Над головой прожужжали дроны, и на этот раз они, к счастью, засекли противника до того, как я нарвался на пулю. Четыре ньянговца в чёрной форме, бронежилетах и шлемах мчались в нашу сторону со всех ног, сжимая в руках короткие автоматы.
Эрвин дал очередь из-за угла, не высовываясь, и, кажется, даже кого-то срезал. Точно определить было нельзя, ведь все чёрные фигуры мгновенно залегли и принялись поливать огнём нашу позицию. Во все стороны брызнули осколки бетона и пластика.
— Сука! — взревел я, когда что-то острое прочертило полоску боли по щеке.
— Сейчас зажмут! — заорал мне на ухо напарник, забывший про внутренний канал связи. — Что делаем?..
Вместо ответа я присел на колено у самого угла, сорвал с пояса гранату и метнул её вперёд по коридору как можно дальше.
Громкий хлопок.
— Пошли!!! — мы с Эрвином одновременно выкатились из укрытия. Я зажал спуск и принялся поливать коридор, в то время как скаут летел вперёд, стреляя на ходу и, разумеется, ни в кого не попадая. Его боевая программа не могла в этом помочь, а свою я включать не торопился: пока лучше повоюю своим умом, а вот когда ситуация станет совсем хреновой и вместо размышлений и планирования потребуются рефлексы и скорость, тогда и спущу зверя с цепи.
Очередной хлопок, но на этот раз за спиной — сработала ловушка.
Я резко развернулся, не прекращая хрипло орать какие-то ругательства и стрелять — от бедра, по чёрным силуэтам, одной длинной очередью.
Запах озона щекотал ноздри. Рядом с ухом прожужжал раскалённый комочек смерти, в броню ударила пуля, ещё одна чуть не сломала мне шею, угодив в шлем. Цели автоматически помечались и тут же гасли: кинжальный огонь пулемёта рвал тёмные фигуры на части до тех пор, пока противники не закончились, а коридор не стал напоминать лавку мясника.
«Чисто! — доложил Эрвин. — Давай в диспетчерскую!»
«Даю-даю…» — отозвался я. Неожиданно навалилась слабость. Одежда под бронежилетом промокла, а пот стекал со лба по носу. И сердце, снова проклятое сердце. Тяжело билось о рёбра, ныло и тянуло, требовало остановиться, перевести дух, а в идеале прилечь.
Возле очередного магнитного замка я почти свалился — не удержал равновесие из-за головокружения. Заветный «дилинь» донёсся до меня будто сквозь слой ваты, Эрвин тенью пронёсся мимо и принялся орать и стрелять внутри диспетчерской, а я медленно перевернулся и привалился к стене, тяжело дыша и повторяя про себя: «Это плохо. Это очень плохо».
Кое-как поднявшись, я всё-таки приковылял в диспетчерскую, где лежали, уткнувшись лицами в пол и заложив руки за голову, инженеры в сером. Один из них — черноволосый, с крючковатым носом — смотрел на меня со смесью интереса и испуга. Опять головокружение, и я вновь сползаю вниз. Сижу, глядя на то, как мигают схемы на огромном, во всю стену, экране и как матерящийся Эрвин беспощадно колотит по клавиатуре, а затем отходит в сторону и в упор расстреливает консоль. Искры, осколки пластика, стекла и металла.
Я запрокинул голову и вяло удивился дыркам от пуль в потолке.
— Маки! — скаут сел на корточки рядом со мной и пару раз коротко постучал по шлему. — Поднимайся! — с плеча исчез чехол с РПГ и взрывчаткой, затем невидимая сила подхватила меня, как котёнка за шкирку, и с лёгкостью поставила на ноги. — Приди в себя!.. В себя приди! Надо спешить!..
«Сирену выключили», — заметил я, тупо глядя на напарника, который ждал от меня какой-то реакции и никак не мог дождаться. Позади него огромный экран перемигивался десятком алых окон с предупреждениями, а в ДР было страшно заглядывать: всё цвело красным, как поле тюльпанов.
Наконец, напарник не выдержал, выругался, схватил меня за руку и побежал ко второй пожарной лестнице, по пути установив пару ловушек. Я кое-как перебирал ногами, пытаясь и за Эрвином поспеть, и пулемёт не потерять — и мне почти удавалось и то и другое.
— Стоять, вы, два…
Я даже не успел повернуться в нужную сторону — скаут срезал идиота очередью прямо на бегу:
— Стрелять надо было, придурок.
Сердце немного успокоилось, и я обрадовался, почувствовав себя лучше, но застонал от отчаяния, увидев перед собой лестницу. Хотелось попросить хотя бы минуту передышки, но сработавшая далеко за нашими спинами ловушка напомнила, что времени нет.
— Оставь ещё одну тут! — попросил Эрвин, но пока я соображал, что он имел в виду, скаут выругался, вытащил из моего кармана взрывчатый сюрприз и прилепил его над выходом. — За мной!..
«Мухи» разделились: одна спустилась по спирали вниз, а вторая взмыла по лестнице вверх — и прекратила своё существование, успев лишь отправить нам фото затаившихся на следующем лестничном пролёте бойцов Фронта Освобождения Ньянга.
Первый дрон спасся лишь чудом: снизу тоже поднималась целая толпа бронированных Ньянговцев.
— А вот и наши друзья! — оскалился Эрвин. — Эй, уёбки? Соскучились? — вместо ответного приветствия о бетон стукнулась упавшая сверху граната. — Блядь! — скаут отфутболил её этажом ниже. Взрыв, дым, вопли — я поморщился, представив, какой ад там сейчас творится. — Маки, будь другом.
Просить дважды не потребовалось.
Я задрал ствол и в три секунды расщепил площадку над нами на атомы. Сверху посыпалась пыль, каменная крошка, куски арматуры и паникующие люди в чёрном камуфляже, которых пулемёт аккуратненько разделял на части прямо в полёте. Моё лицо окатило жутким кровавым душем.
Эрвин наблюдал за этим, хохоча как злой волшебник из мультфильма, а затем перемахнул через перила и спрыгнул прямо на головы уцелевших ньянговцев, стреляя в полёте и выхватывая катану. Охотники и жертва быстро поменялись местами. Раненые и оглушённые негры пытались отбиваться, но скаут был неумолим: колол, резал, рубил и крутился изрыгающим свинец смерчем. Даже когда патроны закончились, он бил, ломал конечности и разбивал головы до тех пор, пока последний ньянговец не издал последний хрип.
Когда Эрвин поднимался, я заметил, что он ощутимо хромает, а одно его плечо явно ниже другого — но на измазанном в крови лице сияла улыбка абсолютно счастливого человека.
— Ты в порядке?..
— Да, в полном, — он попробовал выпрямиться, но поморщился и не стал. — Ты как, готов?..
Я кивнул и задержался всего на пару секунд, чтобы спрятать ловушку в жутком винегрете, который ещё минуту назад был живыми людьми, а Эрвин уже ускакал вперёд и забрался на четвёртый этаж, легко перепрыгнув через отсутствующую площадку третьего.
Пришлось пересилить слабость и тяжесть в груди и последовать за ним.
«Ну же, старый пидор, — я крепко сжал зубы и изо всех сил шевелил конечностями, стараясь разозлиться на самого себя. — Шевелись, никчемный кусок говна! Давай, ножками-ножками…»
Третий этаж. Опасно — весь пролёт держится на паре уцелевших прутьев арматуры. Сейчас аккуратненько… Прыжок!
Левая нога заскользила, но я вовремя ухватился за покорёженные перила.
Четвёртый.
Наконец-то.
Дыхание сбивчивое и тяжёлое, катастрофически не хватает воздуха. Жарко. Сорвать бы сейчас броню и куртку, да завалиться в комнату с кондиционером...
«Господи, можно я просто тихо и безболезненно сдохну? Ну пожалуйста?..»
Пот со лба заливал глаза — я сорвал шлем, выкинул его куда-то за спину и утёрся рукавом.
Эрвин встал сбоку от двери и снял с пояса гранату.
— Открывай! — прошептал он, и в ту же секунду всё здание вздрогнуло. Свет мигнул несколько раз и погас, оставляя нас в кромешной темноте. Снова завыла сирена — и в этот раз, похоже, по делу.
— О, — прохрипел я пересохшим горлом, когда включил ПНВ. — А вот и генератор.
— Ага, я выкрутил мощность на максимум и заблокировал в зале вентиляцию, чтоб он перегрелся. Не тормози, открывай.
Как ни странно, отсутствие электричества только ухудшило ситуацию: дверь по-прежнему была заблокирована, а электроника больше не работала, поэтому я не мог взломать замок.
— Спустись! — приказал я. — Мне нужно место!
Где-то на первом этаже опять раздались команды и топот.
Бледно-зелёный в ПНВ Эрвин выдернул кольцо гранаты и бросил её вниз, в небольшой промежуток между лестничными маршами.
Снова хлопок и многоголосый вопль.
— Это просто праздник! — оскалился напарник.
Я старался соображать побыстрее, но мысли едва ворочались, медленные, как столетние черепахи на океанском пляже. Отойдя подальше от двери (то есть сделав буквально четыре шага на узкой площадке), я прижался к стене и задумался. Взрывчатка? Нет, её в обрез. РПГ? Нет, меня самого размажет по стенам. Пулемёт?..
Вместо ответа я полоснул очередью по двери. Вмятины, звон рикошета, крик Эрвина: «Ай, блядь!»
«Значит, не прокатит. Хм, но что если?..»
А вот стена крошилась очень даже хорошо. Но недолго — катушка отключилась, оставляя меня с, пусть и надёжным, но всё-же обычным стволом, бесполезным против железобетона и кирпичей.
«Сука…» — к счастью, я предвидел и такой вариант развития событий, но решение у меня было всего одно, припасённое на самый крайний случай. Вытянув из катушки провод, я нащупал второй разъём на шее и запитал оружие от собственного тела.
Теперь можно было только молиться, чтобы мне буквально хватило сил выдержать всё это.
В голове мелькнула мысль подсоединить к себе дверной замок, но вся его электрика, скорее всего, находилась с той стороны, да и я не видел смысла в изящном взломе, когда можно было использовать грубую силу.
— Ты долго там будешь копаться? — проворчал скаут.
— Нет.
В закрытом пространстве пулемёт издавал чудовищный грохот, но, как я и ожидал, оказался чрезвычайно эффективен. По паре пуль на петли, ещё несколько в район замка — и вход открыт. Правда из-за пыли ничего нельзя было рассмотреть, а лицо и руки посекло бетонной крошкой, но это можно было и перетерпеть.
Эрвин всё это время стоял ниже, пытался перезарядить покорёженное во время схватки оружие и бормотал, не зная, что я слышу его по внутренней связи: «Ох, что сейчас будет… Ох, что будет…»
Когда я перестал стрелять, он плюнул на всё, выброcил пушку, освободился от скорлупы бронежилета, дёрнув за шнур быстрого сброса, и в два прыжка поднялся ко входу.
— Отойди! — потребовал напарник и чуть не столкнул меня с лестницы, когда я замешкался. После этого он снял с пояса две гранаты, выдернул большими пальцами кольца, ударил по двери ногой, быстро спрятался от полетевших изнутри пуль под прикрытие стены и швырнул внутрь смертоносные подарки, а когда те взорвались, рыбкой нырнул во тьму с мечом в руке и криком «Банзай!»
Я поспешил за ним, не зная, стрелять мне или нет — и очень хорошо, что замешкался, потому что вероятность попасть в Эрвина была не просто велика, а очень велика. Он метался от одной чёрной фигуры к другой, протыкая, кромсая и разрубая противников на части.
— Маки! — крикнул он, указывая влево, где из-за угла высыпалась очередная орда Ньянговцев. Высыпалась, напоролась на пулемётный огонь и откатилась обратно, оставив на полу несколько изломанных фигур. Меня охватило невиданное воодушевление. Я не верил, что пройду и половину пути, а теперь вот она — наша цель. Ещё чуть-чуть — и всё закончится. Хотя бы на сегодня.
— В атаку! — заорал я и бросился вперёд. Эрвин, подобравший чей-то пистолет, с таким же криком бежал следом.
Сердце причиняло невыносимую боль, но остановиться я уже не мог.
Видимо, тут собрался весь этот чёртов «Фронт Освобождения». Чёрные фигуры валились на нас с Эрвином со всех сторон, разве что с потолка не прыгали. Углы чередовались с коридорами, дверями и перекрёстками. Гранаты закончились, пулемётный ствол тускло алел в темноте и разбрасывал по сторонам ускоренные комочки металла, выкачивая энергию из моего тела, Эрвин скользил невидимой тенью, навязывал рукопашную схватку, рычал, рубил и упивался кровью, а под потолком носилась вездесущая «муха», помечающая цели.
Мне четыре раза попали в пулемёт, трижды — в бронежилет, прострелили бедро и голень и почти прострелили плечо, но мы всё равно рвались вперёд, отвоёвывая буквально каждый шаг.
Натиск противника казался невыносимым, и я уже был готов дрогнуть, когда «Фронт Освобождения» от постоянных контратак перешёл к отступлению. Однако выяснилось, что преследовать противника — не проще, чем прорываться: мои силы были на исходе, индикатор энергии багровел на самом дне стилизованной батарейки, а сердце превратилось в раскалённый чугунный шар, пытавшийся прожечь путь наружу.
«Это конец», — понял я.
Даже если мы сейчас победим и отключим Юнгера, я этого не переживу. Слишком много ран, слишком мало сил. Эх, где же мой оптимизм?.. В молодости я махнул бы на всё рукой и взбодрил себя какой-нибудь дурацкой фразой типа: «То, что не убивает, делает нас сильней, так представь, каким сильным ты станешь после всего этого дерьма!», но сейчас внутри меня были только пепел и осознание того, что всё не так просто. То, что не убивает нас — меняет нас, уродует, изматывает, ослабляет, калечит и оставляет глубокие незаживающие раны. То, что не убивает нас, никогда не проходит бесследно и застревает где-то глубоко внутри, как бы ни хотелось всё забыть и жить дальше.
С большим запозданием включилось красное аварийное освещение, и чёрные фигуры Ньянговцев бросились в последнюю атаку. Но не одного меня измотала схватка: сквозь пелену боли и смертельной усталости я заметил, что у негров не было прежней точности в движениях и слаженности. Ни тактики, ни прикрытия, ни перебежек — они просто попёрли на нас в лоб.
«Пока, уёбки», — в который раз за сегодня я нажал на спуск, но пулемёт ответил недоумевающим щелчком.
Ледяной ужас привёл меня в чувство — патронов больше не было, подозрительно лёгкий ранец опустел.
Противники подошли так близко, что я мог разглядеть поблескивавшие в красной полутьме белки глаз, зубы и сжатые в ладонях устрашающие ножи и мачете.
Быстро перехватив пулемёт и взявшись за ствол, я активировал боевую программу. Жжение в ладонях и отвратительный запах горелой плоти подсказали, что это было ошибкой, но на её исправление не было времени. Приклад пулемёта с размаху врубился в чьё-то лицо, и закипела безобразная драка.
Ударить, получить удар самому, отмахнуться, блокировать — и снова, и снова, до тех пор, пока либо враги не окажутся на полу, либо я. Красная пелена, чёрно-багровые фигуры, оскаленные рты, зияющие раны. Хлопки выстрелов и пронзительная боль в животе — но отвлекаться на неё нельзя, иначе конец, надо бить, бить, бить до тех пор, пока не…
Передо мной вырос огромный чёрный детина — с голым окровавленным торсом, но почему-то в шлеме. Похоже, здоровяк пережил взрыв гранаты, иначе я не мог объяснить, куда с него пропала одежда и откуда взялось столько осколочных ран. Крепкий гад — ржавые стальные руки от самых плеч, выпирающие на волосатой груди и животе бронепластины, и… Да, чёрт бы его побрал, массивный внешний позвоночник, такой же, как те, что я видел у ньянговцев в лагере. Жирный хромированный паук, прилепившийся к спине и вцепившийся в плоть длинными лапами.
