Как-то раз, года через два после Нижегородской Торгово-промышленной выставки, из очередной поездки Му-му вернулся со следами побоев на голове, в разодранной красной рубахе, без картуза... А, сам фургон, имел явные следы попытки взлома топором.
"Разговаривать" с Егором — кроме его жены, да дочерей, так никто и не научился... Из их "перевода", я понял что имело место разбойное нападение с целью экспроприации моего добра — да Му-му, ловко орудуя кнутом благополучно отбился — хотя и, несколько пострадал от злоумышленников. Хорошо, что голова у Му-му крепкая и, по ней не топором били — а, всего лишь дубиной!
Полиция нападавших не нашла: времени то много прошло — пока он до Нижнего после инцидента добрался, разгрузился там и вернулся обратно... Как и, в "наше" время, правоохранительные органы лучше всего работают "по горячим следам".
Да и, толку то? Если, Му-му не может дать показания? Даже, на очной ставке он не сможет сказать ничего внятного.
Ну, что делать?
Пришлось нанимать сопровождающего — экспедитора. Такового быстро нашли и наняли. Молодой парень, коренной нижегородец, грамотный, недавно отслужил срочную...
Чтоб, ни у кого мыслей не возникало бросаться на них с Му-му с дубиной или с топором, экспедитору был куплен с рук бельгийский дорожный мушкетон[81], кустарно переделанный под капсюльный замок.
Довольно-таки, устрашающая штука! У этого, был ещё и, откидной штык — как у "последнего" образца карабина Мосина... Так что, проредив татей картечью, можно было оставшихся погонять штыком в рукопашной схватке.
А, колоть штыком, в русской армии хорошо учили! Намного лучше, чем стрелять...
Где-то, через три месяца после этого, фургон пропал. Пропал вместе с хабаром, вместе с Му-му и Экспедитором...
Исчез.
Полиция, оказалась бессильна — даже, под давлением, оказываемым на неё моим тестем-губернатором. На след напал Опер — через свою агентуру в "Шумном балагане".
— Один "деловой", через свою маруху банкует нашим хабаром, Шеф!
— Точно, нашим?
Опер кивнул:
— Верняк! Сам проверил — с фуфлом, я б тебе не пришёл...Будем брать?
Сразу бы, с горяча, я бы приказал "взять" и на лоскуты порвать! Но, было время остыть...
— Тебе полиция к моему окладу накидывает?...Нет?! Так, что нам за неё её работу делать?! Дай наколку — дальше, пусть сами "чешутся".
Опер, с недоумением почесал в затылке:
— Аааа...
— А, пусть по закону судят... Судом присяжных, с адвокатом — всё, как положено! Мы же, не отморозки какие...
Его взяли той же ночью — у Опера к тому времени, очень хорошие подвязки в уголовной полицией Нижнего были! Очень плодотворно сотрудничали, на благо Государя Императора, Государства Российского и "Корпорации USSR"...
Кого "взяли"?
Экспедитора — кого же, ещё... Он и его подельники по сбыту краденного, показали и, где труп убиенного им Му-му спрятали и, кому фургон с хабаром загнали и, где лошади...
Всё нашлось!
Егора, эта мразь не сумела завалить с одного выстрела — ибо, здоровущ и силён мой Му-му был! Судя по тяжести закрытого гроба, который мы — под вой вдовы и трёх дочерей-сирот, ввосьмером зараз, от Замка на Старое Кладбище несли — меняясь через каждые сто метров, под полтора центнера — это точно! А, может и, за...
Картечь, страшно изуродовала Му-му — лицо, глаза... Но, не убила. А, перезаряжать мушкет — довольно-таки, мешкотное дело. И, Экспедитор порол Егора штыком — добивая. Вся грудь и брюхо — в решето...
Дело получилось резонансное — я постарался... Вообще-то, за уголовные преступления — даже за "мокруху", в царской России в те времена приговаривали к "вышаку" не часто. Если, мне изменяет память и не врёт статистика — раз в семнадцать реже, чем в демократической Америке тех лет.
Поэтому, нижегородская общественность очень сильно удивилась, когда судом присяжных Экспедитор был приговорён к повешению. А, как был удивлён он сам... Так, громко удивлялся — когда, его конвойные из зала суда тащили!
С палачом познакомился и поговорил я лично — никому больше не доверил.
Милейший человек, кстати! Довольно-таки, молодой мужик ещё — лет тридцати пяти, только начинающий полнеть и лысеть. Достаточно интеллигентен для своего крестьянского происхождения, начитан, умен. Хороший семьянин, хлебосольный хозяин и всё такое прочее...
За ужином разговорились.
— Разрешите полюбопытствовать, уважаемый Порфирий Иванович...,— после третьей рюмочки — чуть ли не на брудершафт, спросил я, — чем был обусловлен ваш выбор такой весьма экзотической профессии?
— Ну, а что? Работа, как работа... Не хуже, чем у других...,— невозмутимо ответил он, закусывая хрустящим огурчиком, — не я вешаю, а закон казнит!
Палач, важно и с многозначительным видом, поднял указательный палец вверх:
— Я лишь орудие закона... Как верёвка, к примеру. Вы, уважаемый Дмитрий Павлович, к верёвке какие-то претензии имеете?
— Да, что Вы... А, всё мне интересно, как люди... Ээээ... Становятся палачами. Клянусь — останется между нами.
Тема была довольно склизкой и, для него неприятной. Но, он так был ошеломлён и польщён моим появлением у него в гостях, что ответил. Хотя и, изрядно морщась:
— Не я эту "работу" нашёл, она меня выбрала!
Палач, снова налил нам по рюмочке... Выпили, закусили и, он продолжил:
— Зарезали мы как-то со товарищи, купца с приказчиком...
Вот, дела!
— ...Да, кто-то выдал — взяли через три дня на постоялом дворе, со всем их барахлом. Суд, то — да, се... Ну, сам знаешь! Товарищ то мой, многоопытный был — старый каторжанин: на меня всё свалил... Резал то¸ он — как на духу говорю, Дмитрий Павлович!
Он посмотрел мне в глаза:
— Зачем, мне тебе врать?!
Судя по всему, он действительно, не врал! Врать с таким взглядом невозможно.
— Резал-убивал он — я лишь пособлял, а как взяли нас, так его нож в моих вещах оказался. Ну, суд и слушать меня не стал — меня к повешению, моего товарища к каторге.
— А, палач в тюрьме — уже старый и немощный был и, просил он у начальства себе помощника... Ну, мне и предложили. Тягостно мне было — молился долго... Но, я дал согласие. Молод был — страшно умирать было! Сейчас бы, не знаю... Не согласился бы, наверное...
Палач перекрестился на стоящую в положенном месте закопчённую икону, божась...
"Сейчас", у палача было пятеро деток — он нашёл себе оправдание потребностью кормить семью. Не дай Бог, конечно. В принципе, я действительно — не осуждаю! Ну, не согласись он — вешал бы кто-нибудь другой.
Как будто услышав мои мысли, Порфирий Иванович продолжил:
— Ну, а потом женился, робяты народились... Кормить семью надо было!
Я, вежливо интересуюсь:
— Ну и, как? Как "кормёжка" получается?
— Ну, не жалуюсь, Дмитрий Павлович... Грех это...
— А, всё же?
Тот, задрал глаза к потолку, вспоминая и подсчитывая:
— В прошлом году шестерых бедолаг пришлось... Старков, Махметов, Жлобов, Ромашкин и Марченко... Упокой Господь их многогрешные души...
Палач, несколько минут крестился на икону, что-то бормоча. Ну и, я тоже... Из вежливости.
— От казны было выделено десять рублёв плотнику — на установку козел, пятнадцать ему же — на гробы, пять с полтиной извозчику — для доставки в тюрьму духовного лица для последней исповеди, пятнадцать ломовым извозчикам — для отвоз казнённых на кладбище, полтора рубля за верёвки... Ну и, сто двадцать шесть целковых — плата палачу. То есть — мне.
Ничего себе! Кучеряво у нас палачи живут. За "сто двадцать шесть целковых" можно было двадцать коров купить...
Порфирий Иванович, видимо был очень хорошим психологом-физиономистом:
— Так, это за год "всего" шестеро...Прости меня, Господи! А, если нет "работы" — то, казна скупо платит.
Ага... В основном на "голом" окладе сидит, значит. Закидываем удочку, короче:
— Порфирий Иванович... А, Вы не хотели бы перемены своей и семьи участи?
То не понял:
— Как, это? Отчего, моя "участь" может перемениться?
— Сама по себе, она конечно, н перемениться... Но, вот если я ей помогу переменится!
Палач завис, соображая, а я продолжал долбить:
— Уедите туда — где Вас никто не знает, заведёте большое, крепкое хозяйство... Ваши "робяты" будут учиться в гимназии или реальном... Людьми вырастят — инженерами или, ещё кем. И, не будут знавать-ведать про старое "ремесло" своего папаши...
Последнее, его видать "сломало". Палач, встрепенулся, в глазах его зажегся огонёк:
— А, Вы знаете, какие это деньги, Дмитрий Павлович?
— Знаю...,— спокойно ответил я, — это — большие деньги! Я дам Вам их, с неким условием...
— С каким, же?
— Вы, Порфирий Иванович, в вашем "ремесле" человек многоопытный...
— Да! — с некой гордостью, подтвердил тот, — рука у меня "лёгкая" — легка и, смерть от моей руки. И, начальство никогда на меня не жаловалось: раз и, готово! Отлетела душа на Суд Божий...
Палач, снова перекрестился на икону:
— Доктор на часы посмотрит и велит снимать...
— Опытному человеку — профессионалу, ничего же не стоит сделать "процесс" и обратным?
— Как, это?
Насторожился...
— Вы же сможете дать злодею достаточно много времени — чтоб, он до конца смог осознать всю гнусность своего злодеяния? Чтоб, душегуб смог искренне — чистосердечно покаяться в муках перед Господом и, получить шанс для спасения своей грешной души?
Палач, задумчиво зачесал в затылке:
— Насколько долго... Ээээ... Сделать "так"?
— А, на ваше усмотрение, любезнейший Порфирий Иванович! За каждую минуту казни — начиная с выбитой табуретки, или что там у вас применятся по "технологии", я плачу сто рублей золотом. После пяти минут — уже ТЫСЯЧУ(!!!) за каждую... Пока доктор не объявит казнь свершённой. Вот и, сами считайте, сколько денег Вам нужно.
После пятиминутного обдумывания, палач рассеяно ляпнул:
— Сергей Александрович будет сильно ругаться...
— Начальник тюрьмы?...Думаете, уволит?! ХАХАХА!!!
— А, действительно...
Видать, на радостях, мысли у бедолаги совершенно спутались:
— А, не обманите, Дмитрий Павлович? — суетливо двигаясь спросил, с бегающими глазами.
Передо мной сидел совершено другой человек!
Я, посуровел... Достал кошель и отчитал монеты:
— Вот тебе задаток... Здесь пятьсот рублей, значит — пять минут он уже должен в петле "танцевать", дальше — на твоё усмотрение...Берёшь?...НУ?!
Он "взял"...
Через тестя-губернатора я договорился с Сергеем Александровичем — начальником Нижегородского Острога[82] — Нижегородской Губернской тюрьмы, чтоб казнь был "полупубличной". С доступом прессы и представителями широких кругов общественности к месту проведения экзекуции — в "воспитательных целях".
Нелегко это было сделать, но я сделал!
Всего на казнь в тюремном дворике собралось с сотню человек. Репортёры от каждой городской или губернской газеты, городское начальство и, от каждого нижегородского района, по "народному" представителю. Были и, из Солнечной Пустоши и из Приреченских Земель "депутаты"...
За мой счёт для публики были построены специальные трибуны буквой "П" — под вид стадионных, чтоб каждому "зрителю" был очень хорошо виден эшафот.
Я сидел в первых рядах плечом к плечу с начальником тюрьмы и, держал в руках секундомер...
Когда, Экспедитора вывели и, он увидел "обстановку" и меня — побледнел и, сделал попытку упасть на колени. Понял всё, мразь!
— Прости, ПРОСТИ!!!
Улыбнулся ему ласково:
— Я тебя прощаю...
Палач, действительно оказался профессионалом высочайшей пробы и, к тому же — актёром, каких редко где сыщешь!
Так он реалистично суетился, когда верёвка в первый раз оборвалась... На первой же минуте. Так, поставщиков материл!
При второй попытке повешения надсадно кашляющего приговорённого (видать, в первый раз верёвка повредила ему гортань), что-то случилось с помостом: люк открылся не до конца и Экспедитор "затанцевал", касаясь его кончиками пальцев.
Вообще, картина была — полный сюар! Палач с помощниками из тюремщиков, заполошно бегали вокруг эшафота, а начальник тюрьмы в открытую крыл их матом — при всей честной публике...
Наконец, догадались снять тело — никак не желающее становиться трупом и позвать плотника... Хотя некоторые из надзирателей, предлагали его пристрелить. Однако, я толкнул Сергея Александровича локтем в бок:
— Экзекуция должна быть доведена до конца, соответствующе установленному порядку!
— Да, какой там "порядок"...,— растеряно проговорил тот, — не узнаю своего Порфирия — как подменили!
"Или подкупили...", — подумал про себя.
Сергей Александрович, кстати, тоже сразу "про меня" подумал — судя по тому, как он на меня косился и пытался отстраниться.
В третий раз, верёвка оказалось слишком длинной и, Экспедитор — пролетев люк, упал на землю, сломав себе ногу. Пока доктор оказывал первую медицинскую помощь, вслух обещая всем — не участвовать больше в таких "мероприятиях", начальник тюрьмы бегал со взведённым "Смит&Вессоном" за Порфирием Ивановичем, а часть публики ломанулась на выход — многие в слезах, соплях и извергая на ходу завтрак...
Думаете, можно просто так сбежать из тюрьмы? Даже, если вы пришли туда добровольно — просто "посмотреть" как вешают?! Пришлось, поневоле досматривать — "шоу", ещё не кончилось!
В четвёртый раз удалось... Если, так можно сказать!
Палач — то ли мыла пожалел, то ли узелок — как-то неправильно завязал или петлю не так накинул — но, казнимый болтался, извивался и хрипел в петле ещё минут пять... Точнее — четыре минуты, сорок три секунды — я по "прибору" считал.
Сквозь надетый на голову мешок, явно были видны его вылезающее из орбит глазные яблоки. Действительно — размером с хорошее яблоко! Недаром, так назвали...
Весь обмочился и, жидкое дерьмо с него, сквозь штанины выливалось... Чем их, интересно кормят — при последней "трапезе", что так воняет?!
Наконец, самый находчивый и, к тому же — небрезгливый тюремный надзиратель, схватил Экспедитора за ноги и, повиснув всем своим грузным телом, избавил его от дальнейших мучений... Через положенное время, одуревший от всего увиденного тюремный врач, констатировал смерть. Все облегчённо вздохнули, стараясь не глядеть в мою сторону.
А, я сидел с ледяным спокойствием и, позёвывая, демонстративно посматривал на секундомер...
Палача, начальник тюрьмы выгнал тут же — как только был установлен факт смерти и официально зафиксировано приведение в исполнении приговора. Тот ещё, уходить не хотел — продолжая ломать комедию, клоун: плаксиво взывая начальство "к совести" и заклиная "малыми детками"... Пришлось тюремному персоналу, Порфирия Ивановича взашей, да — чуть ли не пинками прогонять!
Цирк, ещё тот...
Чуть позже, я разорился почти на тридцать пять тысяч рубликов и, палач куда-то, мгновенно исчез вместе с семьёй... Больше про него, я ничего не слышал — надеюсь, в дальнейшем у них сложилось всё благополучно.
В прессе поднялся несусветный — но, контролируемый мной скандал, слава Богу — всего лишь губернского масштаба, в результате которого — начальник тюрьмы был переведён из Нижнего куда-то к чёрту на кулички. Моя персона напрямую не упоминалась в местных СМИ — к тому времени я их уже несколько "приручил", но за спиной шептались и как мне передавали — с ужасом. Как про упыря какого — графа Дракулу, например...
