— Пойдем отсюда, дочь.
Черное лезвие пропало в зеленоватой вспышке, древко осело и вновь обвилось вокруг нее, свернувшись золотым венком на волосах. Взяв меня за руку, она пошла рядом. Совсем как дитя. И ведь действительно надеется, что я теперь от всего ее оберегу и защищу. Но теперь-то я знаю, какой ты можешь быть, дочь. Моя дочь. Да.
Развернувшись уже в проходе, я послал в потолок струю янтаря. Проломила насквозь. Груда песка и пыли обрушилась на место наших мук, преследуемая волной удушливого ветра. Я зарастил проход стеной.
Песок к песку, яд к яду. Да потухнет пламя.
Коракс
Три изящно изогнутых трубки, исчерченные косыми черточками переходов, были мне очень знакомы. Я протянул к царапинам на стене серебро и продолжил рисунок — центральная камера, овальное окно, улитка.
— Это лабиринт, Соу.
— Ты знаешь его устройство, мастер?
— Лабиринт — это не только нечто запутанное. Так называется орган, спрятанный глубоко в человеческом ухе, и кажется мне, что это откровенный намек на природу этих мест…
— Тоннели, наполненные криками и стонущими ветрами, палаты боли, родина ужаса! Гиблые места, проклятые, заклейменные смертью!
— А вот и Кассий проснулся, — повернулся я к вещающей ужасы птахе. — Пожелать тебе доброго времени суток?
— Времени с уток? Я когда-то ел книгу о утках, но… Великий Пожиратель, Лазурная Мать, не ходите в эти тоннели! Не нужно, нет там ничего хорошего!
— Кассий Лот, давай по порядку. Во-первых, перестань называть нас такими пафосными титулами. Я…э. э…Коракс, а моя спутница — Соусейсеки, Соу. Во-вторых, если знаешь о Лабиринте что-то конкретное, рассказывай, и постарайся не сгущать краски.
— Сгущать краски?! Да разве я посмел бы… — Кассий выглядел так, как будто я предположил, что он убил и сьел свою бабушку. — Но я расскажу, что знаю, великий… господин Корракс. Когда мы вышли из лона Темной Матери и бежали от ее взора, в эти тоннели отправилось две лапы гворков, а вернулись лишь двое. Они не говорили, только кричали и плакали, а из ушей у них вытекал мозг. После этого никто не рискнул войти туда, а вскоре мы нашли сокровищницу…
— Значит, мои догадки верны. Лабиринт — обитель звуков, и некоторые бывают настолько сильны, что могут убить. Но я более чем уверен, что в конце улитки скрыта еще одна Вещь.
— И Хинаичиго ушла в ту сторону. Ты знаешь, куда идти, мастер?
— Вот сюда, — я ткнул пальцем туда, где примерно находился вход в улитку, — а вещь будет тут, в середине спирали.
— Вел… Коракс, сила твоя — словно вода нижних слоев, и госпожа Соу пройдет там, не заметив опасностей, но мне, слабому гворку, не под силу сопровождать вас…
— Скажи честно, Кассий, ты боишься? Мы не держим тебя силой, но ты Лот — последний из гворков, переживший мое появление и избранный, чтобы получить возможность идти с нами в нашем паломничестве. Выбирай — следовать собственным путем или увидеть все тайны и чудеса этого мира, опасные и желанные?
— И я смогу… вы не оставите меня?
— Если только ты сам того не пожелаешь. Цель наша — найти необычные места, подобные Лабиринту или Гнездам, собирая их суть для…
— Разве могу я отказаться идти путями богов, призвавших меня, назвавших, воскресивших? До последнего дыхания Кассий Лот будет вашим спутником, о великие!
— Тогда привыкай говорить без всех этих пафосных оборотов, — Соу опередила меня с этим замечанием, — а то мне уже неловко их слушать.
— О… я… постараюсь… гос… Соу… — Кассию определенно было тяжело отказываться от привычной манеры разговора.
— Если тебе так тяжело без пророчеств, пиши книгу, — попытался пошутить я.
— Книгу? Настоящую сьедобную книгу? — птах округлил и без того огромные глаза, — Разве я могу?
— Хм, я забыл, что для вас это лишь еда…
— Нет, нет… Корракс, это не совсем так! Раньше мы питались иначе, ведь книг было очень мало, а каждую найденную делили между всеми, чтобы каждый мог причаститься к ее мудрому вкусу. Это было таинство, ритуал…но когда мы нашли Гнезда, все было забыто, извращено изобилием, и ты явился, чтобы наказать отступников…
— И все же у тебя достаточно слов, чтобы писать.
— Ты гневаешься, господин, — заволновался Кассий, — я и вправду грешил со всеми, поедая чрезмерно, но…
— Нет, успокойся, прошлое в прошлом. Просто пробуй, если не можешь сдерживаться. Мне ли не знать, как просятся наружу слова?
— Ты очень добр, Корракс. Я… я попробую, обязательно… если выживу в Лабиринте…
Антракс
Сидя на стуле перед компьютером, Суок смотрела «Сейлор Мун» — ни телевизора, ни видака у меня не было. На маленьком лице быстро сменяли друг друга страх, восторг, недоумение. Маленькие пальцы стискивались, когда бравая Банни-Усаги торжественно расправлялась с очередным страшилищем. Я, развалившись на постели, доделывал отчет вручную, старательно отрезая шум и гам, несущийся из колонок, от сознания.
Идея побаловать ее пришла спонтанно, но сразу показалась логичной и правильной — в конце концов, я был обязан ей жизнью. Правда, сперва пришлось долго втолковывать ей, почему все эти люди такие странные, непропорциональные и вообще как будто нарисованные. Новость о том, что в мире может не оказаться того, что нужно сценаристу, она восприняла крайне неоднозначно. Ее можно было понять: для нее по-прежнему все было чудесным и странным, да и повидать она уже успела такое, что никакому анимушнику и в страшном сне не приснится. С другой стороны, это, кажется, только укрепило ее в мысли о моей исключительности и неоднозначности. Не так уж плохо, в сущности.
Наивная и милая сказка для девочек стала, по размышлении, идеальным решением. Стоило, конечно, начать с чего-нибудь попроще, «Ну, погоди!» там или про Колобка что-нибудь… А ну их в пень дырявый, никогда не любил особо советско-российскую анимацию. Японская мне милее. Но не показывать же ей РМ, в конце концов! Еще чего не хватало. Эту сказку мы будем дописывать сами.
— Бей его, бей! Дура! Ну кто так делает! — стукнула она кулачком по столу. — Глупость какая-то, Отец. Вроде дерутся-дерутся, пыхтят, надсаживаются, а толку никакого.
— Тебе не нравится?
— Нет, Отец, очень нравится. Но почему они все так неумело сражаются? Одно колдовство, как будто больше ничего не умеют. И наносят всего один удар, не пытаясь даже прощупать противника. Разве это воины?
— А как сражается воин?
— Совершенно не так, — убежденно ответила она. — Настоящий воин сперва задействует самые простые и слабые ходы и уловки. Если враг купится на них, зачем показывать и тратить более хитрое умение? Тем более — использовать магию? А эти девочки как будто больше ничего не умеют. Их словно наспех обучили одному приему и бросили в бой.
Это меня задело.
— Значит, поэтому ты сперва кинулась на тех чудищ с кулаками?
— Совсем нет, Отец, что ты! — она даже подскочила на месте. — Но я же больше ничего не умела тогда!
— Тогда откуда такие познания?
— Не знаю… Я просто думала. Вчера, в бою. И чуть-чуть сегодня утром, когда проснулась. Как-то так… Но я сразу бы спасла тебя, если бы знала, как, Отец!
— Я верю тебе, дочь, — внутри шевельнулось что-то вроде совести. — Но не суди их строго. Придумавший их человек наверняка очень слабо разбирается в сражениях и тактике.
— Но зачем тогда… лгать? Так это называется, Отец?
— Суок, не горячись. Ты путаешь ложь и фантазию. Ложь всегда направлена во вред кому-нибудь, а это просто безобидное аниме. Фантазия же безвредна, а иной раз даже приносит радость выдумщику и тому, кто ее слушает. Ведь тебе понравился мультфильм?
— Очень. Они хорошие, только Рей вредная, а Усаги ленивая. А этот юноша в маске такой странный… Из всех он больше всего похож на воина. И действует с ними заодно, но забрал красный кристалл… Что ему надо?
— Смотри внимательно. Ты все узнаешь.
— Я пока не хочу, Отец, спасибо. Мне надо все это обдумать. Сейчас я хочу просто побыть с тобой. Можно?
— Конечно. Только не слишком отвлекай меня, ладно? Я занят.
— Хорошо… — взобравшись на постель, она доверчиво прижалась ко мне.
Она действительно не мешала. Просто сидела рядом, обняв меня ниже подмышки и закрыв глаза. Теплая такая, хорошая. Я подсчитывал приход, думая о том, что… Нет, об этом нельзя было думать. Ни в коей мере.
И все же…
Дзынь!
Ну вот, посидеть не дадут спокойно. Суок удивленно завертела головой. Еще бы. При ней мне в дверь не звонила ни одна живая душа.
— Сиди тут, — велел я и пошел открывать.
Перед дверью стоял сосед снизу — жирноватый небритый бугай в майке и трусах. Красная физиономия лоснилась. Ясно. Нализался.
— Да? — недовольно спросил я, приоткрывая.
— Слышь, ты обалдел, что ли? За водой, бля, следить надо! У меня весь потолок мокрый, козлина! — голос у него тоже был премерзкий.
— Какой еще водой?
— Аш два о, блядь! Ты мне все обои засрал, гнида, люстру замкнуло! Платить будешь по гроб жизни!
— Что за бред? У меня нигде не идет вода.
— Да не пизди! Ты на бабло попал, понял?
— Заходи и проверь, козел! — рыкнул я, вскипев. Сразу заткнувшись, он удивленно выпучился на меня. Впервые в жизни я заговорил с ним в таком тоне.
— Ты чё, опух?
— Ты, блядь, опух! С жиру! За базар ответишь или как? Пошли, показывай, где вода хлещет. Или вали отсюда нахрен. У меня работа стоит.
Кожа на узеньком волосатом лобике зашевелилась, демонстрируя напряженную работу мозга. К конструктивному результату, впрочем, так и не приведшую.
— Да я т-тя!.. — он хапнул меня за рубашку, замахиваясь шерстистым кулачищем.
Я мгновенно уперся ногой в стену прихожей и толкнул его янтарем в брюхо. Волосатая цистерна мерзко булькнула, колыхнулась туда-сюда, глаза у него стали рамером с дно бутылки, которую он перед этим опрокинул. Его двинуло об стену лестничной клетки, он сполз на пол, зажимая ладонями волосатую пасть. Не зажал. Несколько секунд он, лицом в пол, извергал из себя полную объедков кислую лужу, потом немного полежал в ней мордой, вяло перебирая лапами, и вдруг захрапел.
Подойдя к нему, я пихнул его ногой. Нет, и вправду заснул. Алкаш сраный.
— Отец, что тут за шум? Ой, кто это?.. — увидев наслаждавшегося обществом Гипноса алканавта, Суок робко спряталась за дверь.
— Да так, обиженный. Ты не включала воду? Он жалуется, что мы залили его.
— Нет, я не заходила ни в ванную, ни на кухню, правда… Но он лжет, отец, — она выступила из-за двери и пристально на него взглянула. — Не знаю, что его подвигло на это, но он просто захотел потешиться своей силой и наглостью, вволю поиздеваться над слабым, вот и сказал первое, что в голову взбрело… Ты поэтому наказал его, Отец? Почему же он тогда считает тебя слабым?
— Не знаю. Дурак, наверное, — соврал я. — Но откуда ты это знаешь?
— Он же спит. Я вижу это в его сне.
— Как это?!
— Не знаю, — смутилась она. — Просто вижу… Что такое, Отец?!
Я наконец прокашлялся.
— Да так, небольшой конфликт между пищеводом и трахеей… Только не забивай себе этим голову! Послушай, Суок, у меня к тебе серьезный вопрос.
— Да, Отец?
— Что ты можешь?
— Я?.. Все то, чему ты меня научил — ходить, есть, заваривать чай…
— А помимо? То, чему ты научилась сама?
Она посерьезнела. Я не шутил — я действительно понятия не имел, какими способностями обладает моя кукла. Я был свидетелем их проявления, они были эффектны и эффективны, но… чем именно они были? Мне необходимо было это знать.
В конце концов, должен же я представлять себе, что именно передам Суигинто.
— Я… не знаю, как объяснить тебе, Отец. Это, наверно, связано со снами… Но у меня нет нужных слов — здесь. Я могу… показать тебе, чтобы ты понял.
— Так покажи мне.
— На чем? Точнее, на ком?
Вместо ответа я выразительно кивнул на храпящую тушу.
Суок замешкалась было, но потом твердо кивнула. Ее пальцы скользнули по золотой ленте, аккуратно сжали ее на голове и быстрым движением сдернули с волос и платья. Держа ее на вытянутых руках, она повернулась к соседу и легко подбросила ее в воздух.
— Зачем?
— Так надо, — лаконично ответила она. Меня удивила подобная сдержанность, но все же не так, как то, что лента зависла у нее над головой, слегка покачиваясь и изгибаясь. Ха! Забавно. Со мной в последнее время случилось столько чудес различной степени паршивости, что я к ним вроде как притерпелся — и вот, здрасьте. Воистину, ничто так не крушит картину мира, как маленькое и обыденное вопиющее нарушение законов физики.
Словно повинуясь легким движениям рук Суок, лента подплыла к пьянице, свилась в концентрическую спираль и начала вращаться — сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее, сливаясь и размываясь. И вот уже лестничную клетку озарила мягким светом воронка дверей в сон — но не черная или серебристая, а желтая. В тон ленты.
— Идем, Отец, — она протянула мне руку. Я молча поднял ее на локоть и шагнул в золотистую неизвестность.
Туман цвета молодого меда.
Ну ни хрена себе!
Я примерно представлял себе, как должно выглядеть Мировое Древо, но попробуйте вообразить себе тиранозавра со слов того, кому его описывал очевидец! Ставлю миллион против оплеухи, что вам это не удастся. Огромный зеленый ствол, похожий на жесткую, но податливую стену, застилал половину неба цвета тишины — черно-фиолетового, с легкими вкраплениями аметиста и полевого шпата, наполненного крупными звездами всевозможных цветов. От ствола во все стороны шли гигантские горизонтальные утесы, редко усаженные… листьями? Ничего себе веточки.
Я окинул взглядом этот невероятный Иггдрасиль, подавляя внезапный и непонятный приступ тошноты. Вот уже действительно, у каждого муми-тролля должно быть что-то, на что он смотрит снизу вверх. Размеры Древа потрясали. Далеко вверху и внизу зеленая стена терялась в темном небе. Мое внимание привлек прямоугольный выступ на поверхности, сквозь кожицу которого можно было различить движение соков. Клетка?! Однако! А деревце-то однолетнее! Сколько же длится… год Бога? И что будет, когда наступит осень?
