Нигде Эрвал не увидела открытого пространства, ни единой травинки. И нигде она не увидела никаких признаков людей.
С огромной осторожностью она приказала кораблю опуститься на крышу одного из более широких зданий. Сура хотела выбраться наружу и исследовать — возможно, увидеть, что находится внутри таинственных зданий, — но дверь корабля не открывалась.
— Думаю, корабль знает, что для нас лучше, — сказала Эрвал. — Может быть, нам не стоит выходить наружу. Может быть слишком жарко — или слишком холодно — или, возможно, это опасно для нас каким-то другим способом, который мы не можем себе представить.
— Но это так расстраивает!
Эрвал нахмурилась. — Что ж, возможно, я могу что-то поделать с этим. — Она сунула руки в варежки. — Вот кое-что, что я нашла несколько дней назад. Подойди и посмотри.
Панель над пультом управления показывала пустой фасад здания в форме пузыря; круглая дверь вела в интригующий, но затемненный интерьер. Теперь Эрвал пошевелила большими пальцами, подняла запястья — и поле зрения оконной панели переместилось вперед. Казалось, темный дверной проем приближался.
Она почувствовала, как Сура вцепилась в спинку ее стула. Девушка спросила: — Эрвал, мы перемещаемся?
— Нет, — медленно произнесла Эрвал. — Но картина перемещается. Ты понимаешь? — Она нервно ждала реакции девушки. Как ни странно, из всех чудес, с которыми столкнулась Эрвал, это показалось ей одним из самых трудных для восприятия. Итак, она была в корабле, который путешествовал сквозь пустоту: что ж, птицы летали по воздуху, не так ли?.. И было хорошо известно, что люди когда-то строили такие корабли так же обыденно, как Деймен сейчас разводит костер. Даже видения Друга напоминали сны, которые она видела раньше, особенно после окончательного исчезновения Тила. Таким образом, эти явления были просто продолжением привычного.
Но окно — это просто дыра в вигваме, с клапаном, который закрывается при усилении ветра. Очевидно, что каждый раз, когда вы смотрите в окно, вы видите одну и ту же сцену.
Мысль о том, что окно, не двигаясь, может показывать разные сцены — так, что кажется, будто она смотрит глазами другого человека, — была выше понимания.
Но Сура уставилась на разворачивающееся изображение пустыми от удивления глазами. Она сказала: — Очень мило. Ты можешь сделать это еще быстрее?
Эрвал вздохнула от разочарования. Возможно, ей следует отказаться от попыток разобраться в этих вещах и принять окна такими, какие они есть, как, очевидно, сделала Сура.
Полезная магия.
В течение следующего часа и более они бродили по заброшенным улицам города-мира. Очевидно, когда-то это был мир людей — они узнали стулья, спальни, столы, все явно человеческого размера. Но здесь не было никаких признаков человечности: ни картин на стенах, ни каких-либо украшений, ни занавесок, ни ковриков, выходящих за рамки строго функционального. И здание за зданием были заполнены огромными устройствами, совершенно неузнаваемыми для двух женщин: огромные цилиндры, лежащие на боку или направленные через отверстия в небо, и комнаты, полные серых, холодно-безликих коробок.
Повсюду была темнота и — Эрвал почувствовала — холод. Здание-мир было оставлено аккуратным, идеальным — ни одного перевернутого стула — и совершенно пустым.
Сура, сидевшая на корточках на полу, обхватила себя руками и задрожала. — Не думаю, что мне понравилось бы жить здесь.
— И мне тоже. — Эрвал задумалась о назначении всех этих рядов машин и коробок. Этим устройствам недоставало простой человеческой полезности шкафчиков, которые она нашла на корабле; эти машины были задумчивыми, почти угрожающими. Возможно, это был мир оружия, войны.
Может быть, подумала она, и к лучшему, что они нашли это место пустым.
— Эрвал. — Сура грациозно встала и указала на изображение на панели; от них отодвигался ряд серых коробок. — Что происходит? Ты снова перемещаешь изображение?
Эрвал подняла руки перед лицом. — Ты же видишь, что это не так. Сура, я не понимаю, что происходит. — Она сунула руки в варежки и сменила изображения на панелях; она посмотрела вниз, вверх, по обе стороны корабля, почти ожидая увидеть группу гигантских людей-машин, тянущих корабль...
Затем она кое-что обнаружила.
Вокруг корабля опустился трубчатый занавес, прозрачный, но окрашенный в синий цвет. Его стенки сверкали. Труба поднималась на много миль над поверхностью маленького мира, и, взглянув вверх, Эрвал увидела, что она тянется до самого разрушенного мира— Солнца.
Корабль поднимался по туннелю.
Вскоре мир машин сжался под ними до шара размером с кулак.
— Эрвал! Сделай что-нибудь! Забери нас отсюда! Если мы врежемся в штуку-Солнце, мы будем уничтожены!
Но Эрвал могла только сжать кулаки в варежках. — Я не могу, — тихо сказала она, уставившись на панель. — Я ничего не могу сделать. Он не реагирует.
Стены туннеля неслись мимо, теперь размытые.
Вокруг Пола закрылась коробка.
Конечно, для Пола было невозможно подвергнуться простому физическому заключению; тем не менее мировые линии волновой функции, которые составляли его существо — и его связь с Солнцем — были изогнуты до такой степени, что могли разорваться из-за окружающих его нематериальных стен.
Он не мог пошевелиться.
Шок и удивление захлестнули его. Из всех странных вещей, которые он видел в своих путешествиях, это было первое, что непосредственно угрожало ему. Поразительно изменив точку зрения, он понял, что стал думать о себе как о боге, наблюдателе, неуязвимом, неподвластном вмешательству. Теперь он чувствовал непреодолимое желание отступить в пещеру простой квазичеловеческой модели себя... но если бы он пошел этим путем, за ним наверняка последовали бы безумие и ужас.
Стремясь к порядку, он создал ограниченные субличности для изучения своей тюрьмы. До него начали доходить данные, и постепенно он начал понимать.
Он был пойман в ловушку в фокальной зоне излучения чрезвычайно высокой частоты. Зона представляла собой сферу всего в несколько футов в поперечнике; нелинейные эффекты, заставляющие энергию каскадом переходить на более низкие частоты, должно быть, заставляли зону светиться подобно драгоценному камню. Отдельные фотоны проносились сквозь фокус подобно птицам, их длина волны в сто миллиардов миллиардов раз меньше радиуса электрона; короткая длина волны подразумевала огромную энергию, так что каждый фотон был мощной маленькой пулей энергии/массы... фактически, настолько массивной, что каждый фотон был почти квантовой черной дырой. И именно это сдерживало его. Черные дыры перерезали мировые линии, из которых он состоял; это было так, как если бы телесный человек был заключен в паутину из миллиарда горящих нитей.
Итак, это была эффективная клетка. Квакс поймал его.
Оставался один вопрос: почему?
Успокоившись, он переставил данные, распределенные по компонентам его волновой функции, так, чтобы пропуски, представленные вопросом, были четкими.
Он ждал. Он не потрудился измерить время.
...Квакс вернулся.
Пол быстро собрал набор множественных фокусов внимания. Теперь в потоке излучения сингулярности чувствовалось больше согласованности; частоты, фазы и траектории мощных квантов изменялись систематическим образом по мере их прохождения через его существо. Он понял, что его допрашивают: каждый фотон забирал у него еще несколько бит данных, без сомнения, для изучения его похитителем. Это был дамп данных; его считывали, как если бы он был каким-то грубым запоминающим устройством.
Он не чувствовал обиды и не пытался спрятаться. В чем был смысл? Его похититель уже должен был знать о маленькой группе людей, скользящих на своем грубом корабле вокруг гравитационного колодца Солнца. Его лучшей надеждой было позволить кваксу изучить, дождаться какой-то обратной связи.
Но он сохранил на месте свои представления вопросов.
Постепенно он различил дальнейшую эволюцию в граде фотонов. Он расширил свое осознание настолько широко, насколько осмелился, и, подобно человеку, напрягающему слух, чтобы расслышать отдаленные фрагменты разговора, прислушался. Он уловил проблески самого квакса, неуловимые впечатления чего-то быстрого, сообразительного, физически компактного; радиационная клетка, заключающая его в тюрьму, подразумевала владение глубочайшей структурой физической Вселенной.
...И он услышал ненависть.
Жестокий факт этого был шокирующим, подавляющим. Квакс ненавидел его; он ненавидел его за то, что он был человеком, и это отвращение искажало путь каждого фотона, который проходил сквозь него. Ненависть доминировала в существе его похитителя и была направлена на то, чтобы стереть все следы человечества со Вселенной.
Пол испытывал благоговейный трепет перед преступлением, которое вызвало такую вражду через пустыню времени.
Неравномерный поток данных продолжался в течение неизмеримого периода. Затем...
Изменение. Изменялись граничные условия его фотонной клетки, так что область пространства-времени, которая удерживала его, была перемещена...
Его перемещали.
Теперь в сложном потоке фотонов был еще один компонент. Пол напрягся. Там был другой разум; нечто огромное, необъятное, величественное, мыслительные процессы которого исчислялись часами, так что его медленные рассуждения звенели, как гонги... И все же это тоже был квакс; было такое сходство со строением похитителя Пола, что гигант наверняка принадлежал к тому же виду или, по крайней мере, происходил от него. И все же поток предполагаемых данных не был разрешен; там были неподтвержденные обертоны, как высшие гармоники на скрипичной струне.
Он понял, что их там было больше, слишком много, чтобы он мог различать их по отдельности, огромная иерархия кваксов нависала над ним, изучая его, как огромные биологи какое-нибудь распластанное насекомое. Они существовали во всех мыслимых масштабах пространства и времени, и все же оставались единым видом — рассеянными, многократно эволюционировавшими, но по сути все еще объединенными.
И все они ненавидели его.
Фотонная клетка исчезла.
Освобожденный, Пол почувствовал себя пауком, чья паутина была перерезана. Он быстро оценил несколько квантовых нитей, которые все еще связывали его с Солнцем, Кольцом. Подобно пауку, он принялся за работу, чтобы развить эти нити.
Небольшой частью себя он огляделся.
Он больше не был в Солнечной системе. Он увидел коричневого карлика, планету типа Юпитера, но в десять раз превышающую его по размерам; она вращалась вокруг уменьшившейся белой звезды. Центр его осознания находился на орбите в нескольких сотнях миль над верхушками облаков планеты. Изучая облака, он увидел турбулентные ячейки во всех масштабах, подпитывающие друг друга в огромном фрактальном каскаде вихревой энергии. Массивное коричнево-красное пятно, самоорганизующийся остров стабильности, проплывало сквозь бушующие штормы.
Он размышлял над этим зрелищем, недоумевая, зачем его сюда привезли. Энергия для всей этой погоды, должно быть, поступает из недр планеты и ее вращения, а не от высохшей звезды. Этот чудовищный мир был самодостаточен и завершен сам по себе: ему не нужна была остальная Вселенная. На самом деле, иронично размышлял Пол, этот мир должен быть защищен даже от набегов птиц-фотино. В то время как враг из темной материи превращал звезды в пыль, этот мир и миллиарды подобных ему продолжали вращаться, являясь вместилищем массивного, но бесцельного движения, пока энергия, рассеиваемая его огромными погодными системами, не приведет к охлаждению его ядра, и его вращение медленно затормозится. Тогда, наконец, она остановится, и ее единственной функцией останется служить гравитационным рассадником для мира-призрака птиц-фотино. Планета была безвредной, скучной и старой; он понял, что даже это облачное пятно могло быть старше человечества...
За ним снова наблюдали.
Обширная догадка охватила его. Огромный квакс, которого он обнаружил ранее, с мыслями, подобными часам...
Это было здесь. В системе пятен. Весь самоорганизующийся комплекс содержал осознание квакса, и оно изучало его.
Он открыл себя. Новые данные просачивались в его сознание.
Корабль ксили был полуразумным. Функция корабля заключалась в том, чтобы оптимизировать шансы на выживание его обитателей-людей.
Он изучил машины, работающие в сердце древнего Юпитера, и рассмотрел, как этого можно достичь.
Когда-то эта система была домом расы, которая вела войны на протяжении сотен тысячелетий. Юпитер был переделан, чтобы служить центром военно-промышленной агломерации, которая волна за волной наносила удары по предполагаемому врагу людей, ксили. Корабль видел, как даже спутники были перемещены на их нынешние высоты, их орбиты упорядочены, чтобы служить оружейными складами. Энергия для складов и для огромных флотов, которые хлынули из этой системы, поступала из вещества самого Юпитера.
Теперь, конечно, война стала историей, человеческие флоты были отброшены в сторону; склады опустели, а Юпитер был в значительной степени израсходован — но все же, как воспринимал корабль, в его ядре оставались сущности, огромные машинные умы, ожидающие выполнения своей конечной цели...
Последний рубеж защиты Солнечной системы.
Они увидели в корабле ксили с грузом из двух примитивных людей угрозу. И они атаковали.
Корабль методично изучал слабый тяговый луч, который неуклонно притягивал его к Юпитеру.
Технология гравитационных волн, называемая людьми "лучами-звездоломами", была одной из многих тайн ксили, которые так и не были разгаданы человеком, даже после нескольких поколений исследований. Теперь корабль распознал в этом луче бледную имитацию "звездолома" и разглядел где-то рядом с ядром Юпитера генератор, который служил источником луча. Сильные электрические поля заставляли группу точечных сингулярностей сталкиваться и объединяться. Когда пары сверхплотных сингулярностей сталкивались, образовывалась новая, более массивная дыра; в течение нескольких секунд горизонт событий новой дыры вибрировал бы подобно мыльному пузырю, испуская интенсивные гравитационные волны. Контролируя характер таких столкновений, можно было бы управлять режимами вибрации горизонтов — и таким непрямым образом генерировать тяговый луч гравитационных волн.
Это сработало. В некотором роде.
Корабль просчитал варианты.
Конечно, он мог бы просто расправить крылья и улететь. Но был бы период, секунда или около того, когда импульс его разрывного привода соответствовал бы усилию тягового луча; и при прерывании луча корабль и его пассажиры могли пострадать от толчка.
Корабль оценил вероятность повреждения людей, как низкую.
Второй вариант был проще и, по заключению корабля, влек за собой меньший риск.
Он запустил свой собственный "звездолом" прямо в горловину генератора.
Сура вскрикнула и закрыла глаза; Эрвал, прищурившись, увидела, как яркость панели потускнела до такой степени, что она снова смогла видеть.
Она все еще смотрела вдоль трубы-занавеса на мир-Солнце. Но теперь из корабля вырвался луч интенсивного вишнево-красного света и устремился вдоль оси трубы, пронзая сердце этого мира. Вокруг точки столкновения мир-Солнце засветился желто-белым; пятно света распространялось, пока не покрыло, возможно, четверть огромной площади шара планеты.
