. Пятый фургон от начала. Каладин кивнул и пополз туда.
Едва он добрался до фургона, как услышал тихий вскрик оттуда, куда ушел Тефт. Каладин вздрогнул и посмотрел на мальчишку-сторожа. Он все еще глядел на луну, рассеянно постукивая ногой по столбу, стоящему рядом.
В следующее мгновение Камень и глупо улыбающийся Тефт присоединились к Каладину.
— Извини, — прошептал Тефт, — но меня испугала эта ходячая гора.
— Если бы я был горой, — тихонько пророкотал Камень, — почему ты не услышал, как я подошел, а?
Каладин фыркнул и ощупал заднюю стенку фургона, пальцы нащупали грубую "Х" на дереве. Он затаил дыхание и нырнул под фургон. Тростник висел на месте, все двадцать пучков, каждый толщиной с ладонь.
— Иши, Герольд Удачи, да славится имя твое, — прошептал он, отвязывая первый пучок.
— Все, а? — сказал Тефт, скребя свою бороду. — Не могу поверить, что нашли так много. Наверно, собрали все стебли на этой проклятой равнине.
Каладин протянул ему первый пучок. Без Сил они не нашли бы и треть. Она летала со скоростью насекомого и, похоже, чувствовала, где что находится. Каладин отвязал следующий пучок и передал Тефту. Тот привязал его к первому, сделав большой пучок.
Каладин еще не успел закончить, как под фургоном заметались маленькие белые листья и образовали фигуру Сил. Она зависла в воздухе рядом с его головой.
— Нигде ни одного стражника. Только мальчик у загона чулл. — В темноте ее бело-голубая просвечивающаяся фигурка была почти незаметна.
— Я надеюсь, что эти тростники не испортились, — прошептал Каладин. — Если они пересохли...
— Они не пересохли. Ты слишком волнуешься. Я нашла для тебя несколько бутылок.
— Да? — сказал он, так горячо, что едва не сел и не ударился головой.
Сил кивнула.
— Я покажу тебе. Не могу принести сама. Слишком тяжелые.
Каладин быстро отвязал последние пучки и передал их нервничавшему Тефту. Потом выполз из-под фургона и взял два больших пучка, связанных из трех маленьких. Тефт понес еще два, а Камень три, спрятав их под мышку. Теперь им нужно было место, где им никто не помешает. Хотя черные васильки казались бесполезными, Газ, увидев их, обязательно нашел бы способ уничтожить работу.
Но сначала бутылки, подумал Каладин.
Он кивнул Сил, которая повела их к таверне.
Здание выглядело так, как если бы его наспех построили из второсортной древесины, что не мешало солдатам внутри радоваться жизни. Здание содрогалось от их буйной радости, и Каладин испугался, что оно вот-вот упадет.
За ним, в расколотой деревянной клети, лежала груда выброшенных бутылок из-под ликера. Стекло стоило достаточно дорого, и целые бутылки использовали повторно. Но эти, с отбитыми горлышками, выбросили за ненадобностью. Каладин положил на землю драгоценные вязанки тростника и выбрал три бутылки, почти целые. Вымыв их в ближайшей бочке, он засунул их в специально приготовленный мешок.
Подобрав связки, он кивнул остальным.
— Попытайтесь выглядеть так, как если бы вы делали что-то скучное, — сказал он. — Наклоните головы. — Оба кивнули, и они все вместе вышли на главную улицу, неся пучки как какие-то рабочие инструменты. Они привлекли к себе еще меньше внимания, чем раньше.
Избегая склада леса, они пересекли открытую каменную площадь, на которой строилась армия, и пошли по склону, ведущему на Разрушенные Равнины. Часовой увидел их — Каладин затаил дыхание, — но не сказал ничего. Скорее всего, он предположил, что у них есть причина находиться здесь. Им бы никто не разрешил выйти из лагеря в любом другом месте, но именно сюда, на часть равнины, спускающейся к первой пропасти, мостовикам ходить разрешали.
Очень скоро они оказались в том самом месте, где Каладин едва не убил себя. Какая перемена за несколько дней! Он чувствовал себя совсем другим человеком — странной смесью того, кем был, раба, которым стал, и жалкого неудачника, с которым все еще сражался. Он вспомнил, как стоял на краю пропасти и глядел в нее. Тьма внизу по-прежнему пугала его.
Если я не сумею спасти раненых, этот неудачник опять завладеет мной. И на этот раз он найдет способ...
Каладина передернуло. Он положил пучки травы рядом с пропастью и сел. Поколебавшись, остальные двое подошли к нему.
— Мы собираемся сбросить их в пропасть? — спросил Тефт, скребя бороду. — После всех трудов?
— Конечно нет, — ответил Каладин. Он заколебался. Номон светил достаточно ярко, но все-таки ночь. — Нет ли у тебя сферы, хоть одной?
— Для чего? — подозрительно спросил Тефт.
— Для света, Тефт.
Тефт, ворча, вытащил пригоршню гранатовых обломков.
— Собирался потратить сегодня ночью... — сказал он. Обломки засияли в его ладони.
— Отлично, — сказал Каладин, беря в руки стебель тростника.
Что о нем говорил отец? Поколебавшись, Каладин отломал мохнатый конец стебля, обнажив полую середину. Потом взял стебель за другой конец и пробежал пальцами по всей длине, сильно сдавливая. Две капли молочно-белой жидкости упали в пустую бутылку.
Каладин удовлетворенно улыбнулся и опять пробежал пальцами по стеблю. Ничего. Он швырнул стебель в пропасть. Со всеми разговорами о плетении шляпы, он не хотел оставлять свидетельств.
— Вроде ты сказал, что мы не собираемся выбрасывать их! — радостно обвинил его Тефт.
Каладин поднял бутылку.
— Только после того, как выдавим вот это.
— И что это? — прищурился Камень, наклоняясь ближе.
— Сок черного василька. Или, скорее, молочко черного василька — не думаю, что это настоящий сок. В любом случае это — могущественный антисептик.
— Анти... что? — спросил Тефт.
— Он отгоняет спренов горячки, — сказал Каладин. — А они вызывают заражение. Это молочко — один из лучших антисептиков на свете. Помочи им рану, и оно убьет инфекцию. — Раны Лейтена уже стали зловеще красными, вокруг них вились спрены горячки.
Тефт что-то проворчал, потом посмотрел на связки.
— Здесь целая куча тростника.
— Знаю, — сказал Каладин, передавая ему одну из двух оставшихся бутылок. — Вот почему я рад, что мне не придется выдавливать все молочко самому.
Тефт вздохнул, уселся и развязал пучок. Камень без жалоб тоже сел, развел колени в стороны, ступнями крепко сжал бутылку и начал работать.
Дул слабый ветер, шурша тростниками.
— Почему ты заботишься о них? — наконец спросил Тефт.
— Они — мои люди.
— Быть бригадиром значит совсем другое.
— Это может значить то, что мы решим, — сказал Каладин, заметив, что Сил прилетела послушать. — Ты, я, другие.
— Ты считаешь, что они дадут тебе сделать это? — спросил Тефт. — Все эти светлоглазые и капитаны?
— А они вообще хоть что-нибудь заметят?
Тефт заколебался, но потом хрюкнул, берясь за следующий стебель.
— Возможно, заметят, — сказал Камень. Огромный человек, выдавливая молочко, обращался с тростником удивительно нежно. Каладин даже не подозревал, что такие толстые пальцы могут работать так ловко и точно. — Светлоглазые, они часто замечают то, что им не полагается видеть.
Тефт хрюкнул опять, соглашаясь.
— Как ты очутился здесь, Камень? — спросил Каладин. — Почему рогоед покинул свои горы и спустился на равнину?
— Ты не должен задавать такие вопросы, сынок, — сказал Тефт, грозя пальцем Каладину. — Мы не говорим о прошлом.
— Мы не говорим ни о чем, — возразил Каладин. — Вы двое даже не знали, как зовут друг друга.
— Имена — это одно, — буркнул Тефт. — Прошлое — совсем другое. Я...
— Все в порядке, — сказал Камень. — Я могу рассказать.
Тефт что-то пробормотал себе под нос, но наклонился вперед, чтобы не пропустить ни одного слова Камня.
— У моего народа нет Клинков Осколков, — сказал Камень низким громыхающим голосом.
— В этом нет ничего необычного, — заметил Каладин. — За исключением Алеткара и Джа Кеведа, мало в каком из королевств есть много Клинков. — Армия в каком-то смысле даже гордилась этим.
— Неправда, — сказал Камень. — В Тайлене есть пять Клинков и три полных комплекта Доспехов, все в руках королевских стражников. Селай имеет и Клинки, и Доспехи. Другие королевства, такие как Хердаз, имеют по одному Клинку и набору Доспехов — они передаются по королевской линии. Но у нас, народа ункалаки, нет ни одного Осколка. У нас много нуатома — примерно ваших светлоглазых, только у них глаза не светлые...
— Как могут быть светлоглазые без светлых глаз? — мрачно спросил Тефт.
— Имеющие темные глаза, — небрежно сказал Камень, как о чем-то очевидном. — Мы выбираем предводителей иначе. Сложная история. Не перебивай. — Он выдавил еще молочка и бросил тростник в кучу рядом с собой. — Нуатома считают отсутствие Осколков огромным позором. Они хотят это оружие, как безумные. Все верят, что нуатома, добывший Клинок Осколков, станет королем, а у нас короля не было много лет. Никакой пик не будет сражаться с тем пиком, воин которого имеет благословенный меч.
— Неужели ты пришел, чтобы купить его? — спросил Каладин. Никакой Носитель Осколков не продаст свое оружие. Каждый Осколок — реликвия, отнятая у Падших Сияющих после их предательства.
Камень засмеялся.
— Купить? Нет, мы не настолько глупы. Но мой нуатома, он знал вашу традицию. Человек, убивший Носителя Осколков, может забрать его Клинок и Доспехи и владеть ими. Так что мой нуатома и его дом, мы собрали огромный караван и спустились вниз, собираясь найти Носителя Осколков и убить его.
Каладин едва не рассмеялся.
— Уверен, что это оказалось не слишком просто.
— Мой нуатома вовсе не был дураком, — сказал Камень, защищаясь. — Он знал, что будет трудно, но ваша традиция, она давала ему надежду, верно? Время от времени храбрые нуатома спускаются вниз и вызывают на дуэль Носителей Осколков. Я уверен, что однажды кто-нибудь из них победит и у нас будут Осколки.
