В случае с Мерлином Истшер, очевидно, решил, что он подпадает под категорию "солдат", и соответственно относиться к нему, даже если у него был дурной вкус родиться где-то помимо Чисхолма. И хотя официальное звание Мерлина по-прежнему было всего лишь "капитан", Истшер, который не был дураком, ясно понимал, что некоторые капитаны были более равны, чем другие. В частности, капитан императорской стражи, назначенный возглавлять личную охрану императора, который впервые представился императору, предотвратив попытку убийства, когда рассматриваемый император был простым наследным принцем, и который обычно использовался как императором, так и императрицей в качестве их личного посланника и для устранения неполадок, был чертовски намного более равным, чем другие капитаны. Это, как решил Мерлин некоторое время назад, и было причиной того, что Истшер обычно обращался к нему "сейджин", а не использовал его официальный ранг. И это, вероятно, также было причиной того, что он относился к простолюдину — и к тому же к простолюдину иностранного происхождения — как к чему-то очень близкому к равному. Не совсем, конечно. Но близко.
— Если их величества считают, что мне нужно услышать что-то от вас лично, почему бы вам не присоединиться ко мне за ужином? — спросил дальше герцог. — Леди Истшер уехала навестить нашу последнюю внучку, и она вернется только завтра поздно вечером, так что я все равно планировал поужинать в штаб-квартире, а затем отправиться в свои апартаменты здесь, вместо того, чтобы возвращаться домой. Я намеревался попросить кое-кого из моих сотрудников присоединиться ко мне. Должен ли я предположить, что характер вашего послания сделает более целесообразным, чтобы мы с вами поужинали наедине?
— На самом деле, ваша светлость, — пробормотал Мерлин, — думаю, что это может быть очень хорошей идеей.
* * *
— Итак, сейджин Мерлин, — сказал Истшер три часа спустя. — Насчет того сообщения?
— Конечно, ваша светлость.
Ординарец Истшера наблюдал за слугами, которые убирали посуду, затем наливали вино, ставили графин на стол у локтя Истшера и удалялись из частной столовой, примыкающей к покоям герцога здесь, в цитадели Мейкелберга. Это был превосходный ужин, — с удовлетворением подумал Мерлин, — и вино тоже было неплохим. ПИКА, работающий на термоядерном топливе, не нуждался в питании, хотя его внутренние устройства были спроектированы так, чтобы извлекать материал, необходимый ему для производства его "естественно растущих" волос и бороды из пищи, которую он употреблял. Большая часть этой пищи просто должна была быть утилизирована позже, но ПИКА были разработаны так, чтобы позволить их владельцам делать все, что они могли бы сделать в своих собственных биологических телах. Вкусовые рецепторы Мерлина были полностью функциональны, хотя любой целитель Сейфхолда впал бы в невнятное безумие, если бы Мерлин попытался объяснить ему, как именно они функционируют. Он наслаждался едой, и, помимо определенной степени туннельного зрения, возникающего из-за этого единственного слепого пятна, когда речь шла о простолюдинах, Истшер был проницательным наблюдателем с острым умом. Беседа за столом была такой же приятной, как и еда, и Мерлин надеялся, что это не изменится.
Интересно будет посмотреть, взбесится он или нет, — подумал сейджин. Кэйлеб и Шарлиан заключили пари между собой, и он подозревал, что они вдвоем наблюдали через один из снарков, чтобы узнать, кто из них был прав. Если уж на то пошло, Нарман, вероятно, тоже заглядывает туда, — подумал он.
Истшер смотрел на него через стол, понял он, и в пристальном взгляде герцога было больше, чем намек на нетерпение.
Перестань колебаться, Мерлин, — твердо сказал он себе и прочистил горло. — Я уверен, вы знаете, ваша светлость, — начал он, — что должны были быть некоторые... опасения по поводу противоречивой лояльности в офицерском корпусе армии.
— Вы имеете в виду мое понимание, что их величества, должно быть, задавались вопросом, сколько остальных их офицеров собираются пойти тем же путем, что и Холбрук-Холлоу, — решительно сказал Истшер. Брови Мерлина невольно приподнялись от резкости комментария герцога, и Истшер немного язвительно усмехнулся.
— Вы всегда были воплощением вежливости, сейджин Мерлин, — сказал он, — но только идиот, которым, уверяю вас, я не являюсь, мог не понять, что одной из причин, по которой вы нанесли так много визитов в Мейкелберг от имени их величеств, было изучение этого самого беспокойства. И, честно говоря, я с самого начала предполагал, что вы должны были присматриваться ко мне внимательнее, чем к кому-либо другому, учитывая, что Биртрим был женат на моей сестре и как долго мы с ним дружили даже до этого. Не говоря уже о том факте, что я унаследовал свой нынешний пост непосредственно от него. Однако я также предположил, что, поскольку меня не сняли с этого поста, и поскольку их величества всегда относились ко мне вежливо и откровенно, ваши отчеты им должны были быть, по крайней мере, в целом благоприятными.
Мерлин молча смотрел на него минуту или две, затем пожал плечами. — Надеюсь, я не был слишком очевиден в этом, ваша светлость, — сказал он немного криво, и Истшер издал еще один, чуть менее резкий смешок.
— На самом деле, когда я сказал, что вы — воплощение вежливости, то имел в виду именно это. И, честно говоря, был бы разочарован, если бы у Шарлиан и Кэйлеба не было оговорок. — Настала его очередь пожать плечами. — В частности, я наблюдал за ее величеством с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, сейджин Мерлин. Она не выжила бы в тени королевы Исбел, если была бы глупа. Однако она сделала это не потому, что была настолько неуклюжей, чтобы тыкать людей носом в тот факт, что ей приходилось считать их ненадежными, пока они не доказали обратное. Я бы сказал, что вы прекрасно послужили ей в обоих этих отношениях.
— Спасибо. — Мерлин слегка поклонился через стол, затем улыбнулся. — И да, ваша светлость, вердикт по вашему делу был полностью благоприятным. И хотя, возможно, на самом деле мне не пристало это добавлять, у меня сложилось впечатление, что на личном уровне ее величество была так же довольна этим, как и в своей официальной ипостаси. Не верю, что она рассматривает — или ценит — вас исключительно как вассала или даже как командующего своей армией.
— Хорошо. — Выражение лица Истшера смягчилось. — Я не мог винить ее за беспокойство, но все равно не буду притворяться, что меня это не беспокоило. — Печаль коснулась его карих глаз. — Полагаю, что во многом это было из-за причины, по которой она должна была волноваться в первую очередь. — Он покачал головой. — Мне было интересно, как Биртрим собирается справиться с этим конфликтом привязанностей. Я знал, что ему будет тяжело, но...
Герцог замолчал, снова покачав головой, но сильнее. В этом движении было что-то такое, почти как у призового бойца, пытающегося избавиться от последствий мощного удара слева, и его глаза были отстраненными, глядя на что-то, что мог видеть только он. Затем он слегка передернул плечами, сделал глоток вина и снова повернулся к Мерлину с более оживленным видом.
— А теперь, по поводу того сообщения...?
— Что ж, отбросив все вежливые эвфемизмы и околичности, которые я собирался использовать, ваша светлость, короткая версия заключается в том, что их величества и князь Нарман определили, что, в отличие от вас, один из офицеров вашего штаба определенно нелоялен. Фактически, доказательства, имеющиеся в распоряжении князя Нармана, свидетельствуют о том, что офицер, о котором идет речь, активно участвует в государственной измене.
И каждое слово, которое я только что сказал, является абсолютной правдой, — размышлял он, даже если Шарлиан и Кэйлеб — и Нарман — сделали это определение на основе предоставленной мной информации.
Истшер резко выпрямился в кресле, и выражение его лица резко посуровело. Прилагательное, пришедшее на ум, решил Мерлин, было "громоподобный".
— Кто этот ублюдок?! — потребовал герцог, и его тон был еще более резким, чем выражение его лица. — Я поджарю его гребаные яйца на медленном огне! И это будет самое нежное, что с ним случится!
Что ж, пока, похоже, Кэйлеб собирается выиграть пари, — сухо подумал Мерлин. — Пожалуйста, ваша светлость! — Мерлин поднял обе руки и сделал нежные, похлопывающие движения "иди медленно". — Я предупреждал вас, что это будет сложно. Полагаю, что у их величеств возникнут кое-какие проблемы, если вы сделаете именно это... в конце концов.
— В конце концов?! — Выражение лица Истшера сменилось недоверием. — Лэнгхорн, сейджин! Вы только что сказали, что он в моем собственном штате! Вы понимаете, что это означает, к какой информации у него есть доступ? Сколько вреда он может нанести?
— Вот причина — или, по крайней мере, одна из причин — почему их величества послали меня обсудить это с вами. — Мерлин поморщился. — Чтобы быть совершенно откровенным, ваша светлость, думаю, что было некоторое беспокойство по поводу того, насколько хорошо вы смогли бы притворяться, если бы знали, что офицер, о котором идет речь, был предателем. Я не решаюсь сказать это, но вы не... точно известны личной тонкостью.
На мгновение показалось, что Истшер буквально не мог поверить в то, что только что услышал. Мерлин спокойно оглянулся, гадая, взорвется герцог или нет, но вместо этого Истшер поразил его резким лающим смехом.
— Не славится утонченностью, не так ли? — герцог ткнул указательным пальцем в своего гостя за ужином. — Тонкость!
— Только в личных отношениях, ваша светлость, — серьезно сказал Мерлин. — Когда дело доходит до политики, ее величество считает, что вы можете лгать, обманывать и лицемерить наравне с лучшими!
Истшер снова рассмеялся, затем покачал головой и одарил Мерлина умеренно суровым взглядом.
— Хорошо, сейджин. Замечание принято. Но, — выражение его лица снова стало серьезным, и он слегка наклонился вперед, — я остаюсь при своем первоначальном наблюдении. Любой из моих сотрудников знает слишком много о новом оружии, новой тактике, нашем стратегическом мышлении и планировании, силах наших войск. Он снова покачал головой. — Если кто-то передает такого рода информацию, даже просто нашим собственным сторонникам Храма, это чертовски хорошо доходит до Храма!
— Согласен. — Мерлин кивнул, и выражение его лица стало гораздо серьезнее, чем было раньше. — С другой стороны, думаю, что часть процесса принятия решений заключалась в том, что, поскольку семафорные системы в империи теперь находятся в наших руках, а не в руках храмовой четверки, любой информации из Чисхолма потребуются месяцы, чтобы добраться до Зиона. К тому времени, когда это произойдет, она будет полностью устаревшей и неактуальной. Во всяком случае, не будет иметь для них никакой непосредственной тактической ценности.
— Но это может иметь довольно большую ценность с точки зрения доктрины и того, как работает новое оружие, — возразил Истшер. — Чем больше им потребуется, чтобы разобраться в подобном дерьме, тем больше мне это понравится.
— Ваша светлость, как бы мне ни хотелось, чтобы было иначе, не все люди, служащие Клинтану и Мейгвейру, идиоты, а разведывательные службы инквизиции всегда были одними из лучших в этом мире. Вряд ли могло быть по-другому, учитывая обязанности инквизиции, не так ли?
Мерлин не сводил глаз с Истшера, пока герцог слегка не кивнул, затем пожал плечами. — В таком случае, я думаю, мы должны предположить, что в руки Храма попадет больше информации, чем нам хотелось бы, особенно о новом оружии, что бы мы ни делали. Если уж на то пошло, к этому времени кому-то почти наверняка удалось переправить их экземпляры в руки сторонников Храма. Я был бы крайне удивлен, если бы, например, к настоящему времени у них в Зионе уже не было хотя бы нескольких наших винтовок. И думаю, мы должны принять как данность, что все, что Корисанда выяснила до нашего фактического вторжения, также было передано в Храм. Так что, несмотря на то, что наш штабной офицер-предатель может нанести некоторый ущерб в этом отношении, их величества придерживаются мнения, что ущерб, который он может нанести, перевешивается... другими соображениями.
— Другие соображения, — повторил Истшер, его глаза сузились. — Должен ли я предположить из этого, сейджин Мерлин, что их величества — о, и давайте не будем забывать князя Нармана — придумали какую-то стратегию, чтобы использовать этого предательского ублюдка?
— О, думаю, вы можете принять это как данность, ваша светлость. — Мерлин злобно улыбнулся. — На самом деле, если вы сможете сдержать свой порыв — совершенно естественный и вполне понятный, хотя это и так, — отрезать ему яйца и поджарить их, думаю, мы сможем использовать одного относительно незначительного "предательского ублюдка", чтобы устроить небольшую ловушку для очень крупного "предательского ублюдка".
— Я сказал что-то, что заставило вас подумать, что я намеревался отрезать яйца, прежде чем поджарить? — едко осведомился Истшер, и, несмотря на то, что Нимуэ Албан родилась женщиной, Мерлин слегка поморщился, поняв, что герцог имел в виду именно это.
— Моя ошибка, ваша светлость, — извинился он. — Тем не менее, моя точка зрения остается в силе.
— Понимаю.
Истшер снова откинулся на спинку стула, правой рукой поигрывая ножкой бокала, в то время как пальцы левой руки медленно и ритмично барабанили по льняной скатерти.
— Мне приходит в голову, — сказал он наконец, — учитывая то, что вы только что сказали о моей "тонкости" или ее отсутствии, что их величества не послали бы вас рассказать мне об этом, если бы я не был им нужен, чтобы заставить работать эту их стратегию. Я имею в виду, что они предпочли бы ничего мне об этом не говорить и дать мне возможность — в моей собственной неподражаемой манере — предупредить его, что он под подозрением. — Герцог на мгновение обнажил зубы. — Представляю, например, что сдавить его голову, как прыщ, в следующий раз, когда я увижу его, может быть просто крошечной частью дела.
— Действительно. — Мерлин решил не отвечать прямо на это последнее замечание и удовлетворился еще одним кивком, затем продолжил немного более оживленно. — На самом деле, есть две нужные им вещи, которые вам желательно сделать. Во-первых, они хотели быть уверенными, что вы знали о нем — и об их планах — до того, как вам стало известно о его деятельности самостоятельно. Они были почти уверены, что если это произойдет, вы немедленно арестуете его, а затем сообщите им о том, что обнаружили.
Он сделал короткую паузу, и Истшер понимающе кивнул. — Во-вторых, — продолжил Мерлин, — они хотят, чтобы вы действительно немного помогли его измене.
Лицевые мышцы герцога слегка напряглись, и на мгновение показалось, что он собирается возразить. Однако он этого не сделал.
Думая, что если кто-то еще заметит, что вы "помогаете его измене", они, скорее всего, решат, что вы тоже предатель, не так ли, ваша светлость? — подумал он. — Что ж, я вас не виню. И, честно говоря, тот факт, что эта мысль пришла вам в голову и вы автоматически не возразили, только заставляет меня думать о вас еще лучше.
