Аделантадо и его офицеров провели в дом Беечио, где им был устроен пир с изобилием морской и речной рыбы, прекрасными овощами и фруктами.
Здесь испанцам впервые удалось преодолеть отвращение к игуане, излюбленному деликатесу индейцев, к которому испанцы до сих пор относились с брезгливостью, считая игуан разновидностью змей. Аделантадо, желая оказать уважение местным обычаям, первый уступил мягким, но настойчивым просьбам Анакаоны и отведал мяса игуаны. Его спутники последовали его примеру, они нашли это блюдо в высшей степени нежным и вкусным и с того времени игуана пользовалась большой популярностью у испанских гурманов.
Когда пир был окончен, дон Бартоломео с шестью офицерами остался в доме Беечио, остальных испанцев разместили в домах младших касиков, где они спали в гамаках из необработанного хлопка — обычных постелях местных жителей.
Два дня они провели у гостеприимного Беечио, их развлекали индейскими играми, устраивали в их честь празднества, самым замечательным среди которых было потешное сражение. Два отряда обнаженных индейцев, вооруженных луками и стрелами, внезапно ворвались на площадь и устроили сражение, похожее на мавританскую борьбу с палками и тростниковыми дротиками. Постепенно они входили во все больший азарт и сражались с такой страстью, что четверо были убиты и многие ранены, но, казалось, это лишь подогревало интерес зрителей. Состязание продолжалось бы и дольше и было бы еще более кровавым, если бы аделантадо и его офицеры не вмешались и не попросили остановить игру.
Когда празднество закончилось и близкое общение укрепило взаимное доверие, аделантадо открыл касику и Анакаоне истинную цель своего визита. Он объяснил, что его брат, Адмирал, был послан на этот остров королями Кастилии, великими и могущественными властителями, подчинившими себе многие королевства; он объяснил далее, что Адмирал вернулся на родину, чтобы рассказать королям о племенах и касиках этого острова, а на время своего отсутствия он оставил его, своего брата Бартоломео управлять островом и поручил ему принять Беечио под покровительство могущественных испанских монархов и договориться о подати, которую тот должен будет платить таким образом, как ему будет угодно.
Касик был сильно смущен этим требованием, он хорошо знал о страданиях, которые испанцы в погоне за золотом причинили жителям других мест. И он сказал, что понимает, с какой целью белые прибыли на остров и знает, что другие касики платят подать золотом, но его земля бедна этим металлом и его подданные едва ли знают, что это такое. Но аделантадо ответил, что монархи никогда бы не стали требовать от касика платить подать товарами, которых нет в его владениях, что он может платить маниоковым хлебом, коноплей, хлопком, которыми изобилуют местные земли. При этих словах лицо вождя просияло, он с радостью согласился и тут же разослал приказы подчиненным касикам готовить хлопок для первой уплаты подати. Уладив все дела, аделантадо тепло простился с Беечио и его сестрой и отправился в Изабеллу.
Так спокойным мудрым управлением была приведена в подчинение одна из самых больших провинций острова, и если бы не вмешательство в политику аделантадо недальновидных и безответственных людей, то большие подати могли бы быть собраны без всякого насилия. Индейцы проявили сговорчивость и были готовы добровольно поступиться своими правами в пользу белых людей, когда те обращались с ними мягко и человечно.
Глава 2
Установление цепочки военных постов. Восстание Гварионекса, вождя Веги
(1496)
По прибытии в Изабеллу дон Бартоломео увидел там обычную нищету и страдания. Многие умерли за время его отсутствия, многие были больны. Те, кто был здоров, жаловались на недостаток пищи, а те, кто больны, — на нехватку лекарств. Продовольствие, привезенное несколько месяцев назад Педро Алонсо Ниньо, подошло к концу. Отчасти из-за болезней, отчасти из-за отвращения к труду испанцы не стали возделывать прилегающие земли, а индейцы, от которых они в основном зависели, возмущенные притеснениями, покинули окрестности и бежали в горы, предпочитая жить в убогих укрытиях и питаться кореньями и травами, чем оставаться на плодородных равнинах, терпя жестокость и несправедливость белых. История этого острова — это бесконечная цепь несчастий, бедности и нищеты, вызванных алчной погоней за золотом. Золото заслонило от испанцев все другие менее эффектные, но более надежные источники обогащения. Они считали бесполезным все, что не давало прямой и быстрой выгоды. Вместо того, чтобы возделывать прекрасные почвы, получая истинные сокровища, они теряли время на поиски золотоносных руд и вод и голодали среди изобилия.
Еще не подошли к концу запасы провизии, доставленной Ниньо, как среди колонистов вновь начался обычный ропот. Они считали, что Колумб, наслаждаясь роскошью и развлечениями двора, забыл и думать о них. Они полагали, что правительство также забыло их, в гавани же не было ни одного судна и поэтому они не могли послать домой известие о своем бедственном положении и молить о помощи.
Чтобы устранить последнюю причину недовольства и поднять дух поселенцев, аделантадо приказал построить две каравеллы для нужд острова. А чтобы избавить население ото всех недовольных и больных в этот тяжелый момент, он отправил их в глубину острова, где был лучший климат и где у индейцев можно было в изобилии найти пищу. В это же самое время он завершил начатое братом в прошлом году сооружение цепи военных постов и разместил в них гарнизоны; каждый из пяти постов представлял собой укрепленное здание и небольшой поселок около него. Первый пост находился в девяти лигах от Изабеллы и назывался Эсперанса. Шестью лигами дальше была Санта-Каталина. Еще через четыре с половиной лиги пост Магдалена, где впоследствии был основан город Сантьяго; и в пяти лигах от него форт Консепсьон, хорошо укрепленный, поскольку он находился в обширной густонаселенной Веге в полутора лигах от дома касика Гварионекса. Избавив таким образом Изабеллу ото всех бесполезных обитателей и не оставив там никого, кроме тяжело больных, а также тех, кто был нужен для охраны поселения и строительства каравелл, аделантадо вернулся с большим отрядом в крепость Санто-Доминго.
Военные посты некоторое время удерживали местных жителей в повиновении, но вскоре начались новые беспорядки, вызванные другими причинами. Среди миссионеров, сопровождавших отца Бойля на остров, двое отличались особым рвением. Когда Бойль вернулся в Испанию, они остались на острове и выполняли свои обязанности; одного из них звали Роман Пане, сам себя он называл бедным отшельником, он принадлежал к ордену св. Иеронима; другой, Хуан Боргоньон, был францисканцем. Некоторое время они жили среди индейцев Вега, усердно трудясь над обращением их в веру, они окрестили одну семью из шестнадцати человек, глава которой взял при крещении имя Хуан Матео. Обратить в христианскую веру касика Гварионекса было, однако, их главной целью. Владения касика были обширными, поэтому его обращение имело значение для колонии, и усердные святые отцы считали, что крещение касика приведет в лоно церкви большое количество его подданных. Некоторое время вождь был благосклонен: он выучил "Отче Наш", "Аве Мария" и "Верую" и заставил свою семью ежедневно повторять эти молитвы. Однако другие касики Веги и провинции Сибао высмеивали его за преклонение перед законами и обычаями чужеземцев, отнявших у него власть и угнетавших его народ. Монахи жаловались, что вследствие этих нечестивых разговоров их новообращенный отрекся от веры; однако его отречение имело и другую, более серьезную причину. Один высокопоставленный испанец подверг насилию его жену, и касик отрекся от христианской религии, которая, как он предполагал, оправдывала подобную жестокость. Потеряв всякую надежду на осуществление своих замыслов, миссионеры перебрались на земли другого касика, взяв с собой новообращенного Хуана Матео. Перед отъездом они соорудили маленькую часовню с алтарем, распятием и иконами для остававшейся семьи Матео.
Едва они отбыли, как несколько индейцев ворвались в часовню, вдребезги разбили иконы, растоптали их ногами и закопали на соседнем поле. Это, говорят, было сделано в знак презрения к религии, от которой Гварионекс отрекся, и по его приказу. Известие об этом происшествии дошло до аделантадо, который распорядился немедленно учредить суд и наказать всех виновных согласно закону. Это было время глубокого почитания религии, особенно среди испанцев. В Испании все религиозные ереси, малейшее отступление от веры, любые случаи ее попрания, даже евреями или маврами, карались сожжением на костре. Такая участь постигла и несчастных невежественных индейцев, осужденных за святотатство. Неизвестно точно, имел ли Гварионекс какое-либо отношение к содеянному, вполне вероятно, что вся история была сильно преувеличена. О том, насколько заслуживают доверия эти сведения, можно судить по воспоминаниям Романа Пане, "бедного отшельника". Поле, где были закопаны святые образа, рассказывает он, было засеяно не то репой, не то редисом, и когда появились всходы, они чудесным образом приняли форму креста.
Жестокое наказание, постигшее индейцев, вместо того, чтобы запугать их соплеменников, вызвало у них негодование. Непривычные к таким жестоким законам и мстительному правосудию, не имея ясного представления о силе религиозного чувства, они не могли понять смысла и тяжести преступления. Даже Гварионекс, человек по природе спокойный и миролюбивый, пришел в ярость от жестокости белых людей, так бесчеловечно наказавших его подданных. Другие касики, почувствовав его негодование, решили уговорить его объединить усилия, поднять восстание и одним внезапным ударом сбросить иго тиранов. Некоторое время Гварионекс колебался. Он знал мощь и военное искусство испанцев, преклонялся перед их кавалерией, и кроме того прекрасно помнил трагическую судьбу Каонабо; однако отчаяние придало ему смелости, а главное, он понимал, что господство этих чужеземцев приведет его народ к гибели. Старые писатели рассказывают о предании, существовавшем среди обитателей острова. Считалось, что Гварионекс был представителем древнего рода потомственных касиков. Задолго до прибытия на их земли испанцев его отец во время ритуального пятидневного голодания обратился к своему земи, богу домашнего очага, с просьбой предсказать ему будущее, и получил ответ, что через несколько лет на остров придут люди, облаченные в одежды, нарушат обычную жизнь, уничтожат традиции, истребят детей или же обратят их в бессрочное рабство. Возможно, впрочем, что предание было вымышлено позднее, после того, как зверское обращение испанцев с туземцами вошло в обычай. Остается неясным, связано ли это предсказание с решением Гварионекса поднять мятеж. Некоторые говорят, что он был вынужден взяться за оружие, так как его подданные пригрозили, что в случае отказа они выберут другого вождя; другие утверждают, что главной причиной его решения было насилие, совершенное над его любимой женой. Скорее всего все это вместе взятое в конце концов заставило его вступить в заговор. Касики собрались на тайный совет и порешили, что в день уплаты подати, когда можно будет собираться большими толпами, не вызывая подозрений, они внезапно нападут на испанцев и истребят их.
Каким-то образом гарнизон Консепсьона узнал о готовящемся заговоре. Понимая, что горстка людей не сможет противостоять окружающим их враждебным племенам, они отправили с индейцем письмо аделантадо в Санто-Доминго, прося о немедленной помощи. Чтобы письмо не было перехвачено, а это было вполне вероятно, так как местные жители знали ухе о чудодейственном свойстве писем передавать сообщения и думали даже, что письма могут говорить, испанцы вложили его в тростниковый стебель, который гонец использовал как трость. И действительно, гонца перехватили, но он, прикинувшись немым и хромым и показывая знаками, что возвращается домой, сумел получить позволение продолжить путь. Скрывшись из виду, он вновь ускорил шаг и в целости и сохранности доставил письмо в Санто-Доминго.
Аделантадо с обычной для него быстротой и решительностью немедленно отправился с отрядом к крепости; и хотя его люди были сильно ослаблены скудной едой, тяжелой службой и длительными переходами, он неумолимо торопил их. Помощь подоспела как нельзя более своевременно. Индейцы из окрестных деревень уже пришли к Консепсьону, они были вооружены и ждали только условленного часа, чтобы нанести удар. Посоветовавшись с командиром гарнизона и его офицерами, аделантадо выработал план действий. Зная, где располагаются разные касики со своими воинами, он выделил против каждого из них отдельный отряд во главе с офицером и приказал ночью ворваться в деревню и, застав спящих индейцев врасплох, связать касиков и взять их в плен. Поскольку главной фигурой среди индейцев был Гварионекс и ожидалось, что его захват будет самым трудным и опасным, аделантадо сам встал во главе выступившего против него отряда в сто человек.
Эта стратегия, основывавшаяся на привязанности индейцев к своим касикам и рассчитанная на то, чтобы избежать большого кровопролития, оказалась на редкость удачной. В полночь испанцы тихо вошли в деревни, не окруженные ни стенами, ни какими-либо другими укреплениями и, внезапно ворвавшись в дома, где располагались касики, схватили и связали их, всего четырнадцать человек, и увели в крепость прежде, чем индейцы смогли прийти в себя и попытаться защитить или освободить своих вождей. Объятые ужасом, они не оказали ни малейшего сопротивления, не проявили никакой враждебности; вместо этого они окружили крепость несметными толпами и с плачем и жалобными возгласами умоляли освободить касиков.
Завершая операцию, аделантадо проявил те же силу духа, мудрость и умеренность, с какими он начал ее. Он уточнил причины заговора и выявил зачинщиков. Два главных заговорщика, которые более всего повлияли на решение Гварионекса, были казнены. Что же касается самого злосчастного Гварионекса, аделантадо, принимая во внимание допущенную по отношению к нему несправедливость, а также его колебания при вступлении в заговор, великодушно простил его; более того, согласно Лас Касасу, он строго наказал испанца, чье преступление так глубоко потрясло Гварионекса. Великодушие аделантадо распространилось также и на других касиков, участвовавших в заговоре; он обещал им благосклонность и вознаграждение, если их преданность будет непоколебима, но предупредил о жесточайших наказаниях, которые ожидают их, если они снова поднимут мятеж.
Сердце Гварионекса смягчилось от такого неожиданного милосердия. Он обратился к своему народу, восславляя несокрушимую мощь и благородство испанцев, их великодушие к обидчикам и щедрость к тем, кто остался им верен; он призвал свой народ впредь поддерживать дружбу с испанцами. Индейцы слушали его с вниманием: ведь его хвала в адрес испанцев подтверждалась тем, как они обошлись с ним самим. Когда касик закончил речь, они подняли его на руки и с песнями и возгласами радости понесли в дом. На какое-то время мир и спокойствие в Веге были восстановлены.