Он кивнул на своих спутников и представил их:
— Это Эномай и Спартак.
— Я думал, ты придешь один.
— Это мои люди. Они в курсе наших дел.
Квинт покосился на Аристида. Тот удивленным не выглядел.
— Слишком много ушей, — недовольно сказал оск.
— Не понимаю, чего ты таишься. Время игр в тени прошло. Вы сражаетесь.
— Да, мы сражаемся.
— А зря. Зря меня не послушались.
— Не послушался Телезин, — возразил Крикс.
— Теперь уже не важно. Телезин всех самнитов втянул в эту бойню. Сам геройски сложил голову, а расхлебывать придется вам. Ты думаешь, Сулла про вас с Мутилом забудет? Все ваши крепости падут. Норбу уже предали огню. Та же участь ждет Эзернию и Нолу.
Крикс покусал губы.
— В прошлый раз ты говорил, что царь... заинтересован. Есть ли еще возможность?
Эвдор снова покачал головой.
— Царь заинтересован. Но он сейчас не в том положении, чтобы оказать вам военную помощь. У вас один выход — покинуть крепости и уйти в горы. Исчезнуть до поры. Еще придет время борьбы. Я специально привел с собой этих людей, чтобы вы знали, с кем можно будет говорить, кроме меня. Мало ли что случится. Но сейчас у вас нет другого выхода.
— Мутил не сдаст Нолу, — вздохнул Крикс.
— Тогда вы все погибнете, — сказал Эвдор.
— Ты сам только что сказал, что время игр в тени прошло. Римляне переловят нас поодиночке.
Квинт слушал, постепенно вникая в суть происходящего. Дела, которые обсуждали Эвдор и Крикс становились для него все более прозрачными. Как и тот путь, который следует избрать ему, Квинту Северу, марианцу. Он встрял в разговор:
— Думаю, есть еще время. Сулле пока не до вас. Нужно связаться с Серторием. Он и Эвдор могли бы собрать несколько десятков кораблей и вывезти ядро вашего войска из Нолы и Эзернии.
— Куда? — спросил оск.
— В Испанию. Теперь там собираются все наши сторонники для продолжения борьбы. Я служил под началом Сертория и мог бы стать связующим звеном между вами.
Все, маски сброшены. Теперь нечего таиться и перебрасываться полунамеками. Выбор сделан. Единственно верный выбор. Нечего тут долго рассуждать.
— Ты предлагаешь оставить наши дома, семьи? Покинуть родину? — спросил Крикс.
— Борьбу можно продолжить только так. Иначе вас сомнут.
— Не думаю, что Папий пойдет на это.
Эвдор огляделся по сторонам.
— Все же ты выбрал неудачное место, Крикс. Тут слишком шумно. Пойдемте, я знаю, где мы сможем переговорить спокойно.
— А ну стой! Куда рванулась? Чего там увидала? — крикнул надсмотрщик, схватив за светлые волосы молодую рабыню, которая отчаянно вырывалась и кричала, высматривая что-то или кого-то у мясных рядов.
— Чего она, Нумерий? — недовольно повернулся к надсмотрщику купец.
— Да чего-то взбеленилась сука! Не пойму, что на нее нашло. Все стояла смирно.
— Ты что орешь? — рявкнул купец в лицо девушке, — рот закрой, потаскуха! Распугаешь покупателей, я шкуру с тебя спущу!
Та перестала кричать, сжалась в комочек и тихонько всхлипывала, повторяя еле слышно одно единственное слово. Или имя...
— Ну что за собачий язык у вас, варваров, — раздраженно бросил купец, — заткни пасть! Ну как тебя такую продашь, а?
Он провел пальцами по спине рабыни, на которой белели следы от наказания плетью. Их было много. Девушка вздрогнула.
— Дикая строптивая сука. Нумерий, убери ее с помоста, она весь товар портит. За сирийку пришлось сто денариев скинуть. Тот лощеный хрен все морщился и спрашивал, все ли у меня рабыни такие дикие.
— Куда ее? Обратно в клетку?
— В клетку. Боги, ну что за день сегодня? Никакой торговли. Половину баб придется оптом сбывать в "волчатник". За бесценок. А эту вообще только в довесок возьмут. Ну какого Оркова хера я связался с этим тарентинцем? Сразу же было понятно — гнилой товар, порченный. Беглые, дикие. Цена им асс. Да и асса-то не стоят. Эх...
24
Испания, Тарракон, весна 672-го года от основания Города
В майские иды в лагерь под Тарраконом вернулся Гай Анний Луск. Возложенная на него задача была полностью выполнена. Серторий убрался из Испании. С ним ушло около двух тысяч сторонников. Луск опасался, что нурсиец отправится в римскую Африку, где под началом зятя Цинны, молодого Домиция Агенобарба, собралось много недобитых марианцев, поддержанных нумидийским царем. Однако вместо этого Серторий бежал в Мавретанию, чем совершенно успокоил Луска.
Гай Анний достиг цели кампании, избежав крупных столкновений с врагом, отчего чувствовал себя чуть ли не триумфатором. Легионеры предвкушали долгожданный отдых и шли бодро, позабыв про тяжесть поклажи.
Луск тоже пребывал в добром расположении духа, был полон нерастраченной энергии, поэтому практически сразу, едва приняв ванну с дороги, стал вникать в дела. Подчиненные один за другим потянулись с докладами. По рангу первым должен был отчитаться Глабр, но Луск предпочел раньше выслушать своего друга и верного клиента. Лидону это было только на руку, ибо позволяло изложить дела, так, как он считал нужным, без искажений и притягивания за уши фактов, чем мог бы увлечься Глабр.
Гай Анний слушал корникулария внимательно, а Тиберий излагал суть дела очень подробно, не утаивания ни малейшей детали. Во время рассказа пятидесятилетний наместник хмурил густые седые брови, иногда приподнимал их в удивлении. Задумчиво потирал горбинку носа (довольно внушительную). Он хорошо знал Лидона, поэтому не сомневался, что тот не просто пришел к неким выводам, но имеет что предложить по развитию ситуации. К мнению своего клиента Луск всегда прислушивался.
— Что ты посоветуешь, Тиберий?
Луск сидел за тем столом, за которым еще недавно вел допросы Тиберий, а сам начальник канцелярии теперь довольствовался другим, стоявшим в углу штабной палатки.
— Мы просто обязаны эту компанию использовать, — ответил Лидон.
— Это понятно. Как?
— Полагаю, Клавдий не обрадуется, но я предлагаю их отпустить.
— Вот прямо так запросто? — удивился Луск.
— Да, отпустить. Фактически, прямых доказательств для их осуждения, как морских разбойников, мы не имеем. Но даже если бы они и были, я все равно предложил бы отпустить пиратов. Если их казнят, мы не получим с того никакой выгоды. Всего лишь разрежем одну ячейку сети, которой Митридат опутал Италию и Грецию, но остальные никуда не денутся.
— Ты планируешь отпустить их, но приглядывать? Осуществимо ли это? Они выйдут в море, и ищи-свищи...
— Этот критянин, Дракил, готов с нами сотрудничать. Он испытывает неприязнь к вожакам, с большим злорадством высказывал свои подозрения в отношении Эвдора, охотно отвечал на вопросы. Он довольно жаден и беспринципен. Идеально подходит для дела. Эномай, полагаю, постарается вновь соединиться с Эвдором. Было бы очень неплохо присматривать за его деятельностью. Они будут заходить в римские порты. Я могу назвать критянину пару верных людей для связи в Остии и Неаполе. Конечно, было бы неплохо иметь кого-то на востоке, но там у меня никого нет. И лучше будет, Гай Анний, если я вернусь в Рим. Там у меня появится несравнимо больше возможностей. А здесь я тебе не очень-то и нужен.
— Ты прав, — согласился Луск, немного подумав, — я дам тебе рекомендательное письмо к Сулле, изложу суть дела.
— Так мы отпускаем пиратов?
— Пожалуй, да. Надеюсь, что ты не ошибся насчет этого критянина. Следует их освобождение обставить так, чтобы не вызвать никаких подозрений от внезапной перемены нашего отношения к ним.
— Само собой. А что делать с Севером?
— С Севером? — переспросил Луск.
Наместник сцепил пальцы в замок, уперев локти в стол. Думал он долго.
— А нужен ли нам в этом деле Север?
— Я считаю — нужен.
— Зачем?
— Я не могу предсказать, как поведут себя пираты без него.
— А с ним, можешь?
— С высокой вероятностью. Если Север будет с ними, они продолжат попытки выхода на марианских лидеров.
— Ты все еще считаешь Сертория фигурой, заслуживающей внимания? — хмыкнул Луск.
— Я бы не стал этого исключать, пока он жив.
— Знаешь, Тиберий, в Новом Карфагене до моих ушей дошел любопытный слух. Якобы недавно, когда Серторий на юге вел переговоры с лузитанами, склоняя их к союзу против нас, он заявил, что устал от братоубийственной войны и мечтает отплыть на некие острова Блаженных[132], расположенные в океане за Геркулесовыми столбами.
Лидон задумался.
— Но отплыл он в Мавретанию. Скорее всего, этот слух он сам и распространил, чтобы мы думали, будто он хочет выйти из игры.
— Хм... Возможно ты и прав.
— Пусть даже не будет Сертория, — развивал мысль Лидон, — немало марианцев собралось в Африке.
— Да, и выбить их оттуда будет не просто, — вынужден был признать Луск, когда-то служивший комендантом Лепты, одной из африканских крепостей, — но без Севера понтийские шпионы вряд ли смогут сговориться с ними. Тут нужен именно римлянин.
— Квинт Север, — кивнул Лидон.
— Предлагаешь его тоже отпустить? Но как это возможно? Он разоблачен. И он и Эномай сразу поймут, что освободили их неспроста, не по доброте душевной.
— Я предлагаю позволить ему сбежать.
Луск потер гладко выбритые щеки и отбил пальцами по столу замысловатый ритм.
— Сбежать... Допустим, пиратов мы отпускаем, а Севера нет. Эномай наверняка спросит, почему.
— Думаю, можно даже не скрывать правду, ведь Эномай, скорее всего, знает, что Север — римлянин. В подробностях ничего объяснять, естественно, не станем. Много для них чести.
— Хорошо. А прежде, чем они отплывут, Север бежит. Как-то все слишком гладко выходит.
— Я продумаю организацию побега. Думаю можно обставить дело так, чтобы не вызвать у них подозрений.
Луск помолчал. Потом встал из-за стола, прошелся по палатке.
— Позволить сбежать...
Видя, что патрон колеблется, Тиберий сказал:
— Его смерть все равно не принесет нам никакой пользы, разве что Клавдия порадует.
— Все это очень рискованно. Выпускаем врага, который способен доставить нам немало неприятностей. Союз понтийцев с марианцами... Не преувеличиваешь ли ты угрозу, исходящую от них? До чего они там могут договориться? Какую опасность может представлять Агенобарб, когда разгромлены полководцы куда старше и опытнее его? Сулла затушит и этот костер, не слишком утомившись. К чему такие сложности? Да и отследить шпионов будет непросто. Нужна целая сеть верных людей во множестве портов. Ты сам сказал, что обеспечишь пригляд лишь в Остии и Неаполе.
— А вот у Митридата, судя по всему, такая сеть есть, — возразил Лидон, — не пора ли нам задуматься о противодействии?
— Это не спасло царя от поражения, — отмахнулся Луск.
— А наша беспомощность в этом вопросе стоила жизни десяткам тысяч римлян, перебитых в Азии по приказу царя. Ты ведь знаешь, что это злодеяние стало для нас совершенно неожиданным. Они смогли спланировать его, сохранить в тайне и осуществить одновременно во множестве городов. Наших городов, на тот момент. Это говорит о том, что шпионская сеть реальна, обширна и чрезвычайно эффективна. Сейчас появился шанс проникнуть в нее. Когда представится другой? С царем еще придется воевать. Сил у него много. Полагаю, Мурена в полной мере это прочувствовал.
— Но отпускать марианца... Не проще ли вывернуть его наизнанку? Полагаю, они его посвятили в свои дела, раз он им помогает с Серторием.
— Не факт, что посвятили во все. К тому же он упорно молчит.
— Молчит? К нему ведь применяли допрос с пристрастием?
— Применяли. Глабр поначалу весьма рьяно за это взялся. Я потом приказал прекратить. Опасался, что Клавдий его раньше времени убьет. Он выглядел... заинтересованным.
— Личная неприязнь? Что-то было между ними? Север совершил какое-то оскорбительное деяние?
— Не могу сказать. Сам Клавдий не назвал причин для такого отношения. Из его слов можно сделать вывод, что он просто изначально отнесся к марианцу с предубеждением и оно со временем лишь возрастало.
— Значит, Клавдий начал дознание ретиво... Добился чего-нибудь?
— Нет. Я же говорю, Север молчит.
— Ну, если уж Глабр спасовал... — удивленно протянул Луск, — при его-то репутации...
Наместник поморщился, потер лоб.
— Надо бы поглядеть на этого несгибаемого Севера. Ладно, Тиберий, будь по-твоему. Устрой ему побег так, чтобы не заподозрил, будто его отпустили. Потом поедешь в Рим. И давай будем молиться, чтобы этот твой критянин сделал то, что мы от него ждем.
Дикая боль в суставах постепенно спадала. Все-таки Глабр не успел искалечить его непоправимо, этот следователь, Лидон, помешал ему.
"Значит, я все еще нужен".
Нужен. А для чего?
Когда он встал под Орла и попал на свою первую войну, то довольно скоро столкнулся с такой не слишком приятной процедурой, как допрос. В легионах Тита Дидия с пленными кельтиберами не церемонились. Варвары знали, как сложно противостоять римлянам в открытом бою и предпочитали бить исподтишка, из засад, в спину. Летучие отряды, скрывавшиеся в горах, ловить было очень трудно, потому сведения об их местонахождении из пленных выбивали с крайней жестокостью.
Квинт тогда не задумывался, насколько она оправдана. Угрызения совести его тоже совсем не мучили, но все же бесследно для него картины пыток не прошли. Глядя на истязаемых дыбой и каленым железом варваров, он думал о том, смог бы выдержать такое сам. Выдержать и не сломаться. Выдержать и промолчать. Вот и пришел час проверить.
Про Клавдия говорили, что в его руках не молчат. Квинт знал, что это не совсем так, но все же число тех, кто смог умереть, не ответив на вопросы Глабра, было исчезающе мало. Определенно, он обладал большими способностями, но в этот раз излишняя личная неприязнь подвела его. Квинт слишком быстро терял сознание от боли и подолгу приходил в себя. Сначала его просто били, потом привязали к деревянному столбу, предназначенному для наказания провинившихся солдат. Тех пороли розгами, но на Квинта "ивовую кашу" тратить не стали. Едва не содрали всю кожу со спины кнутом. Работал лично Квадригарий, оказавшийся большим мастером в этом деле.
Потом подвесили на дыбе. На протяжении всей предыдущей экзекуции Квинт умудрялся хранить молчание, сжав зубы, но когда затрещали суставы, когда мышцы и сухожилия натянулись, как струны, когда нечеловеческая боль стала непрерывной, он закричал. Крик и семиэтажная брань вытолкнули из головы все мысли. Он просто орал, не пытаясь бороться с собой, и уже от одного этого чувствовал облегчение. Он поносил сулланцев и их матерей и не слышал вопросы, которые ему задавали.
Глабра интересовало, что киликийцы делают на западе, о чем сговорились с Серторием. Как Север с ними связался? Глабр добивался, чтобы марианец сознался в морском разбое, чтобы оговорил себя, рассказав, будто воевал на стороне варваров во Фракии. Эти признания его, похоже, заботили больше всего. Вопросы сыпались хаотично. Квинт не ответил ни на один.
