— Вы приехали по делам, или развеяться? — спросила Малика.
— Ты возвращаешься в замок.
Малика обвела рукой вокруг себя:
— У меня много работы.
— У меня мало времени. Даю три часа на сборы, — сказал Адэр и вышел в коридор.
— Вы не поняли, — прозвучало ему вслед. — Я никуда не поеду.
Адэр с напускным хладнокровием вернулся в комнату:
— Ты возвращаешься в замок. Повторить еще раз?
— Вы находитесь в моем доме, — произнесла Малика. — Смею напомнить вам: вы гость, а я не ваша рабыня.
— Ты служишь у меня.
— Кем?
— Твое назначение будет для тебя сюрпризом.
Малика недоверчиво покосилась:
— Назначение? Оно уже есть?
— Даже мной подписано.
— Стоило вам приезжать? Прислали бы за мной Муна.
— Ты решила, что я приехал за тобой? Я приехал посмотреть столицу. Развеяться, как ты говоришь. Собирайся!
Выйдя из гостиницы, Адэр сел в автомобиль.
— Площадь умельцев, — сказал он водителю и прильнул к окну.
Здание, облепленное строителями, притягивало взгляд, как магнит.
Поздно вечером автомобиль уже катил по освещенной аллее. Адэр тоскливо посмотрел на замок. И никто не прильнул с интересом к окну. И удручающая тишина... У порога рядом с караулом маячила худая фигура Муна.
Адэр распахнул дверцу, тяжело ступил на гравий и через силу взбежал по лестнице. Но когда вошел в холл, невольно замер. В мраморных плитах отражались люстры. Слышался перезвон хрустальных капель. На приоткрытых окнах легкой волной трепетали нежные занавеси. Воздух был пропитан ароматами цветов в высоких напольных вазах. На овальных пушистых коврах стояли низкие столики и мягкие глубокие креслица — уютные уголки, будто специально созданные для теплой беседы. Широкая лестница с отполированными перилами, взбегая на второй этаж и далее на третий, переходила в длинные балконы с замысловатой балюстрадой: каменные балясины были оплетены кованой виноградной лозой.
Почему же раньше он не замечал этого?
— Мой господин? — прозвучал голос Муна.
— Можешь идти, — сказал Адэр.
— Вы не будете ужинать?
Адэр сдержал резкие слова. Стоит ли злиться на Муна за его заботу? Но почему старческие глаза светятся благодарностью? Ах, да! За спиной топчется Малика.
— И ты свободна, — произнес Адэр.
— Малика, я перенес твои вещи в твою спальню, — сказал Мун.
Широко улыбаясь, Малика взяла старика за руку. Чему радуется, глупая? Ее переселили в хозяйственное крыло, где утром разбудят не птицы, а ворчливые голоса прислуги. И воздух пропитан не ароматами сада, а запахами кухни и подсобных помещений.
Адэр поднимался по лестнице. Навстречу спускался Гюст.
— Если еще раз меня встретит только Мун, я переведу тебя в садовники.
— Этого больше не повторится, — промолвил секретарь.
Адэр устало шел по коридору, слыша за спиной шаги Гюста.
— Что в замке?
— Прибыл Тауб Скорз.
Адэр споткнулся. Так быстро?
— Где он?
— В библиотеке. Он сказал, что не ляжет спать, пока не дождется вас.
— А какого черта ты молчал? — выкрикнул Адэр и устремился обратно к лестнице.
Перед дверьми библиотеки отдышался, придал себе невозмутимый вид и перешагнул порог.
Тауб поднялся со стула, отвесил низкий поклон:
— Мой правитель! — И протянул бумаги.
Адэр быстро просмотрел документы и еле сдержался, чтобы не подпрыгнуть. На каждой странице стояла подпись графа Бариза. Цифра, выведенная на последнем листе, превосходила самые смелые ожидания.
— Как только граф получит подписанные вами документы, деньги поступят в вашу казну.
Замечательный день! Неимоверно удачный день! Но есть еще одно незавершенное дело.
Мебель из красного дерева, темно-коричневые кожаные кресла. В тон кожи огромный ковер. Настольные лампы под молочными абажурами. Окна выходят в сад. Неплохо... Адэр прошелся по гостиной, заглянул в спальню. Кровать, застеленная шелковым покрывалом. На тумбочке стопка документов. На подоконнике скрученный галстук. На журнальном столике фотография отца, Суана Бархата. Уютно...
Из ванной комнаты появился Вилар:
— Адэр? Подожди, я оденусь.
— Я на пару минут.
Адэр осмотрел друга с головы до ног. Тело крепкое, мускулистое. Безусловно, пребывание в Порубежье пошло ему на пользу. Или заслуга Йола?
— До сих пор упражняешься?
— Да, — ответил Вилар, завязывая банное полотенце на талии. — Йола предупредил, как только брошу — со спиной начнутся проблемы.
Адэр развалился в креслице:
— А ты был прав. Ларжетай оказался чудным городком.
— Теперь переберешься в столицу?
— Мне нравится замок. А если уж куда-то перебираться, то только во дворец.
— Мне тоже здесь нравится, — промолвил Вилар и принялся наводить порядок на прикроватной тумбочке.
Адэр с изумлением наблюдал за ним. И все? И ничего не спросит о ней?
Вилар бросил документы на кровать. Придвинул кресло, сел напротив:
— Я не знаю, как теперь смотреть ей в глаза. Никогда еще предстоящая встреча с ней меня так не пугала.
В окно застучали капли. С порывом ветерка приоткрылись рамы, и в комнату ворвалась приятная свежесть. Адэр глубоко вздохнул. Как же этот запах напоминает детство, когда он с друзьями прятался от дождя в беседке и смотрел на переливающиеся пузыри на лужах.
— Зачем к тебе приходил Орэс Лаел?
— Уточнял функции и задачи старшего советника.
Адэр сжал подлокотники. Лаел за правителя расписал все роли?
— Орэс понимает, что главное кресло достанется ему, — продолжал Вилар. — Он критичен, умен, обладает достаточной силой, чтобы руководить Советом.
— Ты так думаешь?
Вилар побледнел:
— Адэр! Только не я! Я не справлюсь!
Адэр подошел к окну, подставил под дождь сложенные горстью ладони. Умылся прохладной водой. За него все решили! Неужели он так предсказуем? Или его мнение ничего не стоит? Нет... Он не доставит удовольствие Лаелу только за то, что тот не ждет его решения с трепетом.
— У меня не будет старшего советника.
— Адэр! — воскликнул Вилар. — Так нельзя!
— Нельзя в Тезаре. В Порубежье можно.
Адэр поднялся на третий этаж. В полутемной нише стояла Вельма, стараясь быть невидимой для прислуги, занятой ночной уборкой замка.
Адэр пошел по коридору. Сзади послышалась мягкая поступь.
— Вельма! Не сегодня!
— Я помогу вам раздеться.
— Уйди! — процедил сквозь зубы Адэр.
Стремительно пересек гостиную, ступил в спальню. Спать!
* * *
Маленькая комнатка напомнила о беззаботных днях. С тех пор, как Малика была здесь последний раз, ничего не изменилось. Ситцевые занавески на окне пестрили разноцветными горошинами. На подоконнике в глиняном горшке цвела герань. Малика улыбнулась. Милый Мун... поливал. Круглый столик на трех ножках занимал былое место в углу. К стене прижималась узкая кровать, застеленная шерстяным одеялом в клетку. На полу лежал домотканый коврик. Небольшой шифоньер на невысоких ножках радушно распахнул дверцы. Посреди комнаты стояли два деревянных стула. На дерматиновых сиденьях теснились коробки. Малика заглянула вовнутрь. Ее немногочисленные пожитки. Видимо Мун собирал их в спешке: платья, книги, башмаки были свалены в кучу.
От двери прозвучал голос Муна:
— Потом разберешь. Идем, я покормлю тебя.
Малика подскочила к старику и крепко обняла.
— Я не голодна, — прошептала она, уткнувшись лбом в острое плечо. — У нас теперь есть свой дом.
Старик слегка отклонился назад.
— Правда! Целых три этажа. Хотела сделать ремонт и забрать тебя, но придется наводить порядок вместе.
— Я не могу сейчас бросить замок. Пока мне найдут замену...
Мун поставил коробки на пол, придвинул стулья к столу:
— А ну-ка, садись, рассказывай.
Малика устало сложила на столе руки, опустила на них голову.
— Нет... Давай-ка лучше в постель, — промолвил Мун.
— В меня влюблен маркиз Бархат, — чуть слышно произнесла Малика.
Старик заскрипел дерматином:
— Заметно. А ты?
— Рядом с ним трепещет моя душа.
Мун погладил Малику по голове. С тревогой в голосе спросил:
— Что говорит твое сердце?
— Моруна всю свою жизнь любит лишь одного мужчину, который всю жизнь верен только одной любви. Вилар не однолюб. Вот почему я люблю его душой.
Мун шумно выдохнул:
— Вот и замечательно.
— А сердце... В моем сердце Адэр.
— Ты ошибаешься, Малика! Какой же из Адэра однолюб? Вон, Вельму с его этажа не выгонишь. Бегает по коридору, как собачка. Хозяина выглядывает. А он приказал служанок набрать: от шестнадцати до двадцати, рост, талия, бедра, грудь... А то, что опыта ноль... Нет, Малика...
— Да! — выкрикнула она и обхватила голову руками. — Не путай любовь с вожделением.
Мун хлопнул ладонью по столу:
— Тебе надо держаться от него подальше. Зря ты приехала.
— Мой Бог слышит тех, кто просит любви, но глух к тем, кто от нее бежит.
Малика подняла голову, обвела комнату замутненным взором, задержала на Муне:
— Мы оба с тобой знаем, что безответная любовь убивает морун. Даже... если... вдруг... Адэр ответит мне взаимностью, я все равно умру. Для моруны нет ничего страшнее, чем любить человека, который никогда не будет принадлежать ей.
— За что... — прошептал старик.
— За то, что он существует. Это и есть безусловная, беззаветная и безоговорочная любовь.
Мун крепко сжал Малике пальцы:
— Я всегда буду с тобой рядом. Всегда-всегда. Мое сердце... душа... жизнь... я тебя согрею, поддержу, я... я сильнее рока морун.
Малика улыбнулась:
— Между нами не будет тайн. Хорошо? Не хочу покинуть тебя внезапно.
Старик смахнул слезу с ресниц, кивнул.
Малика упала перед Муном, обхватила его подрагивающие колени:
— Я сама попрошу Адэра отпустить тебя. У нас с тобой куча дел. Поможешь мне закончить ремонт, набрать прислугу. Потом поедем к ориентам. Потом... можем съездить... да хоть на край света. А когда мне станет очень плохо, мы сядем с тобой возле открытого окна в самой красивой комнате и будем вспоминать...
— Бедная девочка.
— Нет, Мун. Я самая счастливая.
Старик обнял Малику за плечи, прижался щекой к ее голове и в голос зарыдал.
* * *
Пытаясь перед важным событием привести мысли в порядок, Адэр бродил по саду. На ветру трепетали резные листья. Благоухающий воздух, казалось, стекал по стволам деревьев, как чистая медовая слеза. Пение птиц оплетало кроны. Под ногами звенела упругая трава.
Адэр остановился под вишней, нарвал полную пригоршню налитых соком ягод. По-мальчишески выплевывая косточки в небо, разглядывал полупрозрачные облака.
Теперь помыть бы руки. Но садовники не включили распылители, видимо, посчитав, что земле хватит дождевой влаги на целый день. Между гибкими ветвями мелькнуло серое пятно. Малика... Никто другой не одевается, как обыватель монастыря. Прислуга носит одежду синего цвета, садовники работают в клетчатых рубахах, охранители ходят в черной форме.
Адэр вытер руки о траву и крикнул:
— Малика, составь мне компанию.
Она приблизилась, пошла рядом.
— Я хочу поговорить с тобой о Виларе, — сказал Адэр. — Его угораздило влюбиться в тебя. И я хочу, чтобы его влюбленность прошла как можно быстрее. Когда в его голове сплошная неразбериха, я не могу рассчитывать на его помощь. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Малика замедлила шаг:
— Что я должна сделать?
— Превратить его влюбленность в дружбу. Какое-то время одаривай его вниманием. А затем мягко отдались.
Малика резко повернулась к Адэру:
— О чем вы меня просите?
— Всего лишь о безвинном внимании. Вилар придет в себя. Окунется в работу. Государственные дела затянут. Ну, а потом... успокоится.
Малика отвела глаза. Луч солнца, пробившись сквозь листву, отскочил от ее черных волос разноцветным фейерверком.
— Ваш друг — замечательный человек, — прозвучал тихий голос. — Я не смогу играть его чувствами.
— Неужели мне надо учить тебя женским уловкам? Только женщина знает, как можно убить любовь.
Внезапно Малика изменилась. Расправила плечи. Глаза заблестели решимостью.
— Я должна сказать вам правду.
— Говори.
— В Порубежье есть три древних народа: климы, ветоны и ориенты.
— Сейчас меня волнует Вилар. С народами я разберусь позже.
— Климы обожествляют Землю. Ветоны воспевают Камень. Ориенты поклоняются Богу Моря.
— Малика! Давай поговорим об этом в следующий раз.
— Но есть еще один народ, о котором все упорно молчат. Народ, который намного древнее всех, живущих на этой земле. Это моруны.
— Я знаю, Малика!
— Меня зовут Эйра. И я моруна.
Внезапно исчезли все звуки: затих ветер, замерла листва, умолкли птицы. И только солнце продолжало палить так нещадно, что казалось, плавится воздух, а кожу лижет огонь.
— Так вот, — не отводя глаз, произнесла Малика, — при мысли об обмане во мне бунтует кровь морун. Я могу молчать, не придавать значения, прятаться, не говорить правду. Но лгать я не буду! Особенно, когда это касается чувств. И как бы вы ни хотели, какие бы ни издавали приказы, какое бы не придумали мне наказание... я отказываюсь быть секретарем маркиза Бархата.
Малика низко присела:
— Прошу прощения, мой правитель. — И пошла прочь.
Легкий ветерок нежно коснулся пышущих жаром щек. До слуха долетели шелест листьев, гудение пчел и пение птиц. Адэр с трудом выдохнул.
Вдруг Малика развернулась:
— И вы должны знать, что стоите на моей земле! Посмотрите вокруг, сверху охватите взором тысячи миль — это Дэмор — земли морун. Это с нашего позволения здесь поселились климы, ветоны и ориенты. Это мы приютили людей со всего света, мечтающих о мире и любви. Это мы разрешили династии Грасс увековечить в названии страны свое имя — Грасс-дэ-мор.
— Почему моруны ушли?
— Пришло время распада. После смерти Зервана страну разорвали на части. На Севере отделилась Долиния. На юге — Тария. Горные кряжи достались Бойварду и Партикураму. Остальное забрал Тезар.
— Это не причина для ухода.
— Мир, в котором матери продают дочерей в дома терпимости, отцы насилуют детей, а дети убивают родителей... мир, в котором священный брак превратился в два пустых слова, а непорочность и беззаветная любовь стали поводом для насмешек... Этот мир не для морун.
— И вместо того, чтобы сделать мир лучше, моруны спрятались за Долиной Печали. Это легче всего.
— Легче всего убрать тех, кто мешает. Морун было несколько сотен тысяч. За Долину Печали ушли несколько сотен.
— Ну, сейчас-то их намного больше.
— Меньше. Моруной рождается первый ребенок — девочка. Потом рождаются только сыновья.
Малика подошла вплотную:
— Сегодня вы станете законным правителем Порубежья. Полюбите мой Дэмор так, как люблю я.
Сделала шаг назад:
— Позвольте нам с Муном покинуть замок.
— Не сегодня. Иди!
Адэр вышел на прогалину и зажмурился. Солнце приготовилось иссушить землю, которую две ночи подряд обильно поливали дожди. Пустошь какое-то время еще будет противостоять жаре, выталкивая из влажной почвы слабые тонкие побеги. Но, сдавшись, растрескается и замрет в ожидании следующего ливня. А сад не оцепенеет. Оживший замок не позволит смолкнуть птичьему гомону и шороху листвы, испариться дурманящим запахам трав и ароматам душистых цветов.
