Да, раньше она не представляла, что секс — это так... Жарко, жадно, почти на уровне потребности в воздухе. Потому что до того момента, как Вячеслав Генрихович вошел в ее тело, до этой боли, которая сейчас немного притупилась, хоть и не прошла совсем, до всего этого короче, Агния думала, что умрет, если Боруцкий отодвинется от нее. Она готова была на что угодно — просить его, выполнить любое требование, сделать все, чтобы он ни сказал, лишь бы Вячеслав Генрихович и дальше обнимал, целовал, гладил ее тело. Сжимал ее так, словно вокруг больше вообще ничего нет, и она — единственное, что ему надо.
Это было безумием, точно. Разумом тут и не пахло. Зато, когда он впервые поцеловал ее так, что сердце в горле встало, Агния поняла всех тех, кто грешил против такой простой и понятной заповеди: "не прелюбодействуй". На какую-то долю секунды в голове всплыл вчерашний разговор с отцом Игорем, и потонул под натиском той бури чувств, которую будило в ней каждое прикосновение Вячеслава Генриховича. И не хотелось, не моглось думать больше ни о чем.
Вячеслав Генрихович... Ей стало как-то странно называть его так, пусть и в мыслях, когда он ее целовал, когда так сжимал и гладил ее грудь, раздевая Агнию. Если честно, в последний месяц, не раз просыпаясь ночами от снов, после которых сердце стучало почти так же, как и сейчас и где фигурировал Боруцкий. Голый. И после которых Агния просыпалась с тянущим жаром внизу живота... Да. Так вот, в такие ночи, со смущением и некоторым стыдом смакуя в уме образы его тела, представляя себя на месте той женщины, с которой видела его, и понимая, что готова на что угодно, лишь бы Боруцкий был с ней, она задумывалась, что как-то странно называть его по имени-отчеству в таких вот мечтах. Имя его Агния крутила по всякому, но почему-то "Слава" никак не вязалось в ее представлении с этим мужчиной. И тогда она даже для себя тайком (если только бывает так) стала иногда позволять в своих мыслях называть его "Вячек". Редко. Очень. Ну, может, раз в день, не чаще. Тогда, когда становилось совсем грустно от понимания, что он ее не замечает, и смотрит только как на подопечную.
Сейчас... Господи, когда он раздел ее, когда ворвался в ее тело... Несмотря на опасения и страх, которые Агния испытала в те минуты, от понимания, что на самом деле совсем не понимает, что делает. И что будет делать дальше. И чего он хочет от нее...
В общем, ей очень захотелось назвать его именно так. Хоть и было неловко и сумбурно, и вообще...
Агния дрогнула, вдруг поняв, что тихо застонала, уткнувшись лицом в его плечо. И не от боли. Просто... Он как-то так... Ох, она не знала, что он сделал, и понятия не имела как, но по ее телу прошла сладкая дрожь, несмотря на продолжающее саднение. И вернулся отзвук того вожделения, которое она испытывала до его проникновения в ее тело. Вячеслав замер, будто прислушивался к звуку ее стона, словно растворяющегося в тишине кухни. А она растворилась в хриплом и жадном звуке его вздохов. Он толкнулся в ее теле снова. Так, что Агния вдруг запрокинула голову, выгнувшись, чтоб теснее к нему прижаться:
— Да... — слово вышло хриплым, низким.
И голос был таким... будто она хныкала, признавая, что в чем-то нуждается, в повторении этой жаркой волны, будто отзвуком или эхом прокатывающейся по ее нервам.
Боруцкий, вообще ведущий себя в последние полчаса не так, как она привыкла, вдруг принялся целовать ее, как безумец. С такой алчностью, с такой властью и давлением, что Агния снова застонала, ощущая, как заново зарождается в животе томление, угасшее от боли.
— О, Господи... — почти беззвучно выдохнула она, забыв обо всем, что столько говорила себе помнить и обхватила шею Вячеслава. Провела ладонями по его щекам, ощущая, как ходят желваки на его щеках.
Не выдержала нового движения его тела у себя внутри, подалась навстречу и спрятала лицо у Вячеслава на груди, прижавшись щекой к влажной коже. Зажмурилась от того, как приятно это было, несмотря на все болевые нюансы, которые все еще заставляли ее морщить нос. И вдруг, кто знает: зачем и с чего, повернулась и поцеловала его кожу, провела языком по груди Вячеслава, осторожно собирая капельки пота.
Он застонал. Низко, так... у нее все сжалось внутри. Его ладонь надавила на ее затылок, принуждая Агнию еще плотнее прижаться ртом к груди Вячеслава, но тут же он отдернул ее, и наклонился, снова с силой целуя. И при этом так сильно, так часто начал двигаться, что Агния потерялась — в эмоциях, в этой его силе, в боли и в каком-то, очень непривычном удовольствии. Будто она могла ощутить что-то еще большее, но никак не выходило понять, достичь, какой-то мелочи не хватало....
Агния даже не поняла, что кричит. Ну, не совсем конечно, может просто протяжно выдыхает.
Но и не стонет. И не молчит. Она не знала, что с ней, чего именно не хватает и чего хочется. В ее голове были, конечно, знания об оргазме. Но это ли он или еще нет, и что тогда это — она не знала и не могла сейчас понять. Все, чего ей хотелось — прижаться к нему так сильно, так крепко, чтобы никогда не остаться одной. Без этого человека. Единственного постоянного и стабильного, кто был в ее жизни сейчас, и кого хотелось бы ей иметь всегда. Не из-за того, кем он был для других или что мог обеспечить Агнии. А потому, что она хотела для него сделать, потому что хотела его любить. Уже любила, кажется.
Вячек вдруг дернулся, будто вздрогнув всем телом и хрипло застонал, глубоко толкнувшись в нее. От этого движения Агнию окатило новой порцией не очень приятных ощущений, будто от трения свежей ссадины. А Вячеслав, тяжело уронив голову так, что зарылся лицом в ее волосы, замер на какое-то мгновение.
У нее в груди что-то дрогнуло, словно сжалось. Томительно так, пронзительно. Таким близким и открытым, родным вдруг показался ей этот взрослый и такой сильный мужчина, вызывающий у стольких людей страх. Захотелось провести рукой по его коротким волосам, покалывающим ей ладони. Поцеловать в висок, тихо выдохнуть: "Вячек".
Но вместо всего этого, почему-то вдруг оробев, Агния спряталась у него между плечом и шеей.
Все то, что нарастало внутри, обернулось непонятной томительной и ноющей тяжестью, заставляющей все внутри пульсировать. А еще стало как-то вязко и влажно. И словно липко, будто что-то стекало на кожу. От этого она непроизвольно сжала все мышцы и поерзала бедрами.
— Бусинка моя. Маленькая... — Вячеслав резко выдохнул, дернувшись от этого ее движения. Что-то пробормотал и сжал одной рукой ее бедра, словно припечатав Агнию к себе. Поднял голову, повернулся, глянув на нее каким-то непривычным совсем тяжелым взглядом. Не сердитым или злым. Не раздраженным. Нет. Будто определяющим что-то. Обозначающим. Только, что именно — Агния не могла понять.
И глубоко вздохнул.
— Ты как, малышка? — не очень ловко или красиво, наверное, спросил он.
Наклонился, пытаясь заглянуть своей девочке в глаза и оценить масштаб бедствия. Блин! Вот знал же, что не сможет сдержаться, набросится на нее, как бешеный. И что теперь? Испугал ее? Сильно больно сделал? То, что она не испытала и половины того кайфа, что он получил — не идиот, и так понял.
Мать его так! Малышке еще семнадцать не стукнуло, а он мало того, что оттрахал ее как дикарь, так еще и у стенки. Лишил девственности, бл...! Он бы понял, если бы она его сейчас попробовала в морду двинуть, или еще там куда.
Боров был конкретно зол на себя. Кажется. Он не мог сказать точно. Слишком сильно его проняло. Так классно было, что даже отодвинуться от нее — не мог, уперся в стену ладонью, чтоб хоть какую-то опору им дать, да так и продолжал стоять, с наполовину спущенными штанами, держа свою девочку на весу.
И вот в этот момент Вячеслава и бухнуло, как булыжником по затылку: он в нее кончил. И не предохранялся. И вряд ли, чтоб его Бусинка на таблетках сидела или еще что-то в этом роде.
Бл...
У него не осталось других мыслей в данный момент.
Где его ум был? Чем он думал? Хотя, ясно чем, дебил.
Она же дите, что с нее спрашивать? И первый раз. А он...
Не то, чтоб у него была резинка, конечно. Ну не думал он, что дело может этим кончится. Даже если они поговорят в итоге. Да и не было у Борова привычки таскать за собой презервативы. Но блин, он же взрослый мужик! Че, не мог выйти до того, как кончит?
Бл...!
Совсем мозги набекрень свернулись.
Вячеслав отстранился, поддерживая Бусинку. Медленно опустил ее, помогая стать на ноги, которые, похоже, не очень держали малышку. Только она почему-то не хотела за него держаться, и глаза в пол уперла. Снова за стену уцепилась.
Не хватало еще, чтобы она залетела по ходу. Сама ж еще малышка. Его малышка. Блин. Надо было думать! На фига ему потом вся эта канитель? Да и она, вряд ли до потолка прыгать будет, когда он ее к врачам потом потащит, от своих же проколов чистить. Идиот.
— Бусинка, ты как? — повторил он свой вопрос, только сейчас доперев, что она так и не ответила. — Блин, малышка, глянь на меня..., — Вячеслав чуть не ругнулся вслух, вспомнив, что с таких слов у этой стены все и началось.
Глянула. Но назад-то уже не сдашь. Да и не хочет он. Черт. Он свою девочку теперь из рук не выпустит. И ей увильнуть не даст. Она к нему тянулась. Он же не придурок, видел. Ясно, что ей это все не фонтаном показалось. Ну, так у девчонок первый раз и не может быть с фейерверком, как он себе это представлял. Или может?
Боров понимал, что все больше начинает нервничать. Он ни хера, по сути, о девках не знал. А если можно было все лучше сделать? А он у нее теперь всю охоту к себе отбил? Спугнул?
Какого ляда она на него не смотрит?
— Агния? — Боров обхватил ее лицо ладонями и заставил посмотреть себе в глаза. — Совсем все плохо, да? — осторожно попытался он прощупать почву.
Малышка залилась краской и наконец-то глянула ему в глаза. Смущенно. Матерь Божия. Она просто стеснялась, а он уже готов головой об стену биться. Хотя, это тоже не помешает, исходя из дурных поступков.
— Я не знаю, — еле слышно пробормотала Бусинка. — Но, нет, вроде бы... Кажется, — она неловко обхватила себя руками, то ли замерзнув, то ли пытаясь прикрыться.
Протянув руки, Вячеслав ухватил ее за плечи и притянул к себе, запустил пальцы в волосы, которые совсем запутались и растрепались. Так непривычно для его Бусинки. И как же ему такой вид ее волос нравился. Особенно от того, что это он, Вячеслав был повинен.
— Я что-то не так сделала, да? — прошептала малышка куда-то в район его груди. — Вам не понравилось? Я...
О-па. И че говорить?
Это с какого дуба девочка рухнула, что такое выдумала? Он ей че, претензии какие-то предъявлял? Да у него до сих пор в ушах звенит, так здорово было.
— Стоп, — Боров накрыл ей рот рукой. Мягко, не надавливая. — Бусинка, прекрати чепуху городить, — снова надавив ей на щеки, он опять поднял лицо малышке и коротко поцеловал.
Отстранился. Провел ладонью по волосам, поняв, что начинает улыбаться, как идиот... Кстати, к вопросу об идиотизме. Это надо решить и быстро, хоть Вячеслав и мало сек в таких вопросах.
Его внимание привлекло то, что Агния поеживается. Да и стоит все так же неуверенно.
— Иди сюда, малышка, — Вячеслав скользнул ладонями вниз, обхватил ее руками, растирая плечи. А потом просто поднял на руки свою девочку, которую явно не держали ноги. — Тебе сильно больно? — поинтересовался он, выйдя из кухни и свернув в сторону ванной.
Бусинка опять спряталась у него на груди, покраснев пуще прежнего. Его развеселило ее стеснение. Он решил не давить пока, с полчаса дать ей оклематься. Как раз все и утрясет.
Почему-то Боров вспомнил намек Федота про его наколку. Агния сейчас как раз в ту носом и тыкалась. Следом уцепилась мысль о разговоре, которого так и не было. Надо ли теперь еще что-то объяснять и говорить? Вроде и так все ясно... Хотя, если пораскинуть мозгами и вспомнить ее вопрос про "не то", поговорить им с Бусинкой точно надо, обо всем. Чтоб не придумывала себе всяких глупостей.
Плечом включив свет в ванной комнате, он зашел и, поставив Бусинку в ванную, включил воду, немного повертев краны, чтоб настроить теплую.
Она, все еще обхватив себя руками, стояла и следила за ним с некоторым непониманием. Но все же продолжала молчать и неуверенно сжимала губы.
А Боров старался не смотреть. Потому что ему опять ее поцеловать хотелось. И по плечу провести. И грудь, что она сейчас руками прикрывала, в свою ладонь взять. И... короче, дело могло снова скатиться к тому, что он не сдержится. Потому что Вячеслав понимал, что и наполовину не получил того, чего хотел сейчас, в эту конкретную минуту. А ей оно сейчас триста лет не надо, судя по виду.
— Вячеслав Генрихович, — с запинками и прерываясь, тихонько протянула она. — А что вы делаете?
Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Теперь, когда он ее получил в полной мере, это дурное обращение снова стало резать ему по нервам, напоминая о том, насколько она девчонка.
— Знаешь, нам стоит что-то решить с этим. С выканьем твоим, Бусинка, — заметил он, выпрямившись. — Ты сейчас ванну прими. Или душ, что хочешь. Я на пять минут отойду. И вернусь. И мы поговорим. Про все. И про обращение тоже, — медленно распорядился он, стараясь удерживать глазами ее взгляд, хоть малышка то и дело пыталась потупиться, все еще стесняясь. — Ясно?
Боров дождался, пока она кивнула. Притянул ее лицо к своему, пользуясь тем, что из-за ванны она была почти на одном с ним уровне, и вновь поцеловал.
Столько сдерживаться... Елки-палки. Его б воля, он бы ее сейчас бы в постель снова затащил и три дня не выпускал, наверное. Но и то, что теперь таиться не надо, и целовать ее можно, когда припечет, и остальное все — уже неплохо. А девочке точно передышка нужна. И уму, и телу. Вряд ли он сумеет исправить ее впечатление о первом разе, если тут же, по "свежему и живому" опять полезет.
Агния на поцелуй ответила. Неуверенно и робко, не совсем так, как уже целовала там, на кухне. Но и не отпрыгнула, что не могло его не радовать.
Оторвавшись от малышки, Боров включил душ, по ее сжавшемуся виду, серьезно заволновавшись, что она совсем замерзнет, и еще раз сказав, что сейчас вернется, вышел.
Агния ошарашенно смотрела на закрытые двери ванной. Сверху лилась горячая вода, стекая по волосам, лицу, напряженному телу. Затекая в глаза и ручейками сбегая к губам, которые немного щипало от этого. А она все смотрела на дверь.
Сквозь шум воды она услышала, как хлопнули входные двери.
Агния неуверенно оперлась о кафельную стену, постояла так несколько секунд и села на дно ванны, не доверяя ногам, которые еще дрожали после всего, что случилось.
Почему он ушел?
Она не понимала. Что Агния не так сделала? Ведь сделала, наверное, если он не ответил ничего на ее вопрос и сейчас куда-то ушел. Совсем ушел? Не вернется, хоть и пообещал? Или вернется?
Агнии захотелось закричать, громко, в голос, от непонимания!
Господи! Что не так? Что она не так сделала? Коснулась его? Целовала? Так она же сдерживалась, сама не тянулась. Только если он целовал, отвечала. Хотя, касалась, да. Сама его обнимала. Он сердится? Или не в этом дело? А в чем тогда?
