Все было так иллюзорно и так необычно и в то же время безмятежно-спокойно, что уже не верилось, что глайдер стремительно несется, а не стоит на месте, что внизу лежит Саракш, и невообразимо далеко есть еще Земля, и что на обеих планетах есть города, леса, реки... Всеслав наслаждался комфортом, покоем и тишиной. Он невообразимо утомился за последние суматошные дни.
-Соскучился по солнцу и луне. -внезапно сказал Гурон. — По звездам — тоже. Скоро забуду, как они выглядят.
-А на Гиганде, на Надежде, что — солнца и звезд не видел?
-Ты не понимаешь. Там — все чужое, не наше...
Некоторое время они молчали.
-Даже если все пройдет благополучно, — вновь заговорил Гурон, — мы окажемся без связи. Причем неизвестно, на какое время.
"Да,— подумал Лунин,— без связи". Насколько все-таки проще было разведчикам, работавшим с доиндустриальными цивилизациями. Для них искусные мастера КОМКОНа-2 монтировали передатчики и приемники в браслеты и медальоны, диадемы и эфесы мечей. Хоть весь увешивайся, словно новогодняя елка игрушками. На Саракше же контрразведки аборигенов в два счета обнаружили бы любое устройство. Более того, медосмотр, произведенный саракшианскими врачами, при помощи зауряднейшей рентгеноскопии тут же выявил бы имплантат в теле обследуемого. Поэтому никаких (!) средств связи для Гурона и Пешки не предусматривалось. Орбитальным средствам инфракрасного сканирования сверхвысокой точности, сосредоточенным, прежде всего, на станции "Саракш-1", предстояло постоянно держать в поле зрения все острова и ожидать, спустя месяц после перемещения прогрессоров на Архипелаги, условленного визуального знака, означающего успех внедрения и готовность в данном районе принять связного. Для Пешки это был большой костер в форме пятилучевой звезды. Гурону же предстояло просигналить зажжением символа в виде квадрата, перечеркнутого диагоналями. Идея принадлежала Всеславу: "При всем хитроумии служб имперской госбезопасности им и в голову не придет, что НАВЕРХУ имеется нечто такое, чему можно сигнализировать, притом столь примитивным способом!"
-А вот что будет, — неожиданно сказал Гурон, — если мы сейчас отключим автопилот, развернем глайдер, возьмем курс на северный полюс, долетим до "Саракша-2" и откажемся участвовать в операции "Штаб"?
-Что случилось? — изумился Лунин.
-Пока — ничего... -буркнул Гурон. — Капитана на рее не повесим и Веселого Роджера на мачте не поднимем. Мне чисто теоретически любопытно представить, как на это среагировало бы руководство.
-Восприняло бы отказ с удивлением, пониманием и сочувствием, вернуло бы нас на Землю...
-Полагаешь?
-А какие могут быть варианты? — Всеслав подумал, пожал плечами, — Ну, может быть, перед тем подержало бы на Пандоре, напустило бы врачей с психологами. Осторожно и бережно выяснило причины срыва операции, в любом случае сочло бы их уважительными... Что еще? Не знаю...
-Ну-ну...
Разговор прервался и в течение всего полета больше не возобновлялся. Через полтора часа свист двигателей стал шепелявым, глайдер перешел на высотное барражирование над местом предполагаемой посадки. Бортовой вычислитель глайдера связался с "Саракшем-1" и запросил последнюю по времени информацию. На экране появилась карта, на которой присутствие людей в обследованном районе должно было обозначаться оранжевым цветом. Ни одна рыжая точка на карте не мерцала. Гурон удовлетворенно кивнул. Машина по спирали с сужающимися витками пошла на посадку. Окна вновь заволокло черно-серой пеленой. Нос глайдера чуть приподнялся, из днища выдвинулись опорные полозья и беззвучно ткнулись в песок.
-Полiт закiнчено. -сообщил вычислитель. -Якi накази? [6]
Помедлив несколько секунд, Гурон сказал:
-После высадки пассажиров — автоматическое возвращение на базу. Режим — полная радионевидимость.
-Гаразд.
Саракш, Хонти.
Пограничная зона
03 часа, 14 дня месяца Фиалок, 9590 год от Озарения
Всеслав настраивал себя на двухчасовой сон, но с неудовольствием отметил, что проснулся раньше. Гурон, впрочем, не спал вообще. Он сидел, прислонившись к кирпичной стене и задумчиво вертел в руках маленький компас.
Когда-то это было двуэтажное строение. Не жилой дом, а, скорее, какое-то служебное помещение. От него сохранились лишь бревенчатые стены и фрагменты крыши. Через гребенку обрушенных балок начинало по-утреннему сереть небо. Вдоль стен росли пучки слабоядовитых малиновых грибов. На гнилых досках пола, сохранившихся местами, чернели смердящие кучки.
-Провоняем тут. — равнодушно сказал Всеслав. — Такое чувство, что в эти развалины сбегается гадить все Хонти. Что, не нашлось лучшего места, чтобы провести остаток ночи?
-Не я выбирал. Здесь мы должны встретиться с Ходулей.
-Ах, так это проводник развлекается? Ну, тогда ладно, потерпим, Должен же и он получить интеллектуальное и эмоциональное наслаждения от осознания того, что его подопечные сидят в смраде.
-Кстати, он уже давно наслаждается. -заметил Гурон. -Сидит вон в том в кустарнике и размышляет, здесь ли мы.
-С чего ты взял?
-Около сорока минут назад в темноте что-то пошевелилось. На зверя не похоже. Потом, как начало светать, в нашу сторону поблескивали стеклышки бинокля. Дадим ему знак, пусть подходит.
Не вставая, Гурон поднял сломанную доску и потыкал в пласт штукатурки, висящий на куске электропроводки. Тот мерно закачался в оконном проеме.
-А вдруг это не Ходуля? Вдруг пограничники?
-Он.— спокойно ответил Гурон и Лунин в который раз с уважением подумал, что бывший малёк Левушка-Ревушка очень изменился, став прогрессором высшей пробы.
В дверном проеме бесшумно материализовался широкоплечий крепыш в видавшей виды рыжей кожаной куртке и старой кепке. Через плечо переброшен бурый вещмешок, в руке поблескивает автоматический пистолет. Грубое темное лицо с большим давно небритым квадратным подбородком, маленькими серыми глазками, смотрящими пристально и вместе с тем совершенно безразлично, словно на бродячего пса, влезшего куда не положено.
-Доброе утро, Ходуля. -сказал Гурон.
Глазки проводника прищурились.
-Доехали поездом, значится? — прогудел он, -Не передумали дальше?
-Здравствуйте, Ходуля. — жизнерадостно улыбнулся Лунин. Проводник перевел взгляд на него:
-А, тот, второй, значится...
-Ага, ага! — дурашливо закивал Всеслав, -Значится, я. Как хорошо, что мы такие пунктуальные! Присаживайтесь: посидим, подышим. Ароматно тут и, опять же, славное утро. Правда ведь?
На кирпичном лице проводника не обозначилось ни одной эмоции.
-Впереди — никого, — сказал он. — Можно от перегона до кладбища. Делать, что скажу, а если не так, жаловаться некому. Тут вам не там, тут вас рассуждать не будут.
Всеслав с благоговением выслушал тираду и тайком показал зевающему Гурону поднятый вверх большой палец.
Ходуля вышел из развалин, огляделся по сторонам и направился к лесопосадке.
Прогрессоры подхватили рюкзаки и последовали за ним.
За весеннюю ночь лесопосадка основательно отсырела, и скоро всем стало холодно. Особенно досаждала молодая травка, покрытая мелкой серебряной росой. Всеслав был в армейских сапогах, а вот сквозь шнуровку Гуроновых ботинок холодная сырость лезла совершенно беспрепятственно. Под ногами хлюпало, но уже не досаждали ни комары, ни мелкий гнус. Лесополоса осталась позади. Потом они пошли гуськом по сгнившим шпалам железнодорожной насыпи, с которой были содраны рельсы. Всеслав шел вторым и смотрел, как высыхают на кожаной куртке Ходули капельки сизого тумана. Проводник двигался легко, будто не было томительной ночи и беспокойного пережидания пограничных патрулей. Он был великолепно натасканным механизмом для выполнения своего нелегального дела, но было бы бессмысленно ожидать от него чего— либо другого, еще более нелепо, чем требовать от киберуборщика чтения Шекспира вслух. Ходуля механически посматривал по сторонам, но, судя по нему, все было вроде бы спокойно.
Плотный туман сворачивался, словно кислое молоко в кипятке и скатывался по обе стороны насыпи. Но он не собирался так просто сдаваться и кое-где налезал на рельсы густыми струями, так что там приходилось идти по колено в неспешно шевелящейся мути. Пахло мокрой травой, гнилыми шпалами и дегтем, грибами, ржавчиной. Внизу мало что было видно, кроме тумана, но Лунин догадывался, что налево и направо тянется обычная для этих мест слабовсхолмленная равнина с галечными россыпями, и мелкими оврагами. А слева за равниной во мгле должны прятаться невысокие обрывистые сопки.
Чуть дальше насыпь приметно шла вниз и полностью скрывалась в тумане. Они вошли в белые струи по пояс, потом с головой. И там, в мути, что-то было. Крупное. Недвижное. Не опасное. Действительно, Ходуля постучал подобранной палкой по чему-то металлическому, обошел его слева и вновь вернулся на дорожку из гнилых шпал. Перед Луниным сквозь белесую пелену проступил ряд пустых окон в остове ржавого автобуса. На проржавевшем боку смутно выделялась облупленная трехцветная эмблема хонтийских служб быта.
Светало. Туман усердно оседал росой и исчезал. На насыпи его не стало совсем, а по краям сизая непроглядность истончалась, проявлялись округлые зеленые вершины холмов. Между холмами местами уже можно был пеструю поверхность болотец, окаймленных низеньким хилым камышом. На горизонте, за холмами, показались зализанные вершины гор, и небо над ними было по саракшианским меркам "ясное" — ярко-серое с перламутровым отливом.
Ходуля резко изменил направление, свернув направо к унылому пространству, засыпанному кремневой щебенкой.
-Вперед, — негромко хрипнул он и, не дожидаясь, пока Пешка и Гурон догонят его, сбежал с насыпи. Теперь они шли параллельно ей. С каждым шагом трава под ногами становилась гуще и ниже, так что через четверть часа тройка шагала уже по зеленому упругому ковру.
-Тпру! — сказал Ходуля и сбросил вещмешок. — Короче, садитесь. Передышка всем. Можете курить.
Всеслав полез в рюкзак, расстегнул пуговицы на кармане, добыл газетный сверток и старый термос.
-Кто хочет хлеба с копченым салом?
Ходуля дымил дешевой сигаретой и проигнорировал предложение. Гурон согласно кивнул, выбрал бутерброд и принялся жевать: -Вкусно.
Всеслав протянул ему термосную крышку-стаканчик с горячим кофе.
Саракш, Хонти.
Пограничная зона
03 часа 30 минут, 15 дня месяца Фиалок, 9590 год от Озарения
Ходуля: Не свезло с погодой им, двум этим. Дождь пошел. И вот чего непонятно-то: который помоложе и покрупней, говорит: "Сейчас дождь будет". Другой — старше и хилее — не верит: "Дождь?" Младший уточняет: "Через десять минут. Плюс-минус две". Ну, в натуре, и полило аккурат в назначенное время. Машшарахша, колдуны какие что ли, вроде моей хозяйки из Ур-Иля? Ну, ежели чародеи, тогда ясно, с чего она за их проводку цену назначила чуть не вдвое больше, чем за остальных платила. Только зря, по-моему, они в Империю-то наладились. Начнут их там вскрывать да смотреть, как внутри устроены и где их ведьмачества упрятаны. Да, впрочем, и пёс с ними, мне-то что, коли уплочено. Дело мое ходульное: туда-сюда...
(Теплый весенний ливень. Гроза на Саракше с точки зрения землянина — странная. Из-за особенностей атмосферы гром не бухает и не грохочет, а басовито трещит и повизгивает. Молнии видны очень редко. Вода пропитала одежду, на обуви налипло по пуду грязищи. Дорог в приграничной зоне нет. Исчезли с началом набегов островитян. Есть расхлябанные колеи, заполненные то едкой пылью, то — как сейчас — жидкой грязью. Желтый камыш кругом. Вот в камыше открылось ровное овальное зеркало черной воды, посреди которого вонял ворох подозрительного тряпья. Опять камыш. Относительно сухой и чистый холмик с деревом посредине. Греющиеся ужи порскнули в воду. На холмике — разбитый миномет, завязший по самые ступицы.)
Ходуля: Хы, остановились. Увидели, значится. Ну, висит на дереве голый жмурик со связанными руками. Ну, язык высунул. Ну, почернел. И чего? Бывает. Теперь реже, чем в гражданскую, однако бывает. Сказать им, что можно, мол, остановиться под деревом да перекусить? Шутка юмора. Ххы! Не, не остановились, мимо прошли. И пусть их, больно надо связываться. Младшему верзиле вон предложил вчера поразмяться малость, так тот сначала отнекивался-отнекивался, потом встал в боевую стойку, а дальше... дальше, машшарахша, ну, ничего не помню... Завертелось все перед глазами, искры посыпались, глядь — мордой в подорожнике валяюсь, млею. А с виду-то он вроде нескладный. Ну их...
(Дождь прекратился. Скользкая тропинка вела вверх по склону, петляя меж кустов и деревьев. Впереди маячила черепичная крыша башнеобразной постройки. Последним испытанием оказались высокие, почти в рост человека, папоротники. Очевидно, они приняли на себя все мыслимые небесные осадки и с величайшим усилием сохраняли воду на резных листьях, чтобы дождаться путников и прицельно облить их. Каждую успешно попавшую за шиворот струйку Лунин встречал изысканным сквернословием на блатном жаргоне базового языка.)
Ходуля: Ага, хижина сбоку. Известная донельзя. Сколько раз проходил — все удивляюсь, откуда такое. Дом круглый, стены — плетень, окошек нету. А у входа чего не понашвыряно — черепки, железки ржавые, гнилые деревянные лопаты и колья. Все травой заросло. Крыша когда-то соломенной была, потом истлела, ветром туда семян травяных нашвыряло, проросли. Так что вместо крыши — зеленая дерновая шапка. Внутрь я ни разу не заглядывал и не хочу. Даже если кто скажет, что там сокровища самого князя Гур-Шуша зарыты. Ну, все, за поворотом — ограда будет, дошли, значится.
(На возвышенности стояла старинная постройка. Лет шестьсот назад здесь основали нечто среднее между монастырем и маяком. На верхнем этаже высокой башни горел огонь, видный издалека как с моря, так и со стороны суши. Этажом ниже гудел большой колокол. Башню обступали спальни "отцов-путеуказателей", пекарни и кузницы, прочие хозяйственные сооружения. Двор обнесен каменной оградой и даже рвом. Строили тогда на века, даже сейчас все было в весьма приличном состоянии.)
Ходуля: У младшего, который насчет подраться не промах, нюх точно собачий. Учуял он чего-то. Даже раньше меня. Остановился, руку молча задрал. Классный бы из него проводник вышел, конкретный. Ну и мне тоже почудилось, что кто-то тут побывал. Чего там и где — не могу скумекать, а вот скребет на душе и все тут. Постолбели у ворот малость да и вперлись с бережением. "Пахнет морем". -сказал тот, что помладше и поздоровше. Другой кивнул в согласии. А чего бы не пахнуть? Море — вон оно, влезь на ту дурилу каменную да глазей на здоровье в бинокль на воду. Сподручно так, все видно, как у дервиша пандейского на лысине. Ихняя лодка имперская всплывает, ракеты выбрасывает, я ракетами отвечаю, баранов своих вывожу на берег. Мне офицеры пароль, я им пароль. "Конвой сдан!" — "Конвой принят!" И шабаш, в натуре, разбежались, подальше от этих головорезов подводных...
Саракш, Хонти.
Пограничная зона. Обитель "отцов-путеуказателей".
