— Его последнее желание. Он хотел, чтобы его похоронили в море. — Скорпио повернулся, чтобы вернуться на корабль. — Думаю, мы многим ему обязаны.
— Это было последнее, что он сказал, сэр?
Скорпио медленно повернулся к Васко и, склонив голову набок, долго изучал его. Васко почувствовал, что его снова оценивают, точно так же, как оценивал старик, и это вызвало точно такое же чувство неполноценности. Чего хотели от него эти монстры из прошлого? Чего они ожидали от него в жизни?
— Нет, это было не последнее, что он сказал, — тихо ответил Скорпио.
Они положили мешок с телом на кромку льда, окружавшую айсберг. Васко приходилось постоянно напоминать себе, что сейчас еще только середина утра: небо было серым от дождя, облака застилали его от горизонта до горизонта, словно потолок скребся о вершину айсберга. В нескольких километрах от моря на том же потолке виднелось отчетливое и угрожающее пятно мокрых чернил, похожее на подбитый глаз. Казалось, оно движется против ветра, словно высматривая что-то внизу. На горизонте молния прочертила хромированные линии на тусклом серебре неба. Где-то вдалеке дождь лил медленными закопченными струйками.
Вокруг айсберга море бурлило мрачными серыми волнами. Во всех направлениях поверхность воды постоянно пересекали скользкие, движущиеся призраки маслянистого бирюзово-зеленого цвета. Васко уже видел их раньше: они выныривали на поверхность, задерживались и затем исчезали почти сразу, прежде чем глаз успевал сфокусироваться. Создавалось впечатление, что айсберг окружает огромная стая неясных существ, похожих на китов. Призраки плавали и кружились между волнами и пеной. Они сливались и разделялись, вращались по орбите и погружались в воду, и их точную форму и размер было невозможно определить. Но это были не животные. Это были огромные скопления микроорганизмов, действующих согласованно.
Васко увидел, что Скорпио смотрит на море. На морде свина появилось выражение, которого он раньше не видел. Васко подумал, не было ли это опасением.
— Что-то происходит, не так ли? — спросил Васко.
— Мы должны вынести его за пределы льда, — сказал Скорпио. — Лодка еще несколько часов будет в рабочем состоянии. Помоги мне погрузить его.
— Мы не должны слишком долго возиться с этим, сэр.
— Ты думаешь, есть хоть малейшая разница, сколько времени это займет?
— Из того, что вы сказали, сэр, для Клавейна это имело значение.
Они погрузили мешок в черный корпус ближайшей лодки. При дневном свете корпус уже выглядел гораздо грубее, чем он запомнился Васко, гладкая металлическая поверхность была покрыта пятнами коррозии. Некоторые из них были достаточно глубокими, чтобы в них можно было засунуть большой палец. Даже когда они поднимали мешок на борт, в том месте, где Васко коснулся лодки коленом, от нее отвалились металлические наросты.
Они вдвоем забрались на борт. Уртон, которая должна была оставаться на выступе айсберга, помогла им подняться, подтолкнув сзади. Скорпио включил мотор. Вода забурлила, и лодка медленно поплыла обратно к морю, удаляясь по каналу, который она прорезала в кромке.
— Подождите.
Васко обернулся на голос. Это был Джаккотте, появившийся из-за айсберга. Инкубатор висел у него на запястье, явно потяжелев с тех пор, как Васко принес его сюда.
— Что это? — крикнул Скорпио, заглушая двигатель.
— Вы не можете уехать без нас.
— Никто не уезжает.
— Ребенку нужна медицинская помощь. Мы должны как можно скорее доставить ее обратно на материк.
— Именно это и произойдет. Разве ты не слышал, что сказал Васко? Шаттл уже в пути. Сидите здесь тихо, и все будет в порядке.
— В такую погоду полет может занять несколько часов, и мы не знаем, насколько устойчив этот айсберг.
Васко почувствовал гнев Скорпио. Его кожу начало покалывать, как от статического электричества. — Так что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, сэр, что мы должны отплыть прямо сейчас, на обеих лодках, так же, как и прибыли. Направляясь на юг. Шаттл встретит нас по передатчику. Таким образом, мы сэкономим время, и нам не придется беспокоиться о том, что эта штука рухнет под нами.
— Я думаю, он прав, сэр, — сказал Васко.
— Кто тебя спрашивал? — огрызнулся Скорпио.
— Никто, сэр, но я бы сказал, что мы все сейчас заинтересованы в этом, не так ли?
— Ты ни в чем не заинтересован, Малинин.
— Клавейн, похоже, думал, что я заинтересован.
Он ожидал, что свин убьет его прямо здесь и сейчас. Такая возможность возникла у него в голове, когда его взгляд скользнул к глубокому черному глазу в облаках. Теперь он был уже ближе — не более чем в километре от айсберга — и опускался плашмя, начиная походить на что-то, похожее на утолщение. Васко понял, что это было торнадо: как раз то, что им нужно.
Но Скорпио только зарычал и снова включил двигатель. — Ты со мной или нет? Если нет, выйди и подожди на льду с остальными.
— Я с вами согласен, сэр, — сказал Васко. — Я просто не понимаю, почему мы не можем сделать так, как говорит Джаккотте. Мы можем отплыть на обеих лодках и похоронить Клавейна по пути.
— Убирайся.
— Сэр?
— Я сказал, убирайся. Это не обсуждается.
Васко начал что-то говорить. Снова и снова прокручивая в голове этот инцидент, он никак не мог понять, что именно он собирался сказать свину в тот момент. Возможно, в тот момент он уже знал, что перешел черту, и что ничто из того, что он мог сказать или сделать, никогда не исправит этого перехода.
Скорпио двигался молниеносно. Он отпустил рычаг управления двигателем, схватил Васко обеими руками и перекинул его через борт. Васко почувствовал, как верхний дюйм металлического борта лодки крошится под его бедром, как хрупкий шоколад. Затем его спина наткнулась на тонкий и в то же время хрупкий слой льда, и, наконец, он погрузился в воду, более холодную, чем он когда-либо мог себе представить, пронзительный холод пробежал по его позвоночнику, как сверкающий поршень шока и боли. Он не мог дышать. Он не мог закричать или дотянуться до чего-нибудь твердого. Он с трудом мог вспомнить, как его зовут и почему, в конце концов, утонуть — это так плохо.
Он увидел, как лодка скользнула в море. Он увидел, как Джаккотте поставил инкубатор на дно, а Хоури встала у него за спиной и быстро, но осторожно направилась к нему.
Небо над головой было совершенно серым, если не считать неясного очертания "глаза бури". Сгусток черноты почти достиг поверхности воды. Он загибался в сторону айсберга.
Скорпио остановил лодку. Она покачивалась на волнах высотой в метр, теперь не столько плавая в воде, сколько опираясь на движущийся плот из сине-зеленого органического вещества. Плот простирался во все стороны на многие десятки метров, но плотнее всего был в эпицентре, который, по-видимому, находился именно там, где остановилась лодка. Его окружала темная, угольная полоса относительно незагрязненной воды, а за ней лежало еще несколько отчетливых островков из вещества жонглеров. Под поверхностью воды, в промежутках между волнами и плотами, виднелись похожие на ветви щупальца структуры, толстые, как трубопроводы. Они подпрыгивали и покачивались, а иногда и двигались с медленной, жутковатой неторопливостью цепких хвостов.
Скорпио порылся в лодке в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыть лицо. Запах сверлил ему мозг. Люди говорили, что это отвратительный запах, или, по крайней мере, очень сильный. Это был запах гниющих кухонных отходов, компоста, аммиака, сточных вод, озона. Для свина это было невыносимо.
Он нашел в аптечке повязку и дважды обернул ею морду, оставив глаза свободными. Они постоянно слезились и их щипало. Сейчас он ничего не мог с этим поделать.
Встав, осторожно, чтобы не потерять равновесие, он взялся за мешок с телом. Ярость, которую он испытал, когда выбросил Васко за борт, лишила его тех немногих сил, которые ему удалось сохранить. Теперь мешок казался в три раза тяжелее, чем должен был быть, а не в два раза. Он схватил его, встал по обе стороны от переднего конца и начал медленно отступать назад. Он не хотел рисковать, сбрасывая тело с одного из бортов, опасаясь, что лодка перевернется под весом двух взрослых людей так далеко от средней линии. Если бы он перетащил тело на нос или на корму, то, возможно, был бы в безопасности.
Он поскользнулся. Его ноги ослабли. Он отлетел назад, приземлившись на мозолистые выпуклости ягодиц, мешок с трупом с грохотом ударился о настил.
Он вытер слезы с глаз, но от этого стало только хуже. Воздух был насыщен микроорганизмами, над морем висела зеленая дымка, и все, что он сделал, — это загнал раздражение поглубже в себя.
Он снова встал. Рассеянно отметил черный ствол, тянущийся с неба. Опять схватил мешок и начал тащить его к корме. Органические формы застыли вокруг лодки в непрерывной процессии тревожных изображений, силуэты бутылочно-зеленого цвета формировались и растворялись, как в работе безумных топиаристов. Когда он смотрел на них прямо, очертания не имели никакого значения, но краем глаза замечал намеки на анатомию инопланетян: зверинец из странно соединенных конечностей, странно расположенных лиц и торсов. Широко раскрытые рты. Множество глаз уставились на него с бессмысленным вниманием. Сочлененные части крыльев раскрылись, как веера. Из зелени появились рога и когти, задержавшись на мгновение, прежде чем снова стать бесформенными. Постоянные изменения в физической структуре биомассы жонглеров сопровождались теплым, влажным ветерком и быстрым чавкающим звуком.
Он повернулся так, чтобы мешок лежал между ним и кормой. Наклонившись над ним, он схватил упакованный труп за плечи и поставил на металлическую стенку кормы. Он моргнул, пытаясь сосредоточиться. Зеленое безумие вокруг него не ослабевало.
— Мне жаль, — сказал он.
Все должно было случиться по-другому. В своем воображении Скорпио часто рассматривал возможные обстоятельства смерти Клавейна. Предполагая, что проживет достаточно долго, чтобы увидеть это своими глазами, он всегда представлял себе похороны Клавейна в героических тонах, как какую-нибудь торжественную церемонию с зажженным огнем, на которой присутствовали тысячи зрителей. Он всегда предполагал, что если Клавейн умрет, то это произойдет мягко и в чреве колонии, а его последние часы станут предметом любовных бдений. В противном случае, совершив какой-нибудь смелый и неожиданный поступок и героически погибая, как Клавейн делал почти сотню раз до этого, прижав руку к какой-нибудь маленькой, невинно выглядящей ране на груди, с лицом цвета зимнего неба, он пытался сохранить дыхание и сознание ровно настолько, чтобы прошептать какое-нибудь сообщение для тех, кому пришлось бы жить дальше без него. В своем воображении именно Скорпио всегда слышал это напутственное слово.
В его смерти было бы достоинство, чувство законного завершения. И его похороны стали бы событием удивительным и печальным, о котором говорили бы многие поколения.
На самом деле все происходило не так.
Скорпио не хотел думать о том, что было в мешке, или о том, что с ним сделали. Он не хотел думать о вынужденной медлительности смерти Клавейна или о той жизненно важной роли, которую он сыграл в этом. Было бы достаточно плохо быть зрителем того, что происходило в айсберге. То, что он был участником, означало, что какая-то незаменимая часть его самого была опустошена.
— Я не подведу их, — сказал он. — Когда ты был далеко, на своем острове, я всегда старался делать все так, как сделал бы ты. Это не значит, что я когда-либо считал себя равным тебе. Я знаю, что это никогда не будет правдой. У меня проблемы с планированием дальше кончика носа. Как я всегда говорил, я человек практичный.
У него защипало в глазах. Он задумался о том, что только что сказал, о горькой иронии этого.
— Я полагаю, что так оно и было, до самого конца. Прости меня, Невил. Ты заслуживал лучшего, чем это. Ты был храбрым человеком и всегда поступал правильно, чего бы тебе это ни стоило.
Скорпио помолчал, переводя дыхание и пытаясь подавить смутное ощущение абсурдности разговора с мешком. Речи никогда не были его коньком. Клавейн справился бы с этим гораздо лучше, если бы они поменялись ролями. Но он был здесь, а Клавейн был покойником в мешке. Он просто должен был сделать все, что в его силах, пробираясь по наитию, как делал большинство вещей в своей жизни.
Клавейн простил бы его, думал он.
— Теперь я тебя отпущу, — сказал Скорпио. — Надеюсь, это то, что ты хотел, приятель. Надеюсь, ты нашел то, что искал.
Он в последний раз перебросил мешок через борт. Тот мгновенно исчез в зеленом плоту, окружавшем лодку. Через несколько мгновений после того, как мешок исчез, активность фигур жонглеров заметно возросла. Непрерывная процессия инопланетных фигур становилась все более неистовой, приближаясь к какой-то волнующей кульминации.
В небе черный хобот изогнулся почти горизонтально, ощупью приближаясь к айсбергу. Кончик этой штуки больше не был тупым бугорком: он начал раскрываться, разделяясь на множество черных пальцев, которые сами по себе росли и расщеплялись, извиваясь в воздухе.
Теперь он ничего не мог с этим поделать. Он оглянулся на игру фигур жонглеров, и на мгновение ему показалось, что он даже заметил пару женских человеческих лиц, появившихся в вихре образов. Лица были поразительно похожи, но в одном из них чувствовалась зрелость, безмятежность и усталая покорность судьбе, которых не хватало другому. Казалось, что за одну человеческую жизнь они стали свидетелями слишком многого, слишком многое вообразили. Безглазые, как статуи, они смотрели на него одно застывшее мгновение, прежде чем снова раствориться в мелькании масок.
Плот вокруг него начал распадаться на части. Изменяющаяся стена очертаний осела, обрушиваясь обратно в море. Даже запах и едкие миазмы начали терять свою терпкость. Он предположил, что это означало, что он выполнил свой долг. Но над морем черное нечто продолжало протягивать свои ветвистые конечности к айсбергу.
У него все еще была работа, которую нужно было сделать.
Скорпио развернул лодку. К тому времени, когда он добрался до айсберга, другая лодка уже была на плаву: внутри нее были видны Васко, Хоури, инкубатор и двое сотрудников службы безопасности, люди пригнулись, спасаясь от брызг, корпус низко погрузился в воду. Жонглеры удвоили свою активность после затишья, когда океан принял Клавейна. Теперь Скорпио был уверен, что это как-то связано с тем, что спускалось с неба. Жонглерам это не понравилось: они заволновались, как колония мелких животных, почуявших приближение змеи.
Скорпио их не винил: такого погодного явления он еще не видел. Не торнадо, не морской шторм. Теперь, когда многорукая махина находилась прямо над головой, ее искусственная природа была до отвращения очевидна. Все сооружение — от толстого ствола, уходящего вверх сквозь слой облаков, до тончайших ответвлений — состояло из тех же черных кубических элементов, которые они видели на корабле Скейди. Это был механизм ингибиторов, механизм волков — называйте как хотите. Невозможно было даже предположить, какая его часть парила над ними, скрытая за облачным покровом. Ствол, возможно, даже пронизывал всю атмосферу Арарата.
