— Уже нет. Ладно, пойду мыть посуду. Всегда так, на младших выезжаете, — я вышел из ванной и, показав язык, закрыл дверь.
Помыв посуду и прибравшись на кухне, нашел в своей сумочке сигареты, вышел на балкон и закурил, наслаждаясь теплым ветерком, который постоянно забирался мне под тонкий и коротенький халатик, лаская грудь. Покурив, я вернулся в квартиру.
Пока Марина моется, нужно проверить свой тайник. Пройдя в спальню, приподнял в углу ковер и, надавив на плинтус, поднял доску. Взору открылось углубление на полметра. Достал оттуда железную коробку, открыл ее и, немного подумав, взял из пачки десяток купюр номиналом 500 евро. Затем извлек сверток из промасленной тряпки и, взяв "макара" и две обоймы в запас, быстро сложил все обратно и закрыл тайник. Про него Марина не знала. Она знала другой, в ванной, я показал его Марине на тот случай, если ей понадобятся деньги, и оружия там не было.
И вообще, за время службы я сделал не один тайник, они были у меня и в самой Москве, и в Железнодорожном, и еще кое-где по области. Даже кое-что было на севере. Правда, им я уже воспользовался. Но самый ценный был у меня здесь, в Железнодорожном. Устроен он был в гараже, про который не знали даже самые близкие. Гараж был оборудован так, что в нем можно было жить даже зимой за счет центрального отопления. Там я иногда отлеживался. Туда я стаскивал кое-какое отработанное и списанное оборудование, но оно было вполне рабочее, те же жучки или маячки. Имелось несколько сканеров, которыми можно было захватить и прослушать телефон, не оборудованный защитой или с защитой низшего уровня. Что-то мне отдавали со склада, что-то попадало сюда после проведенной операции и считалось утраченным. Как, например, те же маячки или жучки. Любой программист среднего звена, имея определенную программу, мог привязать все это к обычному ноутбуку. Что и было сделано, только привязывал не обычный программист, а спец из нашей конторы прямо у себя в отделе. Конечно, все это было в небольших количествах, но одну серьезную операцию провести можно. И еще, все это было уже устаревшим, но против кого оно должно было работать, вполне подходило. А это небольшие бандитские группировки, которые даже в двухтысячных иногда как комары мешают жить. Серьезная структура защитится без проблем.
Я не знаю, зачем я достал пистолет, вроде все тихо, но тревога Марины начинала передаваться мне, и внутри появился какой-то мандраж. Что-то мне подсказывало, что до спокойной жизни еще далеко. И вообще, нужна ли она мне, спокойная жизнь?
Открыв прикроватную тумбочку, чтобы положить туда оружие, я вдруг застыл, увидев фаллос сантиметров двадцать. Выдохнув воздух и издав при этом грудной стон, вдруг почувствовал, как начинает теплеть внизу живота. Я быстро закрыл ящик, прошел к другой тумбочке и положил оружие. А тем временем начиналось то, что сильно мешало мне думать. Стоило мне увидеть игрушку, у меня снова стало горячо и мокро между ног, и о чем-либо думать я уже не мог.
Нужно было отвлечься, и я стал обходить всю квартиру, изучая что где лежит. В одном из шкафов увидел свой армейский альбом. Усевшись в кресло, положил его на колени и, тяжело вздохнув, открыл его. С первой же страницы на меня смотрело юное лицо того мальчика, которым был я много лет назад. По-детски пухлые губы плотно сжаты, над верхней губой юношеский пушок. Нет никакого намека на щетину. В детском наивном взгляде еще нет ничего: ни страдания, ни боли, ни злости, взгляд живой и светлый. Из-под великоватого кителя виднеется бело-голубая тельняшка, а на голове неумело надет голубой берет. Это единственная фотография, оставшаяся из учебки в Ташкенте.
Улыбнувшись этому мальчику, я перевернул страницу. Там уже пошли другие будни. Сразу в памяти начали всплывать имена тех, кто был рядом на фото. Вот мы под Баграмом, я уже сержант. А вот мы в Кандагаре, у меня уже есть ранение, медаль. Это опять Кандагар. Это мы после удачной охоты. И это Кандагар, — листал я страницы альбома и уносился мыслями в далекое жестокое время, когда был молод, полон сил и желания, когда наивно верил командирам, которые ради своей наживы отправляли ребят на смерть. Не все, конечно, но были и такие.
Я перевернул очередную страницу. И вновь на меня смотрел тот мальчишка, что и в начале. Только что-то изменилось в нем. Потрескавшиеся обветренные губы застыли в печальной слабой насмешке, больше похожей на оскал волчонка, обветренное и опаленное афганским солнцем и побитое ветром лицо посерело и как-то осунулось. Взгляд уже не излучал детскую наивность, на нее не было даже намека, а читались боль, усталость и безразличие. Уже тогда, если присмотреться, можно было увидеть холодный безразличный взгляд хищника. Не будет больше того наивного взгляда, как и не будет того мальчишки; он остался там, в горах Афганистана, в своем первом бою, где погиб почти весь взвод.
Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. И как в кино понеслись кадры того страшного дня, когда наш практически не обстрелянный взвод, три дня назад прибывший из Союза, бросили против "черных аистов". Предательская слеза выступила сквозь закрытое веко. "Не надо сырости", — я хотел смахнуть слезу пальцами и чуть не выколол себе глаз ногтем. Черт, надо подстричь.
В зал вошла Марина:
— А ты что не спишь еще? Посуду помыла? — строго спросила она.
Я опять посмотрел на фото:
— Вот видишь, Серый, в кого ты превратился: твоя же дочь командует, — сказал я. И, отложив альбом, встал и дурашливо ответил: — Да, Мариночка, посуду я помыла, стол вытерла и пол протерла. Можно, я погуляю?
Марина, увидев мои красные глаза, вдруг застыла:
— Ты что, плачешь?
— Я? Ты шутишь, просто ресничка попала. А пока вытаскивал ногтем, глаз задел.
— Я же вижу, — она вздохнула и села в кресло, притянув меня к себе. — Поверь, все будет хорошо. Я знаю, что тебе нелегко ко всему привыкнуть, но если ты примешь себя таким, какой ты сейчас есть, смиришься с этим, тебе будет легче. Ты не можешь ничего изменить, так прими это, как свою новую жизнь, как будто ты родился заново.
— Наверное, ты права, Марина, но мне нужно время. Время все лечит. Ладно, я сейчас усну на ходу. — Я встал и, легонько ущипнув ее за сосок, побежал в спальню.
— Ай! Ну, держись! — Она бросилась за мной.
Догнав меня у самой кровати, обхватила, и мы вместе завалились на кровать. Она начала меня щекотать, пытаясь добраться до соска, а я как мог защищался. Мне просто захотелось разрядить обстановку и поиграть. Зажав ладонями грудь, я резко повернулся, и острая боль прошила раненое плечо. Я вскрикнул и затих.
— Что с тобой? — испугалась Марина.
— Что-что плечо кольнуло. Меня нельзя обижать, — тихо произнес я и улыбнулся.
— Ах ты! — Марина опять накинулась на меня.
— Все, больше не буду, — взмолился я, звонко смеясь.
— Давай, я тебя причешу, а то ты лохматая, — уже спокойно предложила Марина.
— А давай спать.
— А ты на бок ложись ко мне спиной, а я буду расчесывать. Я так соскучилась по тебе! — Она неожиданно погладила меня по голове. От этого мне стало так приятно.
— Ну, хорошо.
Я поправил халат и повернулся к ней спиной. От ее возни с моими волосами я перестал дышать — так мне было приятно. И через минуту я уже спал.
40. Подвал
Вера уже потеряла счет времени. В подвале, где ее держали, не было даже слухового окна. Сколько прошло времени? День или ночь? Судя по ощущениям, прошло не менее суток или того больше. Мучил сильный голод, сильно хотелось спать. Но если голод и сон можно было как-то терпеть, то вот перебороть мучившую жажду было ничем нельзя. За все время ей ни разу не дали не то что поесть, но даже не принесли стакана воды. И вообще, за все это время к ней никто не заходил. Как будто ее специально закрыли, чтобы уморить голодом и жаждой. "За что мне такие мучения, за что?" — орала она сквозь слезы. Она слышала шаги где-то наверху. Уже потеряв всякую надежду увидеть кого-нибудь и уже находясь на грани безумства, она вдруг услышала шаги рядом с дверью.
— Откройте... дайте пить... — уже только и могла шептать Вера.
Прогремев засовом, дверь открылась, и на пороге показалась невысокая фигура. Подойдя к ней, он присел рядом.
— Знаешь, как страшно умирать вот так? Хочешь, я расскажу тебе, что будет с тобой дальше? Сначала ты сойдешь с ума от жажды, протянешь еще несколько дней и умрешь в страшных муках.
Он, как будто издеваясь, достал из кармана бутылку воды и, открыв ее, сделал несколько глотков, проливая на пол, и так же не спеша спрятал ее.
— Ты нас обманула. Там, где ты сказала, твоя подруга никогда не училась. А значит, ты обманула и в другом вопросе.
— Я все скажу... дайте пить...
Но он встал и медленно вышел. Вера завыла от отчаяния:
— Я все скажу... я спрятала карту... — сквозь слезы шептала она пересохшими губами.
Через десять минут в подвале вновь послышались шаги. На этот раз их было двое, один — тот же азиат, а во втором она узнала громилу Юру.
— Ну что, Верунчик, нехорошо обманывать. Неужели ты думала, что ты самая умная? Что ты хотела сказать?
— Я спрятала карту еще там... в лесу... Марина вообще не знает ничего... не трогайте ее... пожалуйста... Зачем она вам?..
— Где в лесу? Ты что, опять лапшу вешаешь? А где эта гребаная Смит?
— Клянусь, я не знаю... а карту я засунула в щель в полу в доме лесника... Я правду говорю!..
Он минуту смотрел на нее:
— Али, дай ей воду, пусть еще поживет, — сказав это, он направился к выходу. Пропустив его, Али вышел следом.
— Пить... — прошептала Вера.
Через минуту появился Али. Не заходя в помещение, он поставил у порога тазик с водой и, закрыв дверь, ушел. Вера, собрав все силы, смогла добраться до спасительного таза. Напившись воды, Вера упала без сил и уснула или, скорее всего, потеряла сознание.
Вера уже очнулась, когда услышала быстрые шаги множества ног. Двери открылись, и в помещение вошли пять человек. Она узнала того бородатого, с нерусским именем. Он посмотрел на нее и, постояв с минуту, подошел к ней.
— Теперь тебе можно верить?
— Да, — уже бодрее произнесла Вера.
— Хорошо, где находится этот дом?
— Я не знаю, где он. Правда, я не могу объяснить где это. Лесника зовут Алексей, мы приехали к нему, и он нам помог. Потом исчезла Алина, и появились военные из ГРУ. Я подумала, что это бандиты, вытащила карту и засунула ее в щель в полу. А потом никому не сказала. Я не знаю, почему я так сделала.
Заложив руки за спину, Джехар прошелся по подвалу.
— А дорогу ты помнишь?
— Примерно, но если там буду, то найду.
Вера понимала, что это единственная возможность прожить еще немного, а там "как карта ляжет". Вспомнила она, что так говорила Алина. В чудо она не верила, но надежда умирает последней.
Джехар развернулся и пошел к выходу.
— Прошу вас, — закричала вслед Вера, — не трогайте Марину! Она ничего не знала, я не говорила ей ничего. Я правду говорю, клянусь вам!
Он посмотрел на нее и быстро вышел, и все двинулись за ним, не забыв запереть дверь.
— Алинка, ну где же ты? Мне так плохо и страшно без тебя! — закричала она в потолок.
— Джехар, ты ей веришь? — спросил Юра.
— Думаю, она говорит правду.
— Может, она на что-то надеется, соскочить типа.
Джехар молча стоял у окна.
— Вторую девку не трогать. Артур, собирайся, поедешь с ней. Я дам тебе своих людей, поедете на двух машинах. Если найдете карту, ее там и закопайте, а если нет, везите назад.
— А может, ее подругу, как стра...
— Нет, не может. Из-за нее может кипишь подняться. Мои люди нашли ее и пробили. Она дочь какого-то отставного майора из ГРУ. Сам он погиб, а его друзья стоят за нее горой, а ты знаешь, если ГРУ начнет рыть, они весь город поднимут на уши, а нам шум не нужен. Артур, ты когда ее забирал, тебя точно никто не видел? Она ни с кем не разговаривала, прежде как подойти к тебе?
— Нет, отец. Там столько народу было, мало ли кто и что.
— Будем надеяться. Ее отмыть, накормить, привести в нормальный вид. Поселите на третьем этаже. Артур, когда сможешь поехать?
— В воскресенье у меня очень важная встреча. Извини, отец, отложить не могу, это мне надо. Если я не встречусь, то могу упустить большие деньги.
— Артурчик, что мне твои деньги. Ты не представляешь какие ТАМ деньги.
— Отец, извини, но я не могу кинуть этих людей. Они прилетают из Каира специально на эту встречу, это касается нашего общего дела.
— Значит, в понедельник.
— Могу в воскресенье ночью.
— Договорились. Позвонишь, как будешь готов.
— А что с парнями делать? С теми, что пасут дом девки.
— Снимай их, там больше не рисоваться. Надеюсь, в квартире погром не устроили?
— Там профи работал, не придерешься. Кстати, ребята звонили и доложили, что какая-то похожая девка приезжала, постояла в стороне и уехала.
— Я сказал: ее не трогать, а они пусть срочно уезжают оттуда. Эта пусть позвонит своей подруге и скажет, что куда-нибудь уехала. Сами придумайте, чтобы та не успела кипишь поднять.
— Так пусть сейчас и позвонит, — начал Юра.
— Ты ее голос слышал? Приведи ее в порядок, а потом звоните. Я не хочу, чтобы все провалилось из-за нелепой случайности. Все, мы поехали. — Он развернулся и, не прощаясь, вышел из дома.
Оставшись вдвоем, Юра посмотрел на Али:
— Все слышал, узбек? Действуй! — а сам развернулся и ушел в лабиринты дома.
— Я не узбек, я монгол, — проворчал Али и пошел в подвал за Верой.
Телефон зазвонил так громко, что я моментально проснулся и сел в кровати. Рядом так же подорвалась спавшая Марина. Мы переглянулись.
— Кто это? — спросил я.
— Не знаю, — она схватила трубку с тумбочки.
— Кто там, не Вера?
— Нет, это Пашка, знакомый мой, — Марина встала и вышла из комнаты. А я опять упал на подушку.
— Привет, — услышал я.
— Извини, не могу, я не одна.
— Ну ты че, дурак, что ли? Сестра ко мне приехала.
— Какая-какая, младшая сестренка.
— Ну, не веришь — не верь. Я что, буду перед тобой отчитываться?
— Не знаю, перезвони минут через десять.
— Алина ее зовут. Я тебе говорила, просто ты не слушал.
— Дурак, что ли? Она еще малолетка.
— Семнадцать.
— Ну, говорю же, не знаю, перезвони. Все, пока, целую.
Когда Марина вошла в комнату, я заливался смехом.
— Хватит ржать. А что, я не права, что ли?
— Мариночка, извини, но я пас. Если хочешь, иди сама.
— Знакомый звонил, приглашал на суши. Возле вокзала есть такой бар.
— Ну, а в чем проблема? Если хочешь, иди, я все равно буду спать. Мариша, — я сел на кровати, — я с удовольствием составил бы тебе компанию, поверь. Мне ведь интересно, чему старшая сестра может научить малолетку, — я снова засмеялся.
— Да иди ты, — тоже засмеялась Марина. — А что я должна была сказать? Он предложил, чтобы я с тобой приходила, а он Макса возьмет. Там еще будут Светка с Игорем, это тоже мои друзья, — Марина надула губки.
— Ну и что, сказала — сказала. Пусть докажут обратное, по паспорту я еще несовершеннолетняя. Так что ты правду соврала. Но вот только они никогда не поверят, что я девочка.
