Каренин торопился, у подъезда его дома уже стояла служебная машина, чтобы отвезти в министерство. Лидия Ивановна критически осмотрела его внешний вид и, несмотря на то, что он был безупречен, все же не могла себе отказать в удовольствии подойти к нему и заботливо поправить воротник его рубашки. Каренин перенес этот ее жест стоически; он бы предпочел, чтобы она этого не делала, но ему неожиданно понравилось, что кто-то заботится о нем, как о маленьком ребенке. Он отметил про себя, что Анна никогда так себя не вела, она была обеспокоена лишь своим внешним видом, а до его ей не было дела. Определенно Лидия Ивановна очень приятная дама во всех отношениях и производит на него самое благоприятное впечатление, жаль только, что она страшна, как смертный грех. Она и в молодости была дурнушкой, а сейчас тем более. Каренину стало грустно от того, что мир настолько несовершенен. Почему красота чаще всего надменна и эгоистична, а доброта и милосердие заключаются по большей части в такие неприглядные тела.
Лидия Ивановна поймала взгляд Каренина и истолковала его по своему. Должно быть он так грустен от того, отметила она про себя с радостным замиранием сердца, что он понял, наконец, как много потерял, когда оттолкнул меня много лет назад. Но, ничего это поправимо, только надо проявить терпение и такт. Лидия Ивановна готова была свернуть горы, чтобы помочь Каренину осознать ошибку прошлых лет и обрести глубокое раскаяние в содеянном. На этом пути она решила использовать самые разнообразные инструменты и в первую очередь вознамерилась наладить контакт с Сережей. Если он привяжется к ней, его отцу трудно будет расстаться с ней.
Но тут, как она ни старалась, у нее ничего не получалось. Сережа неизменно встречал все ее попытки вмешательства в свою жизнь, как враждебные и достойные самого жестокого отпора. Словно почувствовав ее замысел относительно себя, он всякий раз принимал оборонительную позицию относительно Лидии Ивановны и даже близко не впускал ее в свой внутренний мир, в котором безраздельно царила только одна владычица — его мать. Сережа вступил в полную конфронтацию с неожиданно появившейся в их квартире чужой теткой, как он ее про себя называл, с которой он никак не хотел идти на контакт. В ее присутствии он закрывался в комнате и даже не выходил к столу, если она обедала вместе с ними. Каренин видел, что сын принимает его протеже в штыки, но смотрел сквозь пальцы на все его выпады против Лидии Ивановны. Сережа был слишком мал, чтобы Каренин принимал все его действия серьезно. Да и не досуг ему было. Поэтому он советовал Лидии Ивановне набраться терпения и смириться с сложившейся ситуацией. По большому счету ему было наплевать, насколько ладит Лидия Ивановна с его сыном, а также совершенно безразлично пришлась ли по душе Лидия Ивановна Сереже. Их взаимные симпатии и антипатии его мало интересовали. Главное для Каренина было то, что он имеет возможность снять с себя всякую заботу о доме и о сыне. Он с облегчением передал бразды правления в цепкие ручки Лидии Ивановны, но даже не это было главное. С ее появлением в его жизни, Каренин заметил, как с души его упал камень, которым Анна привалила его сердце, когда оставила его ради Вронского. Все же есть на свете люди, у которых он вызывает симпатию, которым он дорог. А знать это необходимо каждому человеку.
XVI.
На следующий год Сережа должен был пойти в школу. В какую именно, Каренины определились задолго до самого момента поступления. Это была частная гимназия, очень дорогая, зато славившаяся качеством обучения. Однако поступить туда даже со связями Каренина было не просто, руководство учебного заведения проявляло большую щепетильность, блюло свою честь, и принимало детей на основании тщательного отбора. Еще до того, как они рассорились с Анной, на семейном совете решили нанять учителей. В первую очередь — преподавателя английского языка. Они оба знали, что многие будущие гимназисты приезжали сюда учиться из-за границы. Для большинства из них английский был второй, а то и первый родной. И чтобы их сын не выглядел на этом фоне бледно, они и наняли очень опытного педагога. Заполучить его было не просто, выбор учеников, точнее, родителей учеников у него был большим. Пришлось предложить высокий гонорар, только он и позволил вырвать у него согласие.
Поэтому Каренин очень ревностно относился к тому, как идут занятия. Раз уж он платит такие деньги, то и отдача должна быть максимальной. Сначала педагог хвалил мальчика, говорил, что он все схватывает почти на лету, но все это продолжалось до размолвки родителей. А когда мама внезапно исчезла из дома, Сережа вдруг потерял интерес к урокам. По крайней мере, проявлял на них невнимательность, домашние задания готовил с ошибками и даже не пытался в них вникать. В конце концов, учителю ничего не оставалось делать, как пожаловаться Каренину на отсутствие прилежания у его сына.
Вечером, вернувшись с работы, Каренин решил поговорить с сыном. Он заранее чувствовал, что разговор выйдет неприятным, так как ему всегда было трудно общаться с детьми. Он никогда не знал, какой тон следует выбрать, какие произносить слова. Даже с выражением лица у него возникали затруднения. Это в полной мере относилось и к родному чаду; пока Анна была рядом, он предпочитал, чтобы с Сережей преимущественно общалась она. Такая ситуация всех устраивала. Но сейчас, когда жена отсутствовала, эти обязанности приходилось выполнять ему, и они были для него тягостными, как нелюбимая работа.
Сережа был в своей комнате и играл на компьютере. Пока Анна жила с ними, мальчик был довольно равнодушен к нему, но вскоре, как ее тут не стало, он буквально прилип к этому ящичку и мог просиживать возле него часами. Если Каренин так по-настоящему и не научился пользоваться им, включал его лишь по необходимости, то сын за короткое время превратился для своего возраста в уверенного пользователя. Каренин не знал, радоваться ли этому или огорчаться? Кто знает, к чему это приведет?
— Сережа, — произнес строго, но негромко Каренин, — оторвись, пожалуйста, от монитора.
Сережа с неохотой послушался отца и взглянул на него. В его глазах было лишь желание поскорее снова засесть за любимое занятие.
— Сережа, — продолжил Каренин, — твой учитель по английскому жалуется на тебя, ты невнимателен на уроках, плохо стал делать домашние задание. Что случилось, раньше он не мог нахвалиться на тебя?
— Не знаю, я стараюсь, — без всяких признаков раскаяния, ответил мальчик.
— Как можно стараться, но при этом плохо учиться. Ты говоришь мне неправду.
Сережа словно бы весь сжался, вдавил голову в плечи. Но при этом явно не выказывал желания что-либо отвечать.
— Почему ты молчишь? — Каренин решил, что надо повысить голос. — Папа тебя спрашивает, что с тобой происходит? Почему плохо занимаешься? Может, ты заболел?
— Нет, — неохотно ответил мальчик, — я здоров.
— Тогда в чем же причина такого твоего поведения?
— Я к маме хочу, — вдруг выдавил из себя Сережа.
Каренин почувствовал себя так, словно бы его слегка огрели по голове. Ну, что он может ему на это сказать?
— Я тебе уже говорил: мамы нет и не будет. Она покинула нас навсегда.
— Она умерла?
Каренин почувствовал искушение ответить утвердительно. Умерла — и все на этом было бы закончено, нет человека, нет проблемы. Жаль, что этого не случилось на самом деле, всем было бы легче. А теперь надо выкручиваться.
— Нет, Сережа, она не умерла, но она теперь живет в другом месте, далеко от нас и вряд ли к нам приедет. Она не желает больше жить с нами. Будет лучше, если ты забудешь о ней.
Это были явно лишние слова, Сережа вдруг вскочил со стула.
— Я никогда не забуду маму! — закричал он и вдруг забился в самой настоящей истерике. Ничего похожего с ним еще ни разу не было, и Каренин растерялся. Он не знал, что следует делать в таких случаях.
— Прекрати! — закричал он, но этот окрик лишь подлил масло в огонь. Сын затопал ногами, забился в плаче, выкрикивая "Мама, мамочка, где ты?"
Выносить это зрелище было Каренину не под силу. Он раздраженно махнул рукой и быстро вышел из детской. Пусть делает, что хочет, безнадежно подумал он.
XVII.
Вронский и Анна вернулись в Москву почти без денег. Их было так мало, что приходилось выбирать между дорогими и дешевыми продуктами в пользу дешевых. Давно Анна не испытывала такого унижения, разве только на самой заре своей молодости, когда приходилось экономить буквально на всем. Ей казалось, что с этим раз и навсегда покончено. У нее был более чем обеспеченный муж, затем появился свой бизнес, приносящий определенный доход. До самого последнего времени о деньгах она почти не думала, как не думает здоровый человек о болезнях, но теперь все переменилось. Те самые разноцветные купюры, которые она раньше доставала и не задумываясь тратила, так как они имели волшебное свойство никогда не кончаться, теперь таяли, как весенний снег, прямо на глазах.
Мысли о деньгах постепенно занимали все большее место в ее голове, незаметно превращаясь в навязчивую идею. Это раздражало Анну. Совсем не об этом хотелось думать. Рядом любимый человек, маленькая дочурка от него, а она постоянно прикидывает, как бы и где бы заработать. Она уже поняла, на Вронского надежды мало, бизнесмен из него никудышный, заниматься же чем-то еще он не желает. По крайней мере, пока он таких намерений не высказывал. Выходит, вся надежда только на нее.
В последнее время в связи с родами, затем уходом от мужа и поездкой за границу, она почти забросила свою галерею. Было не до того. Правда, в Италии она попыталась что-то предпринять в этом направлении, но удача, словно отвернулась от нее. Раньше она не терпела такого количества поражений, все шло само собой, как по накатанной колее. Анна понимала, что в немалой степени это происходило благодаря мужу; его имя в артистической, художественной среде значило много. Но она была уверена, что и сама немало преуспела в этом деле, ее вкус и деловая хватка помогали добиваться впечатляющих результатов.
Анной внезапно овладела жажда деятельности, которая почти не давала о себе знать все последнее время. Она быстро наметила себе план действий. Еще со времен активного занятия делами у нее остались несколько задумок, которые, как считала она, могли бы вызвать немалый интерес у публики. Однажды она отыскала художника, о котором пока мало кто знал, он писал картину на эротические темы, но это была не просто эротика, а исключительно гомосексуальная. Впрочем, Анна почти не сомневалась в том, что он и сам был голубой, а его живопись отражала его опыт. Но дело было не в эпатаже, хотя Анна знала, что он никогда не бывает в искусстве лишним, а в том, что живописец был по-настоящему талантливым. И если она его откроет миру, успех, в том числе финансовый ей гарантирован.
Художник проживал в трех часах езды от Москвы в небольшом городке, где работал оформителем в какой-то компании. Анна созвонилась с ним. Он очень обрадовался ее звонку, она тоже порадовалась тому, что никто ее не опередил, и он продолжает пребывать в полной неизвестности, а именно этого она и боялась.
Анна не стала откладывать поезду и уже через час мчалась по шоссе в сторону поселка, где проживал художник. Пока ее автомобиль глотал километры дороги, она думала о причудливости судьбы художника. Если бы полгода назад она случайно не оказалось в этом поселении, в этой компании, не обратила бы внимание на его рисунки и затем не разговорилась с ним, у него скорей бы не было ни одного шанса проснуться знаменитым, а вот теперь он появляется. А она выступает в данном случае вестником судьбы.
Целый день Анна провела в поселке, занималась отбором картин. За то время, что прошло с их первой встречи, художник нарисовал немало новых работ, но главное было в другом — его мастерство получило дальнейшее развитие. Это Анна видела отчетливо, за годы работы в галерее глаз у нее стал наметанный. Талантливые работы она распознавала сразу и крайне редко ошиблась. Вот и сейчас она предвкушала успех. Но если раньше она думала почти исключительно об искусстве, то сейчас — почти только о финансах.
Назад Анна ехала под завязку загруженная работами художника. Для начала она отобрала двадцать картин, зато самых лучших, способных ошеломить своей неожиданной экспрессией зрителей. Первым их зрителем стал Вронский. По его лицу она сразу поняла, насколько он был ошеломлен увиденным. Она прекрасно понимала его, уж больно откровенными были сюжеты.
Они даже немного поспорили. Вронский возражал против того, чтобы выставлять эти картины для публичного просмотра, ничего кроме скандала это не вызовет. Наше общество слишком консервативное, оно еще не доросло до таких сюжетов, но Анна оставалась непреклонной, она даже высмеяла любовника за излишнюю осторожность.
Все последующие дни Анна целиком посвятила подготовке выставки. Дел было предостаточно, и она отдавалась им со своей обычной страстью. Ей даже иногда казалось, что вернулись прежние времена, когда она с упоением занималась подготовительной работой. Она ощущала себя такой нужной, полезной, значительной, ее жизнь преображалась, в ней появлялся сакральный смысл. А это именно то, что ей так не хватало все последнее время.
Катастрофа случилась за два дня до открытия. К ней вдруг явился судебный пристав и принес постановление суда о запрещение показа картин, как противоречащие нравственным основам общества. От такого удара Анна едва удержалась на ногах. Она начала спорить, но быстро осознала бессмысленность этого занятия. Пристав опечатал двери и удалился с чувством выполненного долга.
Ничего не понимая, Анна крутила в руках судебное постановление. Машинально глаза побежали по строкам. Иск был подан организацией: "За нравственную чистоту и моральный порядок". И тут она все поняла; она вспомнила, как однажды Каренин со смехом рассказывал про этих странных людей, которые пригласили его стать почетным председателем их организации. Разумеется, тогда он отказался, но похоже на то, что контакты с ними он сохранил. Теперь у нее не было сомнений, чьих это рук дело. Муж обещал перекрыть ей кислород — и вот сдержал слово. А она вложила в это дело свои последние сбережения. Какой же он все-таки мерзавец!
Анна находилась одна в комнате, а потому, не стесняясь, громко зарыдала.
XVIII.
Вронскому неожиданно позвонил бывший товарищ по службе Яшвин. Они не виделись уже порядочное время, и Вронский обрадовался его звонку. В последнее время его круг общения очень сузился и преимущественно ограничивался Анной. Tсли поначалу ему это даже нравилось, то с какого-то момента стало пробивать дорогу желание расширить число контактов. Как бы мужчина не любил свою женщину, он не может ограничиться только общением с нею, таким уж создала его природа, что для ощущения полноты жизни ему требуются и другие люди. Яшвин, без всякого сомнения, был среди них.
Яшвин, как в старые добрые времена, пригласил его в ресторан. Вронскому было известно это заведение, оно считалось одним из самых престижных и дорогих в Москве. Он не мог не задаться вопросом: откуда у его приятеля такие деньги?
