— Тогда это не Гарлин, — сказала Талия. — По крайней мере, он не может нести ответственность за то, что происходит прямо сейчас, от часа к часу. Должен же быть сообщник, не так ли?
— Констебли задержали всех известных членов его разветвленной организации, — прокомментировала Бодри, не отрывая взгляда от твердотельного планетария. — По большей части, обычные головорезы и хулиганы. Их обработали и изолировали вместе с гражданами. Несколько рыбешек, возможно, и выскользнули из сети, но...
— Что-то не так, — сказала Талия.
— Спасибо, Нг, — ответила Омонье. — Никто из нас не был способен на такой ослепительный скачок озарения.
— Я хотела сказать, мэм...
— Вы принесли кофе?
Талия оглянулась через плечо. — Да, на столе.
— Хорошо. Принесите его сюда. Затем посмотрим, сможете ли вы помочь Гастону и Лилиан подсказать нам выход из этой передряги. Если нам придется потерять треть людей, которых мы пытаемся спасти, я приму это, если не будет другой альтернативы. Но боюсь, что дальше будет только намного хуже, чем сейчас. И в довершение всего Дрейфус хочет, чтобы я перераспределила целый корвет или крейсер...
Талия принесла кофе. — Чтобы сделать что, мэм?
— Дрейфус любит заглядывать под камни, Нг. Вы, наверное, уже это поняли. — Омонье взяла одну из чашек кофе и медленно выпила ее, закрыв глаза на несколько секунд, словно наслаждаясь последним редким удовольствием в жизни. — Он хочет расследовать что-то в Сверкающем Поясе, связанное с поместьем Вой. Я просто хотела бы, чтобы он выбрал время немного лучше.
Талия посмотрела на сплошную таблицу, испещренную орбитами и траекториями.
— Еще несколько граждан в конечном итоге умрут, не так ли, если вы направите корабль в другое русло?
— Дрейфус тоже это знает, — ответила Омонье с мрачной покорностью судьбе. — Я объяснила ему ситуацию, и он все равно обратился с просьбой. И это было до того, как все стало по-настоящему плохо.
— Что вы собираетесь делать?
— Что еще я могу сделать, Нг? Я отдаю ему его чертов корабль.
Омонье не лгала, когда сказала Гарлину, что было невозможно собрать гражданский кворум, состоящий из людей, у которых отсутствовали импланты. При более благоприятных обстоятельствах, возможно, был бы шанс прочесать Сверкающий Пояс в поисках необходимой делегации и привести их всех в боевую готовность как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать мягкий допрос Гарлина. Чрезвычайные меры, ее собственная забота о безопасности граждан и высокий спрос на префектов и их транспортные средства сделали это сейчас совершенно непрактичным. Но она по-прежнему была полна решимости соблюдать Общие статьи в меру своих возможностей, и это означало, что гражданский кворум действительно был созван.
Сейчас она отправилась повидаться с ними. Они находились в обшитой деревом комнате, которая была меньше и светлее тактического кабинета и обставлена несколькими минималистскими украшениями, чтобы компенсировать суровую клаустрофобию пространства без окон.
Граждане были недовольны. Они были недовольны с того момента, как их назначили депутатами и собрали, не в последнюю очередь потому, что Омонье — по крайней мере, до сих пор — чувствовала себя обязанной раскрывать только основные факты кризиса.
— Вы расстроены, и я понимаю это, — сказала она, обращаясь к ним с вогнутой стороны стола в форме полумесяца, двенадцать членов кворума стояли перед ней почти полукругом. — Но в этом кризисе были аспекты, которыми делиться с вами, по соображениям безопасности и разведки, я сочла неразумным. Надеюсь, вы согласитесь с тем, что ни одно из моих решений не было воспринято легкомысленно. Никто так не заботится об этической прозрачности Брони, как я. Но мы также имеем дело с вопросом, который затрагивает некоторые из старейших и пользующихся наибольшим доверием институтов всего нашего околопланетного общества. Репутация для меня не имеет значения. Если кто-то нарушает закон, независимо от того, насколько высоко его положение, независимо от того, насколько свято его семейное имя, я буду действовать без угрызений совести. Но на мне действительно лежит ответственность за то, чтобы не причинять широкому кругу граждан ненужных страданий или беспокойства. — Она постучала ногтем по столу. — Это также закреплено в нашем уставе. Общие статьи требуют, чтобы Броня вела свои дела с минимальным вмешательством в обычную жизнь наших ста миллионов граждан. Сеять страх и панику противоречило бы моему мандату — это был бы безрассудный и безответственный отказ от своих обязанностей.
Она сложила руки вместе, моргая, чтобы немного сфокусировать взгляд, благодарная за прилив энергии, который дал ей кофе от Нг. — Но сейчас мы подошли к сути дела. Я должна быть с вами откровенна. Мы имели дело с чрезвычайной ситуацией, но верили, что у нас есть стратегия разрешения ситуации с незначительными человеческими жертвами — несколько граждан, по сравнению с тысячей семьюстами, которых мы ожидали спасти. — Она посмотрела вниз. — Я была неправа. Наш контроль ослабевает. По причинам, которые мы пока не понимаем, что-то — кто-то — обходит нашу спасательную операцию. Сейчас мы наблюдаем активную, нарастающую реакцию.
— У вас есть подозреваемый, верховный префект, — сказала женщина, сидевшая прямо напротив нее. — Это то, в чем вы нас уверяли с того момента, как мы собрались. Что этот выдающийся общественный деятель, этот человек, который открыто критиковал вас и вашу организацию, также стоит за эпидемией необъяснимых смертей. Вы сейчас говорите нам, что, возможно, обратились не к тому человеку?
— У меня все еще есть основания подозревать виновных, — сказала Омонье. — Улики слишком очевидны, чтобы их игнорировать. Но последние события указывают на то, что Девон Гарлин не может действовать в одиночку.
— Этот след улик вы вряд ли будете обсуждать, — сказал другой гражданин. — Об этих смертях нам едва ли позволено спрашивать. А теперь это беспрецедентное вмешательство в свободы всего населения, оправданное немногим более чем слухами и полуправдой.
— Вы должны извинить нас за то, что мы пришли к очевидному выводу, — сказал третий оратор, смягчая свои замечания сочувственной улыбкой. — У Брони есть все основания чувствовать угрозу со стороны Девона Гарлина и его сепаратистского движения. Может, это и мелкий популизм, но он бьет по самому больному месту. Ваша работа была бы намного проще, если бы Гарлин и ему подобные исчезли, не так ли?
— Не буду притворяться, — сказала Омонье.
— Лучше не надо, — сказала первая женщина.
— Я ненавижу его. Если бы у меня были моральные и юридические средства заставить его убраться навсегда, я бы давно это сделала. Но он также один из нас — свободный гражданин Сверкающего Пояса, которого я должна защищать. Вот почему префект Нг была готова отдать за него свою жизнь.
— Преувеличение, — пробормотал кто-то.
Омонье говорила ровным голосом, отказываясь поддаваться на уговоры. — Я бы хотела, чтобы это было так. Нг чуть не погибла. Она перенесла перелом черепа и сейчас должна выздоравливать под пристальным наблюдением врача. Но это не так. Она находится в тактическом кабинете, едва может стоять, испытывает очевидный дискомфорт, но все еще пытается спасти несколько жизней. Видите ли, Нг тоже одна из нас. Она не успокоится, пока знает, что существует угроза существованию Сверкающего Пояса. И хотя она любит Девона Гарлина не больше, чем я, она отдала бы свою жизнь, чтобы выполнить свой долг заботы о согражданине.
— Прекрасные слова... — начал кто-то еще.
— Это больше, чем слова, граждане, — ответила Омонье, все еще борясь с приливом ярости и самооправдания, которые, как она чувствовала, поднимались внутри нее. — Они — это все, ради чего мы живем. Мы жертвовали своими жизнями ради обещания. Доверьтесь нам, и вы будете хорошо спать в своих постелях. Мы не подпустим монстров к вашим окнам. Мы позволим вам спать спокойно. И пока хоть один из нас все еще дышит, вы будете знать, что все еще есть кто-то, кто готов принять этот последний бой. Все еще кто-то охраняет врата утопии. — Она сделала паузу, перевела дыхание, уставилась на свои пальцы, прежде чем продолжить, уверенная, что если она уже не высказала свою точку зрения, то никакие дальнейшие уговоры ничего не изменят. — Мне нужно протралить Девона Гарлина. У меня есть на то свои причины. Мне нужно установить точную степень его осведомленности и причастности к нашему нынешнему кризису, и мне нужно установить это быстро.
— Тогда ... дайте нам взглянуть на него, — сказал сочувствующий мужчина. — Позвольте нам увидеть его и поговорить с ним, урезонить его, если это вообще возможно. Возможно, перед лицом гражданского кворума он увидит смысл...
— Он этого не сделает, — устало сказала Омонье. — Мы подробно поговорили с ним. Изучали его реакцию. Язык тела, подсознательные сигналы. Это опытные аналитики и префекты, прошедшие подготовку по сбору разведывательной информации без принуждения. И с таким же успехом они могли бы разговаривать с глухой стеной, учитывая все, что они от него узнали. Кроме того, я не могу подпустить вас к нему.
— По этим неясным причинам... — начала первая женщина.
Раздался стук в дверь. Омонье поблагодарила свою звезду за то, что время было выбрано как нельзя лучше. Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть доктора Демихова, входящего в палату, толкая перед собой каталку. В каталке находилось несколько громоздких вертикальных предметов, накрытых зеленой тканью.
— Я старалась избавить вас от этого, — сказала Омонье, возвращая свое внимание к кворуму. — Но, по правде говоря, вы действительно заслуживаете того, чтобы знать все факты по нашему делу. Девон Гарлин обладает некоторыми впечатляющими способностями. Мы уверены в этом, и в равной степени уверены, что эти способности проистекают из его имплантов. Он способен обходить обычные ограничения обмена данными, собирая знания, выходящие далеко за рамки его ожидаемых возможностей. Он смог обойти нас с фланга, предугадывая наши движения, наши намерения. Это само по себе сделало бы его серьезной угрозой общественной безопасности. Его возможности подрывают нашу уверенность во всем — от абстракции до неприкосновенности ядер голосования. Если бы он смог проникнуть в ваши головы — а это не было бы для него проблемой, если бы вы были достаточно близко, чтобы видеть его и разговаривать с ним, — он смог бы получить доступ к вашим ядрам Вой, что позволило бы ему искажать или предвзято относиться к процессу голосования на любом уровне, а также — вполне реально — манипулируя самим вашим восприятием реальности. Он мог бы скорректировать ваши реакции в соответствии со своими непосредственными потребностями. — Омонье огляделась по сторонам, удовлетворенная тем, что это раскрытие, каким бы рискованным оно ни было, каким-то образом помогло ей доказать свою правоту. Но она еще не закончила. — Но на этом бы все не закончилось. Доктор Демихов, не будете ли вы так любезны?
— Они готовы, мэм?
— Сомневаюсь, что они когда-нибудь будут готовы, доктор. Все равно сделайте это.
Он волшебным жестом отбросил в сторону зеленую ткань, сделав при этом быстрый шаг назад. Омонье взяла себя в руки — на самом деле, это было ее предложение с самого начала, — но вид восьми отрубленных человеческих голов не мог не огорчить, особенно потому, что все эти головы в колбах были обращены в одном направлении, с открытыми глазами и слегка приоткрытыми ртами, как будто они были не менее поражены зрителями, стоящими перед ними.
Воцарилось потрясенное молчание. Омонье оглядела кворум, удовлетворенно позволив высказаться одной из них.
— Если этот грубый и провокационный трюк... — начала женщина, стоявшая перед ней.
— В этом не было необходимости, — сказал другой. — Мы были вполне способны прислушаться к аргументированному убеждению, без этого низменного обращения к безвкусным эмоциям.
— Вы очень часто думаете о смерти? — спросила Омонье, обводя взглядом слева направо всех двенадцать членов кворума. — Я сомневаюсь, что вы это делаете, не больше, чем эти восемь человек. Вы все дееспособны и полностью владеете своими способностями, иначе вас бы не выбрали на эту роль. При условии, что вы сделаете разумный выбор, большинство из вас может рассчитывать еще как минимум на сто лет жизни, а возможно, и больше. И кто знает, что может произойти за это время? Эти восемь человек ничем не отличались. Они занимались своей повседневной жизнью, совершенно не подозревая, что в их головах вот-вот что-то пойдет совсем не так. Это началось без предупреждения, почти безобидно. Нарушение нормальной функциональности имплантов, препятствующее их обычному взаимодействию с трансформируемой материей, оперением, ядрами голосования. Они попытались сообщить о неполадке, но каналы оповещения перестали работать. Все быстро ухудшилось. Неисправные импланты начали оказывать хаотическое влияние на работу их мозга. Жертва впала в истерику, панику, теряя самоконтроль, даже когда попыталась обратиться за помощью. Подумайте о том, как они вваливаются на какую-нибудь общественную арену, кажущиеся пьяными или сбитыми с толку — протягивая руки в отчаянии. Затем начинается дискомфорт, поскольку растущая тепловая перегрузка начинает повреждать ткани и превращать воду в пар, создавая повышенное давление, буквально поджаривая мозг изнутри. Подумайте о самой сильной головной боли, которую вы когда-либо испытывали, затем представьте, что она с каждой минутой удваивается по интенсивности, давит на заднюю часть ваших глаз, сдавливает слуховые нервы, вызывая ужасные галлюцинации. Но к тому времени вам уже будет все равно. Вы умираете, и на каком-то первобытном уровне вы это осознаете, и никто из окружающих вас людей ничего не может сделать, чтобы помочь. Даже мы. Даже если каким-то чудом нам удастся добраться туда, пока жертва еще жива, мы ничего не сможем для них сделать, кроме как можно лучше сохранить улики. Это все, что нам когда-либо удавалось. И это происходило снова и снова, более шестидесяти раз, прежде чем мы начали спасательную операцию, и у каждой из этих жертв есть прямая связь с клиническим учреждением, работавшим для целей семьи Вой. Девон Гарлин подложил бомбы замедленного действия в головы двух тысяч граждан, заложив основу для кризиса, который, как он знал, подвергнет нас серьезному испытанию, выставив наши ограничения на всеобщее обозрение. Он убил этих людей, и есть еще много, очень много других, которым угрожает та же участь. Он все еще может связаться с ними, даже сейчас — и если это не он действует напрямую, тогда нам нужно найти и изолировать его сообщника. Не за дни, а за часы.
— Простите меня, верховный префект, — сказал разумный человек. — Вы убедительно доказываете это этим бедным людям. Но никто из нас никогда не посещал эту клинику, о которой вы говорите. Поэтому я не могу предвидеть какого-либо большого риска в нашем контакте с Девоном Гарлином.
— Я тоже не могу, — сказала Омонье, вызвав резкий удивленный взгляд мужчины. — Но в равной степени я не могу этого исключать. Проще говоря, возможности Девона Гарлина находятся за пределами нашего нынешнего понимания. Насколько нам известно, любой близкий контакт с ним может подвергнуть вас опасности. Пока я не узнаю его точное отношение к этому продолжающемуся кризису, я не могу гарантировать вашу безопасность — а это первостепенно.
