Громко стукнув по столу кулаком, Шарль заявил, что он полностью поддерживает это предложение. Не отстали от него и другие. Так и был решен вопрос о подготовке и проведению встречи заинтересованных сторон. Отказаться от конференции не только неудобно, но и пагубно. В газетах и журналах Парижа могут появиться о-о-очень неприятные высказывания. Поэтому запланированная встреча произошла. И на удивление, приглашенные на пресс-конференцию командование русских бригад не отказалось, присутствовали на ней не только представители, а сами, лично. Пришли генералы Занкевич, Лохвицкий, комиссар Рапп и даже поверенный в делах министерства иностранных дел господин Севастопуло. От Французского правительства, присутствовали господа из Славянского бюро военного министерства, и совсем неожиданно для нас присутствовал, как проинформировал меня Игнатьев, капитан Жорж Ладу, начальник контрразведки и разведки Франции. На мой вопрос, что этот человек хочет здесь разнюхать, Игнатьев коротко рассказал:
— Капитан до войны был журналистом газеты "Радикал", и он как никто другой понимает силу журналистского пера. Кстати у него очень тесное сотрудничество с моим братом, — добавил он. — А здесь, на конференции наверняка надеется получить компрометирующие материалы на участников. Такое неординарное событие в жизни Парижа как пресс-конференция русского командования, в подчинении которых находятся все русские войска во Франции, было бы глупо пропустить. Много интересного можно почерпнуть здесь.
Я согласился с графом, действительно есть возможность услышать что-то новое, а в последующем сделав вывод, понять, как действовать дальше. Я еще раз мысленно сказал спасибо за предоставленную мне возможность везде козырять своими документами сотрудника организации Красного Креста. Мое появление на конференции вполне нормально и оправдано. Устроившись рядом с мсье Эмбером, которому был представлен присутствующим здесь же графом, я, делая вид мало посвященного в происходящее в зале, задавал вопросы Игнатьеву, тем самым ненавязчиво подсказывал журналисту темы с провокационными идеями. И Шарль на это повелся, я вскоре слышал из его уст, нужный мне вариант вопроса к командованию русскими войсками. Поинтересовавшись у полковника, кто же может конкретно решить проблему с отправкой войск в Россию, тут же услышал повтор из уст Эмбера в его редакции, а ответ мы с интересом выслушали уже все трое. Стало понятно, предмет обсуждения — отправка войск обратно в Россию без одобрения правительством Англии невозможен, а она, Англия, поддерживает Временное правительство России и считает приказы военного министра Керенского в отношении русских войск, находящихся во Франции своевременными и правильными. То есть — заставить любыми способами продолжать воевать на западном фронте, вплоть до применения оружия против непокорных солдат не должно интепретироваться.
Для меня, допустим, подобная трактовка вопроса не явилась новостью, я бы еще мог добавить, что именно Английское правительство диктовало господину Керенскому его действия, но не сейчас. И я вновь обратился с вопросом к графу, в надежде, что газетчик не останется глухим:
— Господин полковник, я понимаю, что это необходимо делать применительно к здоровым солдатам, но ведь в их рядах есть инвалиды, для которых война уже закончилась. Как же с ними быть? Разве нет возможности отправить хотя бы их домой?
Через некоторое время я услышал свой вопрос, заданный нашим соседом. Ответ последовал со стороны генерала Занкевича:
— Это мелочь. Пока что количество такого контингента незначительное. Поэтому мы еще не рассматривали его как первоочередной, но заверяю вас вопрос у нас на контроле. Сейчас главное уговорить солдат продолжать войну. Временное правительство в лице министра Керенского именно на это акцентирует наше внимание. Хотя офицерам, получившим такое увечье, разрешено самостоятельно покидать страну, и мы не препятствуем им, даже помогаем купить билеты на проходящие суда.
Я поспешил с очередным вопросом к Игнатьеву:
— Господин полковник — вот тут у меня есть список солдат с увечьями, всего семьсот сорок человек. Разве это мало? И это только инвалиды, а ведь есть еще тяжелобольные. Те же сифилитики, например. Их же не пошлешь на фронт, они уже наказаны за свои прегрешения, хотя никто из них не ожидал, что тут можно подхватить такую болезнь. Я точно не знаю, сколько больных всего, но то, что они не могут воевать это факт.
Шарль сделал вид, что случайно услышал наш негромкий разговор. Он тут же попросил список и, задавая вопрос генералам, вовсю аргументировал доказательством в виде списка с фамилиями увечных солдат. На этот вопрос стал отвечать господин Севастопуло. Он ответил очень спокойно, и даже я бы сказал небрежно:
— Денег у правительства нет. Арендовать корабли ради инвалидов пока не представляется возможным.
Эмбер, продолжая потрясать списком, тут же переключился на французов:
— Неужели и наш президент не найдет каких-то жалких два миллиона франков, чтобы с честью отправить на родину этих несчастных? Разве они не заслужили подобной малости от благодарных французов? Такого просто не может быть. Президент, вероятно, не знает, он занятой человек, и ему никто не рассказал ситуацию, в которой оказались русские. Но неужели мы, французы, демократы и наследники славных традиций, не можем сказать спасибо тем, кто нас защищает на поле брани. Вспомните маршала Лефевра,* его великодушие и сострадание по отношению к покинутому всеми Наполеону. Пример достойный подражания. А где наша общечеловеческая солидарность? Где сочувствие и взаимовыручка? Неужели со смертью маршала Лефевра пропало и желание оказывать помощь попавшим в беду? Не верю, и мои читатели никогда в это не поверят. Я категорично заявляю, если никакого решения наше правительство в отношении русских инвалидов не примет, то мы, журналисты, поднимем такую волну возмущения французов, что в самом Версале будут сотрясаться стены.
Присутствующие представители военного министерства поспешили заверить, что они совместно с русским командованием приложат максимум усилий, задействуют все рычаги воздействия и доведут до президента уже готовое решение вопроса. Я понял, что надо ковать железо пока оно горячо, и посоветовал своим соседям настаивать на создании комиссии по делу репатриации воинов — инвалидов с включением в нее журналистской братии, не забыть при этом включить в ее состав и меня как представителя Красного Креста. И хотя ходом пресс-конференции не предусматривались подобные действия, но под напором журналистов с большим скрипом предложение было принято, и даже ответственного за воплощение в жизнь данного постановления назачили. Предложил кандидатуру генерал Занкевич и меня она не устраивала. Не потому что я его не знал, просто Игнатьев при озвучивании этого имени скривился, явно недовольный подобным решением генерала. Шепотом он коротко охарактеризовал кандидата:
— Это председатель "комитета военнослужащих и русских граждан Парижа" ротмистр Лавриновский, молодой гвардеец, кирасир, из богатой семьи, околачивающийся при нашем посольстве, болтун и ловелас, к тому же постоянный участник всех балов и других увеселений. Вряд ли заинтересуют такого человека какие-то там инвалиды. Занкевич назначая его, знает — тот провалит дело еще на стадии начинания.
Игнатьев до этого момента старался себя контролировать, он придерживался ранее нами продуманной тактики поведения на конференции. И даже особо не возмущался, что его "умышленно" не замечают сидящие за столом генералы. Но тут не выдержал и попросил слово. Он заявил:
— Создание комиссии по данному вопросу, несомненно, хорошее дело, и она, наверное, сможет его решить. Но, я больше чем уверен, их знаний, как и осведомленности, будет маловато. Никто из них, разве только кроме унтер-офицера Трофимова, не знают многих нюансов при решении вопроса, наверняка возникнут проблемы для них просто неразрешимые. Особенно, связанные с кораблями. Их без решения правительства Франции никто не выделит сразу. У морского министерства в наличии нет свободного судна, я знаю, что говорю, постоянно сталкиваюсь с таким ответом. Поэтому готов взять на себя поиск морских транспортов в Норвегии, если Англия согласится доставить какое-то количество русских до норвежского порта. Есть и другие варианты, главное при этом получить согласие Английского и Французского правительства. Вот чем в первую очередь следует заниматься комиссии по эвакуации больных и увечных русских солдат.
Реакция на предложение Игнатьева незамедлительно последовала от Занкевича:
— Господин полковник вам следовало бы заниматься своими обязанностями, а не вмешиваться в дела бригад. Мы уже говорили по этому поводу, не стоит ждать, когда укажут ваше место.
Тут же ввязался в спор наш друг Эмбер:
— Не надо умалять заслуг полковника. Вас господин генерал, мы совсем незнаем, в отличие от Игнатьева и если он что-то обещает, то всегда выполняет. Насколько я в курсе графа не отстранили от обязанностей военного агента при военном министерстве Франции. Именно его мы знаем, как представителя славных русских солдат, находящихся здесь с интернациональной помощью, и он вправе обсуждать вопросы, касающиеся своих соотечественников.
— Мсье журналист, вы уж позвольте нам самим решать, кто и что должен делать в нашем ведомстве, и никто не имеет права вмешиваться в наши внутренние дела.
Я понял по выпученным глазам Шарля — перед ним появилась красная тряпка, он тут же, как и положено быку на арене, кинулся в драку:
— Господин генерал, я и не пытался вмешиваться в ваши дела. Но вам не стоит забывать, на чьей территории вы находитесь и на чьи кредиты существуете. Франция вам платит за то, чтобы ваши доблестные воины сражались на ее фронтах. А вы, вместо того чтобы достойно организовать выполнение союзнического долга занимаетесь уговорами своих солдат. Даже такое простое дело как позаботиться и отправить в Россию никому не нужных бывших солдат и тем самым успокоить взбунтовавшихся, вы не в состоянии. Отговариваетесь отсутствием денег, а предложенную помощь компетентных лиц отбрасываете как ненужную. Неужели вам не жалко своих людей, или вы просто не в состоянии решить такую мелочь. Так дайте возможность — это сделать тем, кто может.
Спор, а затем и ссора к хорошему не привели. Занкевич вместе со своими сторонниками, в конце концов, просто покинули зал. Он явно поступил неверно, это лишь еще больше распалит журналистов, и последствия подобного неуважения обернутся для генерала многими печалями. Но зато этот демарш сыграл мне на руку, вернее развязал руки.
Последующие три дня я совместно с двумя членами комиссии мотался как... одна субстанция в проруби. Пришлось побегать от одной инстанции к другой. Вроде бы и отказов нет, но как всегда все упиралось в деньги. Их не решались выделять, ни министерство финансов Франции, ни военное ведомство, ни тем более русское правительство. Причина простая. Не было оговорено, еще в начальной стадии, при составлении договора на выделение военного контингента Россией на Западный фронт, такой вот малости как финансирование эвакуации увечных и больных солдат к себе на Родину. Вернее, русским предписывалась доставка войск во Францию за свои средства, а вот планомерный вывоз больных, тяжелораненых и инвалидов нет. Вроде как их вообще не должно быть, лишь раненых предпологалось лечить в госпиталях за счет французов. Похороны почему-то оговорены в договоре, а вот чтобы вернуть обратно на Родину инвалидов и больных отметить забыли. Но мы все-таки добились положительных результатов, и дело сдвинулось. В основном, благодаря развернутой шумихи в газетах Парижа. Военное министерство Франции, обговорив создавшийся инцидент с Английским, приняли решение выделить транспорт для репатриантов.
Глава 31
Один корабль! Это же капля в море. О чем эти деятели думают? Или и в этом времени чиновникам лишь бы отписаться и никого из них не волнует, что под решением об эвакуации инвалидов просматриваются пусть и увечные, но все одно — люди, их судьбы. То, что для российского правительства они всего-навсего отработанный материал, я не удивлен. В России испокон веков не считались с людскими жертвами. Бабы еще нарожают — такой настрой преобладает в верхах. Человек в этой стране не ценность, в отличие от золотого эквивалента, причем в любом его содержании. Вот это, да, к нему отношение со всем почтением. Забывали, забывают, и видимо будут забывать, кто золото нарабатывает. Хотя тут я не особо уверен, вполне вероятно, что в будущем руководители смогут понять — только при наличии людских ресурсов государство будет процветать, естественно при умном и дальновидном правителе. Сегодня, в России, его нет. Одни временные..., им не до людей, им бы удержаться на тепленьком месте. Коллегиальный орган власти бесспорно хорош, но уж очень расплывчат в своих решениях, нужен поводырь, как и в любом стаде, все зависит от вожака. Наши предки были в этом плане ближе всего к совершенству. Не всегда, лишь на ранней стадии, когда во главе племени вставал тот, кто мог вести за собой, имея реальные силы и мозги. Не смог выполнить свою лидерскую миссию — выгнали вон из общины. И не ждали, когда его срок правления подойдет к финишу. Все понимали, ошибся хоть раз, значит, беда может повториться и племя погибнет, ведь и выживало оно, во многом благодаря своему вожаку.
Пароход, предоставленный правительством Франции, явно не Титаник, мог взять на борт самое многое это семьсот человек. До этого он выполнял рейсы в порты Великобритании, перевозя пассажиров с их вещами, и продукты. У нас по спискам инвалидов и "реформированных", то есть освобожденных от воинской повинности, было около полутора тысяч. Мне ничего не оставалось, как обратиться к моей знакомой Ольге Владимировне, тем более что и я и она должны присутствовать на предстоящем собрании представителей русской финансовой и торгово-промышленной элиты находящихся в данный период времени во Франции. Я надеялся встретиться там с ней и уговорить, временно превратить ее лесовоз во что-то наподобие плавучего госпиталя. То, что она не остановится и будет до последней возможности вывозить лесоматериалы из России, я не сомневался. Она неплохо для женщины понимала, как надо делать деньги. Так почему бы попутно не загрузить корабль русскими солдатами? В отличие от многих нуворишей будущего благотворительность женщина воспринимала как необходимость, и делала это, не преследуя какие-то для себя выгоды, а просто по велению души. Поэтому мое предложение должно найти понимание. И вполне осуществимо. Тем более разрешение на отправку инвалидов домой от правительства Франции получено. Я чуть ли не с благодарностью вспоминаю господина Смирнова, который не забыл наш уговор и добился все-таки, чтобы от его комитета был назначен для решения вопросов эвакуации, инвалидов, и больных русских солдат младший унтер-офицер Трифонов. Да и общество Красного Креста поддержало меня. И хотя я понимал, что во многом такое попустительство в отношении простого работника исходит от Жульен, я все одно удивлялся, что могу настолько свободно распоряжаться самим собой и ставить именно те задачи, которые мне нужны, а не руководителям Красного Креста.
