— Со временем предложу. А пока встречайте его хорошо.
Человек выглядел уроженцем дальних окраин Асталы-города — выговор некоторых слов, кайма узора на поясе, да и нечто неуловимое, заметное лишь опытному глазу. Ремесленник из небогатых, но все еще надеется повернуть жизнь к лучшему, хоть ему уже около тридцати. Внешность довольно приятная, но до того неприметная, что в толпе не выделить из других.
Ийа посмотрел на него, съежившегося в углу подвала.
— Это же ты подтолкнул Кайе Тайау ехать в Долину Сиван. Не по своей задумке, конечно.
Подошел ближе:
— Я знаю, кто твой хозяин на самом деле. И где настоящий дом, семья. Давно за тобой слежу.
Человек дернулся, но веревки держали крепко.
— Наши люди тоже есть в Тейит, — улыбнулся Ийа, заметив тщетную попытку. — Так, значит: передай Главе Хрусталя, что я хочу его видеть. Голуби быстро летают. Скажи о ночных огнях — он поймет. Меня устроят земли, которые не принадлежат никому — например, восточный отрог Пастушьей горы через две луны. К этому времени он сумеет вернуться в Тейит, разобраться со срочным там и доехать до места. И я успею... Если угодно, может поправить время и указать точное место. Если передашь и встреча пройдет хорошо — я тебя отпущу.
— Я не стану никого заманивать в ловушку! — ощерился пленник.
— Дурак, — сказал Ийа. — Эта встреча в его интересах, а вот ловушка — ни в чьих. Ну, убьем мы Лачи или захватим, и что? Навяжем войну себе на голову, а Хрустальную ветвь возглавит кто-то другой. Лачи по крайней мере умен. Сделаешь?
— Нет, — сказал пленник.
— Ладно, здесь есть и еще шпионы Тейит, о них мне тоже известно. А ты будешь умирать до того времени, пока я не вернусь после встречи с Лачи. Сам посчитай, сколько времени это займет. Можешь думать до вечера, потом я тебе покажу, что имею в виду. А твоя семья... она далеко, но ты уверен, что в безопасности?
Ийа повернулся к выходу, бросил:
— Думай. У тебя еще будет возможность согласиться.
**
Небо иссечено было полосами — темные узкие облака и светлые прорези между ними, удивительно ровные. Раннее утро, а воздух уже горячий, и птиц не слышно почти, только огромные черно-бронзовые жуки с гудением ныряют то по одну, то по другую сторону дороги.
— Не заставляй себя ждать, — сказала Тумайни Кайе, и тот кивнул. А это значило — полукровка останется в первые же сутки в городе без защитника. От стремления казаться гордым и независимым лицо Огонька свело в плохо сделанную маску.
Он придержал свою грис... и все-таки направил ее вперед, никому не дав увидеть заминки. А Кайе не заметил бы в любом случае — после разговора с Тумайни ускакал быстрее всей кавалькады, поехал впереди и больше не оглянулся.
Стрижи носились над самой рекой Читери; днем привычно уже пойдет дождь. Но ливни почти отступили, сегодня будет солнечный дождик — тот, что родился от солнца и грозовой тучки. Тем временем солнце поднималось выше, и хорошо, что закончился путь. Огонек помнил, какой впервые увидел Асталу со склона холма. Сейчас ехали другой дорогой, предместья начались постепенно, а потом и сам город, и не было зрелища белого чуда. Но кое-что узнавал.
Вот и арка, до боли знакомая; будто совсем недавно под ней проскакал Огонек, зажмурив глаза — тогда ему впервые показывали город. Улицы стали совсем чистыми, потянулись небольшие домики, потом сменяли друг друга рынки, площади, и снова жилые кварталы, дома становились богаче — и наконец вереница послов разделилась. Кайе со спутниками поехал отдельно. Вот и Дом Солнца, куда некогда привели Огонька, и нарядная светлая рощица, отделяющая улицы Рода.
Полосатый камень, бело-серый, затем светло-желтый, и еще оттенков песка и солнца, — и живая изгородь там, где нет стен. И снова стены. Ворота.
А на дорожке поджидает всадников человек.
Красно-коричневая кожаная безрукавка, бронзовая змея над локтем; а волосы распущены — вот это непривычно. Не изменился, даже показался моложе. Две весны назад Огонек был почти ребенком — сейчас расстояние сгладилось.
Встречающий чуть прищурился, всматриваясь — и Огонек успел заметить, как удивление сменила ярость. А потом Къятта перевел взгляд на младшего брата — и удивление снова вернулось ненадолго, уступив на сей раз место задумчивости. И трех ударов сердца не понадобилось, чтобы Къятта всмотрелся, обдумал увиденное и принял какое-то решение. И впрямь, по имени — Острие, Птица-охотник.
— Так и знал, что ты встретишь, думал, еще в предместьях, — сказал Кайе, спрыгивая наземь и бросая поводья подбежавшему слуге. Огонек видел — юноша наконец-то в себе не уверен.
— Незачем было разбивать ваш дружный отряд.
— Вы получили послание?
— Конечно. По счастью, птицу никто не съел, и она не заблудилась.
— Что говорят в городе?
— Тебя это всерьез заботит?
К ним приблизился человек — Хлау, вспомнил Огонек — и еще один, кажется, домоправитель, и Къятта решил не продолжать разговор при посторонних, коротко отдал пару распоряжений.
— А теперь к деду. Он не болен? — по-прежнему неуверенно спросил Кайе.
— Не болен — в своих покоях. Погоди с дедом.
— Но он ждет...
— Пойдешь к нему, но сначала — ко мне.
Огонька словно больше не существовало — ему не было сказано ни слова, и не отпущено ни одного взгляда — кроме самого первого.
Къятта провел брата за собой, в дальнюю комнату личных покоев. Там было просторно: не стремился тащить к себе всю дорогую мебель или утварь, какую видел, как некоторые. Узкое окно располагалось высоко, с внешней стороны его охраняли густые жасминовые кусты. Тут никто не мог подслушать, случайно проходя мимо или затаившись снаружи. Первым делом притянул младшего к себе и долго не размыкал рук. И тот — не вырывался. Гладить блестящие черные волосы и слушать сердце его — так можно простоять вечность. Но пора переходить к менее приятному. Жаль, своей рукой разбить нечастый кусочек мира и покоя. Но мальчишке нельзя забываться, возомнит себя сейчас невесть кем, и все. И без того чересчур самостоятельным стал.
— Рассказывай, — велел, но прежде сказал: — Ты представить не можешь, что тут было. Пару дней спустя после вашего отъезда одному из сновидцев Дома Солнца приснилась долина, устланная телами и залитая кровью доверху. Потом выяснилось, что тот же сон видели еще несколько человек, включая городского сумасшедшего... По мере того, как вы приближались к Долине Сиван, тут словно поветрие началось, каждый день выискивали все более зловещие знаки, один на стене возле нашего дома — изображение бешеного акольи. Деда едва удар не хватил, Арайа и Кауки попытались все грядущие беды свалить на него, хотя сами подержали твой отъезд. Птица прилетела вовремя, иначе ты бы, наверное, нашел на месте города кратер вулкана. А после письма всех словно схватили за ноги и потрясли, всё перевернулось у них в голове. Кауки и прочие попытались приписать всю заслугу себе — мол, как они дальновидны. Не сомневайся, — голос Къятты стал мрачным: — Если твоя выходка обернется для нас проблемой, тебя и всех нас обвинят снова.
— У меня выбора не было, — сказал Кайе. — Лачи выставил нас полными придурками. И еще... Он пытался меня убить.
— Даже не сомневался, что он попытается. А тебе, очевидно, скучно жилось, — сухо ответил Къятта. — Рассказывай.
— После. Мне надо подумать.
— В дороге не было времени? Рассказывай. Кстати, что ты мог сам до такого додуматься, они тоже не верят.
— А ты?
— Я тебя знаю.
Кайе отошел к окну, протянул руку, заговорил, обрывая тянувшиеся в комнату листья.
Къятта выслушал. Примерно так себе все это и представлял, но каких-то деталей не хватало... А мальчишка, пока говорил, явно вновь ощутил свою значимость — вон какие гордые нотки в голосе, когда описывает, как Лачи с позором остался подле заваленного ущелья...
— Ну ладно, ты теперь то ли герой Асталы, то ли... даже не знаю. Дед считает, нам понадобится сильный союз. Тебе скоро семнадцать, в нашем Роду рано для брака, но уже можно. Хотя бы предварительный сговор. У Тарры есть племянница, Олиика, ты наверняка видел ее...
— Чтооо??
— Красивая, кстати, девушка, и на прочих Питонов совсем не похожа, — сказал Къятта невозмутимо.
— Да вы... дед из ума, что ли, выжил? — задохнулся Кайе. — Можешь сам оставить Улиши и взять эту новую! Раз вам так нужен союз...
— Ты не ребенок, и сам знаешь, что натворил, — голос Къятты стал жестким. — Готов теперь заявить деду, что тебе плевать на весь Род? Мы из-за тебя под ударом!
— Но чем нам помогут Питоны? — почти что взмолился Кайе. Наконец-то он снова стал прежним мальчишкой, сознающим, что младший. Испугался; да, тут вся его Сила не поможет. Потому что нужды Рода он не готов отодвинуть в сторону.
— Я поговорю с дедом еще, — пообещал Къятта. — Прямо сейчас никто не потащит вас в Дом Звезд приносить клятвы.
Кайе с видимым облегчением выдохнул. Будет знать, как самовольничать.
Вспомнил еще кое-что, неприятно поразившее его у ворот. Вот это стало неожиданностью уже для него самого.
— Да, чуть не забыл... Привез свою зверушку? Где ты ее откопал?
— У северян, — скупо ответил юноша. — Это не зверушка. Это... — замолк, не желая рассказывать большего. И отстранился, напрягся. Уже вновь начинает злиться — видно, полукровка не преминул нажаловаться.
— Пусть живет.
Кайе направился было к выходу — наконец навестить дела — но застыл на пороге:
— Огонек рассказал мне, как и почему ушел из Асталы.
— Не сомневаюсь.
— Ты знал... про связь?
Къятта отошел, сел на скамью.
— Да. Связь между айари и чимали сильна, особенно пока не достигнуто равновесие. Смерть мальчишки ударила бы и по тебе. Приходилось ждать, пока нити ослабнут. Я знал, что Майт не голодна. И не скоро придет.
Кайе вдохнул, будто собирался что-то сказать, и придумал другое на полдороги:
— Ты думал, что он может спастись? Сбежит, или кто-нибудь его выпустит?
— Даже не помышлял об этом. Я не верю в сказки... — усмехнулся, но сам ощутил что-то вроде печали.
— Ты же мог догадаться, чем он является для меня!
— Потому и вмешался.
— И когда ты узнал о побеге?
— Кто бы мне сообщил, когда именно он сбежал? Но я заглянул в подземелье на четвертый день, его уже не было.
— Знаешь... Я понимаю, почему ты это сделал, но зря ты не рассказал мне потом.
— Не зря. Я сказал уже — достаточно тебя знаю.
— Что именно? Как я себя поведу, чтоб тебе было выгодней?
— Как ты заговорил.
— Ты заботишься обо мне, я понимаю. Поэтому я прошу — дай ему просто жить здесь.
— Из-за этой блохи я не собираюсь с тобой ссориться. Но ему нечего делать в Астале, и ты это скоро поймешь. Кроме тебя, он тут никому не нужен. Ты просишь меня — но это ты должен бы его отпустить. Тут не любят северян, полукровок... и предателей.
— Меня он не предавал.
— А других — да. А ты продолжаешь доверять, когда и кому не следует. Вспомни Чинью — вот уж у кого вроде не было повода.
Мальчишка сгреб в ладонь край расшитой бусинами занавески. Похоже, его задели слова — больше, чем мог рассчитывать. И злость уступила место сомнению.
— Я хочу спросить, — произнес он. — Эта самая связь... если бы она до сих пор сохранилась? Если бы, ранив его, кто-то этим самым причинил вред мне?
— Рассказывай, — велел Къятта. — Кажется, мне нужно это знать первым. А про такую возможность я думал — но после побега твоего полукровки. Думал, кто-то забрал его ради этого. Не находил себе места, потом решил, что все обошлось. Или нет?
— Почти...
Опустился на светло-желтые плиты подле ног Къятты. Тот снова коснулся его волос, сказал с необычной для него нежностью:
— А ты никогда не думал, что мое назначение — оберегать тебя?
Мальчишка не нашелся с ответом.
— Что ж, теперь весь город гудит. Ты умеешь заставить их волноваться. Но теперь ни один голос не поднимется, чтобы обвинить тебя в недостатке сообразительности или опыта. Расскажи мне все, по-настоящему все. Потом загляни к деду, отдохни и будь готов вечером придти на Совет. Теперь твое место там. Детство кончилось.
На сей раз подле Дома Звезд собралось куда больше народу, чем имело право войти внутрь. Не только отпрыски Восьми Родов, но и добрая половина южан из связанных с ними кровно или верной службой семей. Как же! Вернулись Тумайни, Толаи и Дитя Огня.
Кто-то радуется исходу в Долине искренне, кто-то лишь делает вид. Но главное — ничего другого и не остается.
Род Тайау мог облачиться в последнюю дерюгу — все равно все его члены сияли почище солнца. Конечно, Кайе было за что упрекнуть... очень даже было. Но кто бы стал — вслух? Ныне многие высказывали сожаление — слишком уж легко отделались северные крысы, спокойно вернутся в свои каменные норы.
Къятта смотрел, как молодой человек со знаком — кольцом свернувшимся ихи — пробирался через толпу, стараясь не обращать на себя внимания. Ийа почти пришел в себя после совершенного в Башне, по крайней мере, глаза больше не казались провалами и на лицо возвращались живые краски. Жаль.
Отворились двери; часть толпы потекла внутрь, но остановилась перед другими дверями, пропуская избранных.
Светильники на потолке и стенах внутри Дома Звезд горели в честь вернувшихся посланников — рубиновым сочным огнем, и печальный фиолетовый свет зажегся — для рабочих, погибших в Долине Сиван. Как будто кому-то есть подлинное дело до них. С другой стороны, Север-таки лишился удобного укрепления, так что, можно сказать, отомстили.
Теперь Кайе при желании мог присутствовать в Совете, вторым из Рода — если дед согласится. Къятта бросил на давнего противника взгляд, пытаясь понять, что тот думает на самом деле, но молодой человек лишь задумчиво смотрел перед собой и видел явно не стену и не огни. Он не выказал ни разочарования, ни стыда, ни страха. И это портило торжество.
**
А вот и знакомая морда — мозаика. Ей Огонек обрадовался. Да и она, казалось, довольно прижмурилась, видя полукровку.
— Ну, здравствуй, — тихо сказал он, касаясь пальцами прохладных камушков.
Полукровка заново осваивал дом, покинутый два года назад. Полукровка принес в него свое настоящее имя, но чувствовал, что не хочет слышать его здесь.
Настороженно оглядывался, когда шел по узорчатым ровным плитам. После коридоров и уступов Ауста, каморок бедноты Тейит здесь казалось неправдоподобно просторно. А ведь это лишь часть дома, та, куда ему разрешали заходить в прошлое пребывание здесь. Часть дома, где жил или чаще всего появлялся Кайе. Сейчас тот был на Совете, а Огонька отпустили бродить, словно ручную йука.
Тишина, сладкие, монотонные запахи сада. Самые ранние, предвесенние еще цветы — и рядом с ними мелькают разноцветные молнии, крохотные длиннохвостые птички. Нектарницы...
Никто не остановил, пока Огонек шел через сад.
