И все же мне не хотелось бы умирать здесь.
В моей голове сами собой проявились события последних дней, путь через снега, замок, зеркало, почти невесомая Никс на руках, коленопреклоненная толпа, вода из медных кранов, разговор, жемчужное платье Ирвис, непослушные волосы Кей... и я почему-то ни о чем не жалел.
Может ли так случиться, что эти люди, которые были рядом, все-таки придут за мной? Я же не называл их друзьями. Я был резок и желчен. Наставник пропал много лет назад. Матери я не помню. Жива ли она? Вряд ли.
Кей все же была права.
Но что теперь с той ее правоты.
Магия не работает. Физических сил недостаточно. Хитростью я не обременен. Я полностью во власти холода и тьмы, как никогда не принадлежащий самому себе.
Открыв глаза, я вдруг увидел слабое мерцание прямо передо мной. Оно становилось сильней, холодный призрачный свет приближался неспешными рывками. Вскоре в зареве маленькой голубоватой звезды я смог различить силуэт, который с каждым следующим шагом становился все четче.
Движение остановилось. Передо мной предстал беловолосый мужчина с длинным безбородым лицом. Рот в мелкой сетке морщин, темные глаза, тяжелые брови, белый костюм... Белый плащ на одном плече с таким же белым как снег, вьющимся меховым воротом, заколот фибулой в форме змеи. В руке — светящийся ледяной осколок.
Мне стало не по себе. Еще сильнее, чем было до этого.
— Меня зовут Люс Мирсин, — произнес мужчина. — Ты, должно быть, слышал обо мне.
Не сразу, но я вспомнил. Да, мне было знакомо это имя. Нет, я... читал о нем. По капле из глубин заторможенной памяти возникал образ, странный, противоречивый. Неужели?.. Как такое может быть? Так звали кого-то, о ком было написано в дневнике моей матери, в той его части, которую писала не она. Те страницы были заполнены почерком той, кто была до нее, и далее... на какой же странице я видел это имя? Люс Мирсин... это было именное стихотворение, изящное и спутанное, с множеством тройных смыслов, из которых я не понял ни одного. Могло ли так совпасть? Тезка? Наследник? И я тогда еще думал — правда это или нет? Какой степени наше родство? Зачем прапрабабка писала стихи о человеке из учебников по истории севера и того ли имела в виду?
— Я читал, — произнес я.
— Хорошо, — он кивнул. — Нужно ли мне как-то доказывать, что это именно я?
— А можно?
— Я спрашиваю из вежливости.
Вот как. Я даже отвлекся от холода благодаря ему. Что задумал этот старый хрен, которому давно пора три раза сгнить в могиле?
Какие такие переговоры он решил вести с пленником? Он ведь сейчас будет вещать как представитель Детей Зимы? Что есть у меня такого, что нужно им?
Я наблюдал за ним, а он за мной. Поглазев с минуту, назвавшийся Люсом Мирсином, наконец заговорил:
— Проклятие Вьюги съедает тебя изнутри прямо сейчас, — свет от ледяного осколка падал снизу вверх на его впалые щеки и делал говорящего похожим на мертвеца. — Но... — он сделал паузу, — в наших силах проклятие Вьюги усмирить. Мы снова, в который раз, обманем алчное древнее божество, хаотичное и опасное. У меня имеется опыт множества поколений, которым удавалось сбежать от непосильной выплаты долга. Ты сможешь то же, что смогли мы. Ты вернулся домой, к корням. И мы поможем тебе.
У него был такой голос — степенный и глубокий, из этих вот хорошо поставленных, специальных. Но я не отвлекался на чепуху, я в первый момент ужаснулся самой идее. Меня шокировала сама идея обмануть... Вьюгу. Я слишком хорошо помнил ее глаза. Я все еще ощущал тот всепроникающий ветер. И вот они нашли слова для нее, которых не нашел я: божество. Алчное, древнее. Вот как.
Эти люди — если только они не врут мне тоже — поколениями обманывали свою... Я не знаю, как это назвать. У меня нет причин не верить. Я понимаю теперь, что влип во что-то куда более страшное, чем мне казалось раньше, но у меня нет времени восторгаться этим или бояться этого. Оно уже происходит со мной. Дальше — только вперед.
Я сглотнул и, облизав пересохшие губы, спросил:
— И что же я буду должен за эту помощь?
— Это перестанет быть долгом, когда ты примешь свое призвание, — ответил Люс. — Вот он я, стою перед тобой. Я — доказательство: мы сможем сделать то, что должны. Многие годы я был заперт в темнице своего разума. И вот теперь я возрожден, как и другие правители севера.
Мне на секунду показалось, что я разговариваю с сумасшедшим.
— Другие... Вы имеете в виду и моего отца? — спросил я вдруг.
Люс покачал головой:
— Я ожидал большего недоверия.
— Я слышал об экспериментах чтецов и целителей и вполне могу верить вам, — сказал я. — Мне только непонятно, зачем вас сделали старым, но это, конечно, ваше дело.
Силуэт пожилого мужчины подернулся рябью. Раз — и тонкая оболочка рассыпалась в прах, осела на пол, как рассыпанная мука. Под личиной старика обнаружилась девочка лет семи-шести на вид.
Я опешил.
Это та самая. Люс? Мирсин?
В теле девочки? Ледяная иллюзия сети — тонкое, сложное волшебство, подвластное только магам с хорошим пространственным мышлением и сильным точечным контролем — удерживать настолько достоверную иллюзию малышка не смогла бы. Разве только она — гений. Или действительно — Люс Мирсин.
— Даже так? — произнес я.
— Я — тот самый Люс, не правнучка и не мошенник, — прозвучал высокий девичий голос. — Пускай тебя не удивляет это тело. Магам моего поколения удалось успешно запечатать личность в сосуд, что стоило многого. Нынешнее поколение сумело возродить меня — сделать невозможное. И вот я здесь, перед тобой. Я — доказательство того, что у нас есть шанс на спасение, и ты — тот, кто его использует. Если, конечно, ты действительно так умен, как думаешь о себе.
Белое платье, рюши, белые вьющиеся волосы и больше, темно-голубые глаза на лице, не выражающем ничего.
Я промолчал в ответ.
— Наше косвенное родство почти не имеет значения, — продолжил маг, заточенный в теле девочки, не давая мне времени начать строить догадки самостоятельно. — Значение имеет опробованная технология, способная послужить в наших целях.
— В каких целях? — спросил я. — Какая технология? Это самое возрождение?
Девочка замолчала, стала снова смотреть на меня, но не на меня, а словно бы в пустоту, сквозь мой "аквариум", сквозь время и пространство.
Ожидание затянулось.
По телу прошел озноб, я дернулся, заскрипел зубами.
— Да сколько ж можно? — прошипел я, напрягая мышцы, в который раз тщетно. — Когда вы меня отпустите? Какое тут сотрудничество, при таком обращении? Зачем было... как бабочку, под стекло?
Люс не шелохнулся.
— Эй!
Он как будто отключился от реальности, а огонек в его (ее?) руках продолжал светить.
Я окрикнул его еще пару раз. Нулевой эффект. Все мое тело ныло от непрекращающегося озноба, болели суставы, изможденные холодом мышцы казались чугунными.
Еще и мысли путались.
Я совсем отчаялся что-то изменить в застывшем мгновении.
Значит, никакой надобности блюсти приличия нет.
И потому я задал дурацкий, но волновавший меня уже несколько минут вопрос.
— Ну и... каково вам теперь в теле девочки?
Взгляд голубых глаз ожил, переместившись на меня.
Люс покачал головой, цыкнул:
— Ты задаешь неправильные вопросы.
— Зато не занудствую, — мстительно ответил я, — как некоторые старые идиоты, алчущие вечной жизни. Я правильно понял идею? Вам мало, что ли, было ваших тридцати лет на троне? Или сколько там? Вы хотите еще? Все ж мертвы, кого любили — толку теперь дергаться? Или вы социопат?
Моя память наконец предоставила мне картинку из учебника. Достопочтенный предок много чем отличился, ему посвятили целую главу на несколько страниц. Впрочем, вспомнить я смог только тот факт, что за время правления он окружил себя одними магами, имел среди них фаворитов обоих полов и вообще всячески способствовал. Я никогда не предполагал, что мое родство с королевской семьей самое что ни на есть прямое, и поэтому не смог вспомнить более ничего о Люсе Мирсине, кроме примерной даты "смерти", истории с магами и портрета с окладистой бородой. С бородой ему, стоит признать, было лучше.
Люс Мирсин молчал. Мое предположение опровергать он, вероятно, посчитал недостойным себя. Отвечать на мои вопросы он тоже не спешил, и эта игра в гляделки бесила меня все больше. Он хочет истерики? Других вопросов? Правильных вопросов? Покаяния? Обещаний всего и сразу?
Спокойно. Успокоиться. Представим, что этот чокнутый старый маг — действительно чокнутый. Надо говорить с ним мягче. Медленнее. Раздельнее.
— Зачем я вам нужен на самом деле?.. — спросил я по возможности ласково. — Если у вас есть... такое... такие силы и опыт. Зачем тут я? Предложенный Сесиль трон — это фикция, верно? Не затем я здесь?
— Сесиль не лгала тебе, — ответил Люс. — Ты действительно последний из Белых Королей, — и ты взойдешь на трон, когда все кончится. Ты еще не понимаешь этого — но в тебе, последнем, сейчас вся наша сила, вся наша надежда, и потому мы должны действовать наверняка.
Сила? Надежда? Сила — магическая или это он так, для красного словца?
— Что я могу такого, чего не можете вы? — спросил я.
Я-то знаю, что я — средних сил, пускай и талантливый элементалист. Есть множество магов в столице, которые уделают меня одной левой. Мои возможности, чего бы кто ни думал, вовсе не завидны. Я знаю себя. Я помню результаты испытания. Мне никогда не стать архимагом, пускай алчные богини со мной хоть каждый вторник беседуют. Может, первые короли и были хороши, но, сдается мне, кровь подрасплескалась за века. Почтенные предки всерьез облажались, приняв посредственность за что-то по-настоящему ценное. Им, конечно, виднее, как ошибаться, но я бы предпочел скорей прекратить весь этот балаган.
Люс вздохнул.
— Ты все узнаешь прямо сейчас. Ты думаешь, мы ищем власти. Но мы ищем спасения.
Девочка расправила подол и уселась прямо на пол перед "аквариумом".
Она провела рукой над своим светящимся ледяным осколком, и он треснул напополам. Одна его часть тут же раскрошилась в еще более мелкую пыль, затем, следуя за пальцами девочки, взлетела вверх и развернулась дымной завесой, которую пронзили лучи от оставшегося целым кристалла.
В движущемся волнами туманном экране стали проявляться силуэты, постепенно складываясь во что-то различимое, почти трехмерное. Вскоре я сумел увидеть панораму заснеженной степи, за ней, меж гор — разрушенные вычурные строения прошлых веков, а на их фоне — десятки и сотни единиц боевой техники, палатки, военные грузовики, закамуфлированные вертолеты, людей в форме, медленных, маленьких. Мы словно видели все это с высоты птичьего полета. Все немного плыло — но видно было достаточно четко, чтобы я различал детали даже без очков.
— Это восточная граница, — сказала Люс. — Им не страшна зима. Они думают, что теперь здесь никто не сможет ответить им. Очень скоро они перейдут границу. Мир на пороге новой войны, но мы можем избежать кровопролития. С твоей помощью. Да, ты все понял правильно.
Увлеченный своими проблемами, угнетенный холодом, ослепленный славой, я, действительно, не находил времени, чтобы интересоваться делами севера, о котором мечтал забыть. Всю жизнь я был намеренно аполитичен. Мне были неинтересны все эти вещи — как и многим моим сверстникам, впрочем.
А теперь я не мог даже отвернуться, чтобы не смотреть этот магический проектор. Я мог лишь закрыть глаза.
Когда открыл — снова увидел Люса, окруженного иллюзией и потому похожего на пожилого мужчину в белом. Трансляцию он прекратил. Темные глаза смотрели недвижно куда-то мне в самую душу.
— Слушай же меня, последний из рода Белых Королей. Мы, те, что были до тебя, дадим тебе избавление от проклятия Вьюги, трон — он твой по праву, и, по истечении тридцати лет — бессмертие. Ты будешь править севером с оглядкой на решения совета старейшин, которых мы восстановим так же, как возродился я. После ты сам займешь место в одном ряду с нами. Взамен ты должен предоставить себя нашим чтецам и целителям всецело, довериться нам полностью, открыться и затем использовать свою силу во благо народа севера. Силой своей ты поднимешь из вечно холодных недр ледяную армию, и она защитит нас.
Я вспомнил войско, высеченное изо льда, которое мы видели, проходя под замком Сорос.
— Я? Один? Подниму?
— Не один. Твои братья — истинные Дети Зимы — помогут тебе.
— Но как... Разве лед выстоит против танков и артиллерии?
Люс Мирсин сдержанно улыбнулся — так улыбаются дуракам.
— Помни, что находится на чаше весов, когда будешь принимать решение, — сказал он. — Как только ты согласишься, мы избавим тебя от холода. Все может кончиться в один миг. Все зависит лишь от тебя.
— А что, если я откажусь? — спросил я.
— Ты умрешь, — сказала с улыбкой девочка в белом платье и сомкнула ладошку.
Свет ледяного осколка угас, и наступила тьма.
Найк не чувствовал себя хорошо. К вечеру того пасмурного дня он понял, что в сравнении с собой обычным он очень слаб. Спасало лишь то, что, в сущности, он был достаточно крепким, и все же появившаяся откуда-то отдышка и сердце, принявшееся танцевать канкан только лишь оттого, что он решил подняться со стула, привнесли в его бытие новые, не слишком приятные ощущения.
А еще что-то смутно кололо в груди, но недостаточно сильно, чтобы бить тревогу.
Так ему, по крайней мере, казалось тогда.
План Кей звучал как сумасбродство. Впрочем, другого не было.
К вечеру в дом действительно вернулся сморщенный старичок с хитрыми черными глазами и принес на горбу мешок с каким-то барахлом. Виталис оказался ветераном Войны Причин и следующей за ней гражданской войны, да к тому же радиолюбителем. В свое время он сражался на стороне магов, будучи при этом неопознанным поглощающим. Он был случайно идентифицирован, и это полностью изменило его жизнь. С тех времен у него остались связи, верность старой гильдии и кое-какие припасы, в частности — зимняя военная форма поглощающих, судя по цвету и отделке — парадная. Сохранилась она на удивление хорошо.
Из десяти комплектов удалось собрать удобоваримые костюмы для всех троих молодых магов.
— Да, это именно тот эффект, который должны внушать поглощающие, — сказала Кей, разглядывая себя в зеркале.
— И тепленько, — одобрила Ирвис.
Кей стянула волосы в тугой хвост на затылке и заплела его в косу, велев сделать то же самое Ирвис.
— А ты вот держи фуражку с кокардой и ботву свою под нее хорошенько спрячь, — наказала она Найку. — Итак, слушаем меня сюда. Говорите по минимуму. Лица должны быть строгие, просящие кирпича, презрение должно сочиться из всех щелей, маленькие дети должны при виде вас плакать и звать мамочку. Всем ясно? Ирвис, никаких улыбок! Ты теперь — чернодырая сволочь, твои руки по локоть в крови невинных младенцев, сердец нам на склад не завезли, у-у! Мы нагоняем ужас и страх. Мы — стальной кулак гильдии номер пять, не знающий слова "пироженка".
— В этом берете неудобно, — признался Найк.
