Ровно через час одинокий путник ступил под покровы густого лиственного леса. Безлюдье окрестных территорий, расположенных в самых густонаселённых районах Оканы, поражало — за всё время пути мужчине так и не встретился ни один человек. Ещё почти час ходьбы, и, вынырнув из кутающегося в подступающие сумерки леса, дорога вывела его к небольшому городку, приютившемуся почти на самой опушке. Городок едва насчитывал сотню домов — небольших, аккуратных, одно-двухэтажных, утопавших в зелени прилегающих садов. Скорее даже не город — просто населённый пункт. Но по отношению к окрестному безлюдью мужчина предпочёл считать его городом. Там же путник увидел и первых людей — горожане спокойно занимались своими делами, не обращая внимания на одинокого путника, уверенно идущего по дороге. Однако путник не остался незамеченным — иногда он ловил на себе мимолётные заинтересованные взгляды жителей городка.
Оставив городок побоку, дорога обрывалась перед ступенями громадной пирамиды, возносящей венчающий её шпиль к самому небу. В лучах заходящего солнца шпиль сверкал ослепительно ярко, разбрасывая золотые блики по граням пирамиды. Освещённые последними лучами солнца, ступени зиккурата отбрасывали на землю длинные изломанные тени. Не задерживаясь у подножия, путник поднялся по ступеням пирамиды и вошёл в наполненную таинственным полумраком гигантскую арку входа.
Пройдя по широкому коридору, мужчина вышел в громадный зал, скрытый полумраком. Скудное освещение не давало полностью рассмотреть величие гигантского сооружения — задрав голову, мужчина увидел лишь скрывавшиеся в высоте колонны, поддерживающие воздушную галерею, узким кольцом опоясывающую помещение. В дальнем конце зала куталась в полумрак статуя гигантского ящера, раскинувшая в стороны уходящие во тьму громадные кожистые крылья. Мужчина, немного поколебавшись, подошёл к статуе, остановившись перед ступенями, ведущими к трону, и достал из-за пазухи небольшой золотой медальон с изображением такого же дракона, как и нависшая над ним статуя. Звенящую тишину зала разбил неуверенный голос:
— Я пришёл...
Шелестящие отзвуки голоса путника, пометавшись под сводами зала, затихли, и опять пришла тяжёлая, давящая тишина, но в зале ничего не изменилось — всё так же гулко стучало сердце, и так же над одиноким путником нависала громадная и пугающая статуя дракона, казавшаяся кошмаром, который вот-вот оживёт и сделает первый шаг, раздавив своими лапами посмевшего вторгнуться в его жилище дерзкого нарушителя. Чувствуя, что его решительность утекает, как вода из дырявого котелка, мужчина собрал остатки самообладания и уверенным голосом, глядя прямо в переливающиеся зелёным потусторонним светом глаза ящера, сказал:
— Я не знаю кто ты, но Дэнни Рэй сказал, чтобы я обратился к тебе. Я пришёл стать его воином.
Слова путника ещё метались шелестящими переливами под сводами зала, а картина перед пришельцем уже менялась — редкие пробегающие по чешуе ящера радужные блики вспыхнули, глаза рептилии зажглись ярким зелёным светом, и на резном каменном троне, разместившемся между лап дракона, возник разгорающийся клочок тумана, который, почти сразу же сгустившись, обернулся сидящей на троне ослепительно красивой молодой женщиной в короткой белой тунике. Густые длинные золотисто-льняные волосы водопадом стекали по её плечам и, свиваясь полукольцами на резных подлокотниках трона, опадали на пол. Покачивая обутыми в белые лёгкие сандалии на босу ногу длинными изящными ногами, женщина с интересом разглядывала стоящего у её ног незнакомца, устремив не него свои огромные, зелёные, слегка миндалевидные глаза, окаймлённые пушистыми ресницами.
Молчание грозилось затянуться, и мужчина разрушил его первым, спросив:
— Вы богиня Таня? Дэнни сказал, что на мою просьбу, скорее всего, откликнитесь именно вы.
Сурово посмотрев на него, женщина спросила:
— А ещё что сказал тебе мой жрец? Говори, смертный!
— Дэнни сказал, что вы можете сделать меня его воином.
— Мальчик решил создать своё собственное небесное воинство? — подперев кулачком щёку, задумчиво проговорила женщина, разговаривая, по-видимому, сама с собой...
И, уже для стоящего перед ней мужчины:
— Я богиня Таня, жена Создателя Одина, бессмертного творца миров. Готов ли ты, смертный, носящий в этом мире имя Крис Торуга, встать под крыло верховного жреца моего, исполняющего волю мою, и служить ему верой и правдой, не щадя своей жизни, до скончания дней своих?
— Готов, богиня! Дэнни Рэй обещал мне, что в служении ему не будет лжи, подлости и предательства. Такой службе я готов отдать всю свою жизнь.
— Подумай ещё раз, смертный, обратной дороги у тебя не будет. Пока у тебя есть возможность вернуться — тебя выпустят из моих владений, проводив до границ клана. У Торуга тебя ожидает обеспеченное будущее.
— Деньги с некоторых пор меня не интересуют, богиня... Мне важнее, как я буду жить дальше. Твой жрец и мой друг говорил, что честь для него важнее жизни. Я хочу остаток своей жизни прожить так же.
— И в третий раз я предлагаю тебе отказаться. Путь, который ты выбираешь, труден и полон опасностей, а в конце пути тебя поджидает смерть. Готов ли ты променять спокойное и обеспеченное будущее у Торуга на полную невзгод неизвестность под крылом моего жреца?
— Готов! — голос мужчины обрёл силу и твёрдость, плечи его развернулись, голова поднялась, и глаза встретились с глазами сидящей на троне богини.
Прошли мгновения, тягучие, как капли древесной смолы, но мужчина смотрел прямо в глаза богини, не отводя взгляда. И, когда молчание уже отразилось липким холодком страха, пробежавшим по позвоночнику Криса, богиня торжественно ответила:
— Да будет так!
Эпилог
В Тарии стояло раннее осеннее утро. Солнце совсем недавно вынырнуло из туманной дымки над горизонтом, свежий, ощутимо прохладный ветерок, дующий с континента, обдувал лицо юноши, принося пряные запахи прелой листвы и осеннего леса. Дэнни стоял на ступенях храма Одина, с высоты обозревая лежащий у его ног город, который он не видел пять лет. Здесь же за время его отсутствия прошли десятилетия. Подросли и стали взрослыми младшие братья и сёстры, наверняка появились новые... Мир продолжал жить своей жизнью, и ему не было никакого дела ни до исчезновения, ни до возвращения одного из миллионов своих детей. Мир просто жил. Дэнни бросил ещё один взгляд вниз, захлёбываясь от накативших на него воспоминаний, и зрелище пасторальной картины раскинувшегося внизу сонного города навеяло на него лёгкую грусть, смешанную с прочно поселившейся в глубине груди тоской. Тоской по канувшей в прошлое беззаботной юности, которой у него никогда больше уже не будет...
Рядом с юношей молчаливо стояла, опустив глаза в землю, молодая девушка в невзрачной светло-серой мешковатой одежде, держащая на руках спящего годовалого ребёнка — судя по одежде, мальчика. Ребёнок, одетый в лёгкую светло-серую рубашку и такого же цвета штанишки, свернулся калачиком и, засунув в рот оттопыренный большой палец сжатой в кулачок правой руки, сосредоточенно его во сне посасывал.
Повернув голову к девушке, Дэнни с вымученной улыбкой спросил:
— И как тебе твой новый дом? Нравится?
— Рабам не может что-то нравиться или не нравиться, господин, они не имеют чувств. Их задача — исполнять приказы хозяина, — голос девушки был сух и механически безэмоционален.
— Даже так? — улыбка сползла с лица юноши, — и какие приказы будешь исполнять ты?
— Любые, господин...
— Любые, значит... Какая у меня, оказывается, послушная рабыня... Кстати, как тебя зовут?
— У рабов нет имён, господин.
— Тогда я буду звать тебя Ильва.
При этих словах девушка ощутимо вздрогнула, но, через пару мгновений, видимо, набравшись мужества, переспросила:
— Почему именно Ильва, господин?
— Потому что я так захотел. К тому же мне показалось, что это имя должно тебе подойти. Ты согласна с этим именем?
— Как прикажете, господин...
— Считай, что приказал. Кстати, как хорошо ты знаешь медицину?
— Достаточно хорошо, господин.
— Насколько?
— Я смогу дать вам почти всё, чем владеют Камэни.
— И какой твой уровень в иерархии учёных Камэни?
— Мне запрещено говорить об этом, господин.
— Даже так? — Дэнни поднял девушку за подбородок и внимательно посмотрел той в глаза, отчего она невольно отвела взгляд и опустила свои длинные пушистые ресницы, — и сколько же тебе на самом деле лет?
— Мне запрещено говорить об этом, господин!
— Значит, ты значительно старше, чем выглядишь... Кстати, а мужчина у тебя был? И есть ли у тебя дети?
— Мне запрещено говорить об этом, господин...
— А о чём тебе тогда разрешено говорить?
— Я могу говорить о медицине, господин.
— И всё?
— И всё, господин.
— Значит, ты исполняешь любые мои приказы, делаешь всё, что я тебе прикажу, но разговаривать со мной можешь только о медицине?
— Да, мой господин...
— Да ты посмотри, прямо-таки идеальная рабыня! Молча делает всё, что ей прикажут, а в свободное от работы время занимается обучением своего хозяина! Кстати, а что ты умеешь делать?
— Я не совсем поняла ваш вопрос, господин...
— А чего тут не понять? Готовить умеешь?
— Что готовить, господин?
— Пищу готовить. Еду. Брать сырые продукты — мясо, овощи, злаки, и из них готовить еду. Чтобы её есть. Люди, вообще-то, иногда едят — тебе ли, как специалисту по медицине, этого не знать?
— Нет, господин, я никогда не готовила еду из названных вами продуктов. В империи для этого используют синтезаторы.
— Ничего, какие твои годы, научишься. А домашнее хозяйство вести умеешь?
— Простите, господин? Что вести? И куда?
— Убираться в доме. Мыть полы, протирать пыль, стирать бельё, ухаживать за огородом и домашней скотиной. Растить моего сына.
— Нет, господин...
— И этому научу. Спать со мной тоже входит в твои обязанности?
— Что вы понимаете под словом "спать", господин"? Отдыхать ночью?
— Нет, под словом "спать" я понимаю естественные физиологические функции, происходящие между мужчиной и женщиной. Половой акт, если тебе, как медику, это будет понятнее.
Да, господин...
— Что "да"?
— Удовлетворение ваших естественных физиологических функций тоже входит в мои обязанности, господин.
— Я с каждой минутой всё больше и больше восторгаюсь своим приобретением! Какая ценная и послушная рабыня мне досталась! При следующем посещении Камэни я обязательно передам госпоже Иллэри слова личной благодарности! — слова юноши были полны сарказма.
Девушка при этих словах своего спутника только ниже склонила голову, промолчав. Дэнни же, внимательно посмотрев на затылок девушки, добавил:
— Впрочем, если совместная постель со мной тебе неприятна, ты можешь сейчас мне об этом сказать — тогда совместная постель из твоего дальнейшего времяпрепровождения будет исключена.
— Нет, господин, — голос девушки был едва слышен, — я... Я буду спать с вами...
— И ты сама этого хочешь? Тебе это доставит удовольствие?
— Да... Господин...
— Ну, раз ты сама этого хочешь, постараюсь доставить тебе удовольствие уже этой ночью.
— Как будет угодно моему господину...
— И всё? И даже ничего не хочешь спросить?
— Будет ли мне дозволено задать вам один вопрос, господин?
— Дозволяю. Спрашивай, о чём хочешь.
— Мне дадут противозачаточное?
— А почему тебя это так сильно взволновало?
— Господин... От связи мужчины и женщины могут появиться дети...
— Да неужели? Ты так в этом уверена? Наверное, в этом тебе сильно помогло твоё медицинское образование?
— Простите, господин, что я своим вопросом вызвала ваш гнев, подобное больше не повторится...
— Да ничего, ты, пожалуй, имеешь право знать, как с этим вопросом обстоят дела в мире, в который ты попала. Видишь ли в чём дело, моя дорогая рабыня, противозачаточное здесь не используют по двум причинам. Причина первая — все женщины, которых ты здесь встретишь, маги, и они в состоянии простым мысленным приказом предотвратить беременность. А причина вторая — даже имея возможность в любое время предотвратить беременность, женщины этой страны далеко не всегда используют это своё умение. Причина проста — они хотят жить, и хотят жить долго. Скажи, ты сама хочешь жить тысячи лет, или мечтаешь умереть от старости, не дожив и до ста?
— Я хочу жить, господин...
— А Камэни в этом мире нет, как нет и их омолаживающих клиник. Это мир магии, моя маленькая рабыня, и получить вторую молодость можно только из рук здешних богов. Но боги никогда и ничего не дают бесплатно. Знаешь, какую цену боги желают получить от здешних женщин за вторую молодость?
— Нет, господин...
— Они требуют, чтобы женщина подарила этому миру не менее шестерых детей. Впрочем, я неправильно выразился, слово "требуют" здесь неуместно — боги никогда и ничего ни от кого не требуют. Люди в этом мире имеют полную свободу воли и не склоняют свою голову даже перед богами. Вторая молодость — это милость, это дар богов за тяжёлый женский труд — рождение детей. Так что я бы посоветовал тебе очень хорошо подумать, прежде чем попытаться найти или самостоятельно изготовить противозачаточное — подозреваю, что как специалисту по медицине, найти или изготовить из подручных препаратов подобное средство для тебя не составит особого труда. Цена за омоложение тебе теперь известна.
— Я не буду искать противозачаточное, господин...
— И при этом согласна делить со мной ложе?
— Да, господин...
— Ильва, я не понимаю... Я предлагаю тебе посвятить все свои дни тяжёлой работе, а по ночам — согревать мою постель. С каждым сказанным мною словом я всё ждал, когда же у тебя наконец-то проснётся гордость, и ты откажешься от подобной жизни, но ты безропотно соглашалась на всё, что я тебе предлагал. Скажи, ты что, действительно согласна на такую жизнь?
— Да, мой господин, — низко опущенная голова девушки опустилась, казалось, ещё ниже.
— Но почему? Почему ты соглашаешься на то, на что ни одна из наших женщин не пойдёт даже под страхом смерти? Ответь мне на один вопрос. Только на один, но ответь честно. Считай, что это приказ, и от твоего ответа будет зависеть твоя дальнейшая жизнь!
— Я просто очень хочу жить, господин...
— Ну что ж, каждый человек вправе сам выбрать свою судьбу, и ты только что выбрала свою. Я не вправе препятствовать тебе в твоём собственном свободном выборе — он твой и только твой, я лишь скажу, что ты получишь за свой выбор. А получишь ты долгую жизнь, к которой так стремилась и за которую готова продать всё, что угодно, включая даже собственную гордость и собственную свободу. Впрочем, не знаю, стоит ли долгая жизнь подобных жертв. Пошли, рабыня, я покажу тебе твоё место...
Дэнни, не глядя на свою спутницу, начал спускаться по храмовым ступенькам. Немного помедлив, девушка, не поднимая головы, проследовала за ним. Она молча шла, прижав к груди ребёнка и опустив взгляд на понижающиеся полированные гранитные ступени под своими ногами. По щекам девушки катились слёзы, которые ни она сама, ни её спутник, погружённые в собственные мысли, не замечали...
